Фаина Гримберг - Примула. Виктория
Луиза фон Литцен, в чёрном шёлковом платье, протягивает руку в нитяной митенке и ведёт принцессу назад в классную комнату. Комната большая и удобная. Здесь находится один предмет, весьма занимательный для маленькой Виктории. Когда она смотрит на этот предмет, в её детской душе роем поднимаются смутные желания. Ей хочется путешествовать, видеть чужих людей, одетых ярко и непонятно, слышать говорение на непонятных звонких языках, ехать верхом; но не на смирном пони в парке, а на горячем белом сказочном коне... Возбудительный этот предмет — огромный итальянский сундук — cassone. Стенки его причудливо расписаны, золочёные украшения потускнели от времени. Сундук пуст. Быть может, он принадлежал старинной королеве Бэсс Тюдор... Вики обеими руками откидывает крышку, залезает в сундук и садится, как в лодке, ухватившись за деревянные стенки, как за борта... Луиза фон Литцен выжидает, как обычно, давая ребёнку возможность насладиться мгновениями свободы. Затем делает принцессе замечание, помогает девочке выбраться из сундука и оправляет на ней платьице... Книжный шкаф красного дерева заполняют учебники и полезные книги. Стену украшает старинный гобелен, долженствующий напоминать девочке о древности той страны, где она родилась. На гобелене король и королева, в длинных одеяниях складчатых, с коронами на головах, сидят за шахматной доской в саду; а мимо проезжают вереницей сокольничие на конях; у каждого одна рука высоко согнута и на латной рукавице сидит сокол в клобучке... История, география, грамматика английская, грамматика немецкая, география, арифметика, музыка, пение, танцы... «C’estbien!» — хорошо, очень хорошо!.. Она знает, что никто не станет зря хвалить её!.. Но она провинилась; она знает, что сегодня она провинилась!..
Вот и время сна. Вот и её детская. Знакомый умывальник с овальным зеркалом. Стулья с мягкими сиденьями, обитыми синей камкой, и с такими жёсткими спинками. Похолодало. В камине разведён огонь. Ковёр с ярко-синими узорами на коричневом фоне. Светлые стены с бордюром из нежно-голубых незабудок, переплетённых с несметным множеством золотых листьев и завитков. На каминной полке — две фарфоровые вазы. Каминный экран украшается карандашным рисунком маленькой принцессы — птица иволга присела на ветку и раскрыла клювик; она, вероятно, поёт звонкую песенку. Подлокотники креслица поблескивают чёрным лаком. Рама зеркала покрыта резьбой в форме листьев. Умывальник с крышкой из серого мрамора, с одного угла она треснула. Фаянсовый кувшин и фаянсовая же мыльница на умывальнике...
Няня — bonne — раздевает принцессу и надевает на неё ночное платье. Вот уже и герцогиня-матушка склоняется над малюткой... И тут девочка позволяет себе горько расплакаться. Это слёзы покаяния, сопровождаемые покаянным детским лепетом.
— Я сказала... я подумала... Это гадкое... Я сказала про себя «Аu diable!»...
Вдовствующая герцогиня подвергает дочь суровому осуждению. Поездок в город не будет долго-долго! Но малютка рада. Наказание избавляет её от угрызений совести...
Ручки — поверх одеяла. Луиза Литцен, в свою очередь, наклоняется над своей воспитанницей:
— Вы произнесли про себя дурное и это дурно! Но то, что Вы нашли в своей душе силы раскаяться, — это прекрасно!..
И девочка, воспитываемая в правилах сдержанности, вдруг быстро садится на постели и обеими ручками охватывает за шею свою воспитательницу, пригибая её к себе...
А герцогиня-мать некоторое время лежит на своей постели без сна, ужасаясь и раздражаясь... Девочка осмелилась такое подумать!.. Она сказала себе: «К чёрту!» Малютка про себя произнесла «К чёрту!» Боже! Что ждёт её впереди?! Неужели, неужели распущенность, разврат снова займут английский трон? Георг IV, несчастная слабая Каролина... Строгие правила и только строгие правила!.. Кто мог при малютке произнести гадкое присловье? Кто?! Разумеется, Принц-Моряк, дядюшка Вилли-Билл! Сколько раз герцогиня-мать умоляла этого грубого человека сдерживаться при малютке! Не произносить ужасных слов! И не рассказывать о королях Карле I и Карле II Стюартах ужасные вещи, которые дядюшка Вилли-Билл полагает всего лишь свойствами весёлого житья!..
А маленькая принцесса, кажется, обожает дядюшку. Неделю тому назад она во время совместного завтрака заметила, что не подали мармеладу. Вики тотчас же обратилась шёпотом к матери и попросила велеть принести мармеладу. Но когда мармелад явился, Вики деликатно отказалась от лакомства:
— Это не для меня, я не хочу!..
И хотя дядюшка, со свойственной ему грубоватой простотой, всячески понуждал племянницу отведать мармеладу, она не отказалась от своего первоначального заявления и так и не притронулась даже к серебряной ложечке...
Затем скончался Георг IV, и теперь десятилетняя принцесса была подданной и наследницей Вилли-Билла.
Она подрастала. Она училась. Но она всё ещё оставалась ребёнком, её всё ещё забавляли музыкальные шкатулки, заводной медведь и всевозможные куклы. Она всё ещё любила собирать в свою белую рабочую шкатулку лоскутки муслина и обрывки лент для кукольных шляпок. Маленькая принцесса надевала на куклу ночной чепчик и сорочку и пресерьёзно укачивала её в колыбельке. Затем она брала любимую куклу на колени и показывала ей картинки в занимательной книжке по географии...
— Полли, это Африка! Видишь песок и пальмы? А вот это замечательная Великая Китайская стена. А это — китайская леди, у неё очень-очень маленькие ножки!.. А это — дикая лошадь! А вот нарисованы снега и вечные льды. Там нашли огромные древние кости, кости мамонта. Мамонт — это такой древний зверь, он похож на слона. Теперь мамонтов не бывает!..
Разумеется, вдовствующая герцогиня знала, что её дочери никогда не придётся зарабатывать на жизнь шитьём! Но достойные леди обязаны уметь рукодельничать. Когда Виктории исполнилось четыре года, матушка подарила ей ту самую рабочую шкатулку из белого лакированного дерева, наполненную нитками, иголками, ножничками и серебряными напёрстками. Малютка прилежно училась подрубать носовые платки, протыкать материю лоскутков иголкой, слишком большой для маленьких тоненьких пальчиков...
Стихотворение Исаака Уотса, богослова и поэта, издавшего в 1715 году сборник «Божественные песни для детей», маленькой Вики велели заучить наизусть:
Как дорожит любым деньком
Малюточка пчела! —
Гудит и вьётся над цветком,
Прилежна и мила.
Как ловко крошка мастерит
Себе опрятный дом!
Как щедро деток угостит
Припрятанным медком!
И я хочу умелым быть,
Прилежным, как она, -
Не то для праздных рук найдёт
Занятье Сатана!
Пускай в ученье и в труде
Я буду с ранних лет -
Тогда и дам я на суде
За каждый день ответ!..
Это были, конечно же, очень правильные, очень дельные и справедливые строки! Возражать тут было нечего. Но отчего-то в воздухе уже носилось нечто совсем иное; то есть никакие не возражения, а просто некое весьма крамольное ощущение того, что любая слишком правильность непременно должна быть вывернута наизнанку и таким манером аккуратно приведена к абсурду: «Она сложила руки на коленях, словно отвечала урок, и начала. Но голос её зазвучал как-то странно, будто кто-то другой хрипло произносил за неё совсем другие слова:
Как дорожит своим хвостом
Малютка крокодил! -
Урчит и вьётся над песком
Прилежно пенит Нил!
Как он умело шевелит
Опрятным коготком! –
Как рыбок он благодарит.
Глотая целиком!..»[42]
Исаак Уотс написал множество полезных и правильных стихов, которые заучивали наизусть все английские мальчики и девочки, во всех школах, и в самых бедных, и в частных, где вносилась дополнительная плата за стирку белья учеников и обучение французскому языку. Вики, разумеется, училась дома, в Кенсингтонском дворце. Жизнь должна была складываться правильно, согласно хорошему тезису о торжестве добродетели:
Это голос лентяя. Вот он застонал:
«Ах, зачем меня будят! Я спал бы да спал».
Как скрипучие двери на петлях тугих,
Он, кряхтя, повернулся в перинах своих.
. . . . . . . . .
Я его навестил: я увидеть хотел,
Что он взялся за дело, что он поумнел.
Но рассказывал он, как поел, как поспал,
А молиться не думал и книг не читал.
И сказал я душе: о, печальный урок!
Ведь таким же, как этот, я сделаться мог.
Но друзья помогли мне беды избежать –
Научили трудиться и книги читать...
Человек понимает, что именно добродетель гарантирует ему спокойную и достойную жизнь. И тем не менее, именно люди, которые фактически не мыслят себя вне этой самой спокойной и достойной жизни, вдруг улыбаются криво и принимаются бормотать нечто прямо противоположное добрым правилам:
