Николай Ульянов - Атосса
Тогда пришел Сибера и что-то сказал царю. Оба сели на коней скакали весь день и только к вечеру прибыли на место, поросшее белой, стелившейся по земле, повителью.
— Знаешь ли, где мы?
Скопасис смотрел на горбившийся вдали курган, на большие камни, белевшие в сумерках, как черепа, и не понимал.
— Это место твоего рождения. Здесь, вывалившись из утробы, ты ударился головой об землю и заплакал. Сегодня надо также плакать и биться головой.
Они сошли с коней, расстелили войлоки и, когда Скопасис лег, Сибера засыпал его охапками маков, жабрея и белоголовника.
Небо потухло. С разных сторон закурились туманы, слышалось мычание тура, всплески, хлопанье крыльев, далекие свисты, выкрики. Скопасису показалось, что он впервые слышит эти шумы и впервые вдыхает запах полей. Ему стало тепло, как в колыбели. Сквозь тонкий войлок чувствовал родившую и вскормившую его землю и прижимался к ней, как к матери, как к жене.
- Слышишь ли что-нибудь? — шопотом спросил Сибера.
Скопасис различал глухие удары, будто конь бил копытом, бормотал ручей, а потом тяжелые вздохи, зародившиеся то ли в степных далях, то ли идущие из земных недр. Закрыв ухо рукой, он другим приник к земле и когда Сибера вновь спросил, царь ничего не слышал он спал, завороженный ароматом трав и криками коростелей.
В полночь Сибера разбудил его. Было темно так, что они друг друга не видели. Где-то в недосягаемой дали готовилась гроза и раздавался стук повозок.
- Теперь ты узнаешь свою судьбу.
Сибера залился страшным волчьим воем, от которого степь притихла и замерла. Прошло бесконечное мгновение. Слышно было, как бились сердца у обоих. Тогда где-то, на краю земли, завыл волк, потом другой и совсем близко раздался дружный вой большой стаи. Сибера упал.
- Плачь, царь! Поклонись скифской земле! Она дарует тебе победу великую, небывалую...
- Победу? — чуть слышно прохрипел Скопасис.
- Она придет не скоро. Будет много трудов, много горя!..
Край неба вспыхнул и степь наполнилась ударом грома.
II
Скопасис велел схватить предсказателей и привязать к повозкам. Приказал также всем воинам отделиться от семейств, жить без палаток, спать на голой земле, положив седло под голову. Воины вышли в степь, а женщины и девушки седлали коней, вплетали в короткие гривы оловянные и бронзовые подвески, а потом, обняв конские шеи, со слезами причитали, прося коней хранить своих всадников. После этого они вывели их к мужьям и братьям.
В тот же день пришла весть, что враг надвигается.
Прискакавший с известием воин сам видел его. Это было на закате, когда солнце краем коснулось земли и степную даль заволокло паутиной из золота и пурпура. Тогда предстало шествие зверей, живших в блаженные времена. То, как горы, с торчащими к низу рогами, с головами, заканчивавшимися тонким хвостом, то, как змеи с высоко поднятыми головами. За ними — черепахи, драконы, ежи, упершиеся иглами в небо. Бесчисленное множество существ, принимавших диковинные очертания, прошло в золоте заката.
Чтобы видеть приближение персов, Никодем выехал далеко в степь. Навстречу неслись табуны коней, стада коз и кабанов. Всё пребывало в смятении, только полынь, как всегда, пахла свежо и бодро.
Вдали возникла золотая полоска, быстро увеличивавшаяся в размерах. Она потемнела и к полудню разрослась в тучу. Гребень ее высоко в небе продолжал золотиться, но по земле она стлалась чернее морской волны. Всё, что не успело уйти, бежало перед нею. Крупные дрофы, коростели проносились под самыми ногами лошадей, а у корней травы текли стада мышей и гадов. Под клубящейся волной обозначилась белая нить, в которой различили людей, ехавших на конях. Дарий надвигался грозовой тучей, наполняя степь шумом, подобным шуму прибоя.
И опять, как на Босфоре, Никодем испытал тягостное чувство бессилия и злобы.
«Долго ли тебе суждено давить меня видом своего могущества, подлый властитель?»
Вернувшись в стан, он сказал Скопасису:
— Завтра, царь, твое имя станет выше имен всех царей мира. Забудут Саргона и Кира, но имя Скопасиса,освободителя вселенной, не умрет в сердцах поколений. Я счастлив, что буду сражаться в первых рядах твоих войск за Скифию и за Элладу.
III
Войско Дария тоже почувствовало близость скифов. Встречали следы недавних стоянок, огнища, мелкие предметы, передаваемые из рук в руки и жадно рассматриваемые, как свидетельства чужого, загадочного мира. Иной раз верхушки трав оказывались собранными в пучки и завязанными узлами. Встречались группы по нескольку узлов. Агелай усмотрел в них скифские письмена с обозначением направления и скорости движения персов. В одном месте видели совсем свежий помет скифских коней. Враг недалеко. Об этом возвестил прямой, как труба, столб дыма, поднявшийся вдали. Стали рости новые густые столбы. Они протянулись по горизонту колоннадой, поддерживающей небесный свод.
— Радуйтесь! — кричали войску предводители. — Там ваша победа и скорое возвращение домой! Быть может, сегодня настигнем и поразим врага!
Но тьма успела спуститься раньше.
В этот вечер заметили движущиеся огни. Вспыхнув искрами в потемневшей дали, они быстро разрослись до больших клубов пламени. Кто-то неудержимо гнал их на персидское полчище.
Воины взбирались на повозки, на кучи клади, на плечи друг другу, чтобы лучше видеть. Стали вырисовываться очертания быков, мчавшихся во весь опор. Было ясно видно, что они запряжены попарно в повозки, полные огня.
Сумерки дрогнули от возгласов: в пламени заметили мотавшиеся человеческие фигуры, стоявшие во весь рост.
Палимые огнем быки неслись, как бешеные.
У двух повозок перегорели дышла и они остались факелами пылать в степи. Несколько быков грохнулось, не добежав до лагеря, остальные молниями врезались в толщу войск. Повозки пылали, как жертвенники и на каждой стоял столб с привязанным человеком. Иные успели обуглиться, другие еще жили и глядели на персов большими белыми глазами.
— Кто вы?
Они запрокидывали лица в потемневшее небо, глотали воздух и, свесив головы, умирали. На некоторых сохранились остатки расписанных одежд и масок.
IV
Утром возле царского шатра звонко запела гесорера, подхваченная разноголосым хором труб по всему стану. Войска знали, что сегодня битва, и выступали с молчаливой поспешностью. Взошедшее солнце било в глаза, заволакивало степь блестящей кисеей. Сквозь эту ткань, шедшей впереди коннице мерещились неясные очертания, сверкание мечей и шлемов. Но когда даль очистилась, ничего, кроме безграничной пустой равнины, не оказалось.
Все поняли, что в степях страшно отсутствие врага. Предводители торопили:
— Скифы близко!
На горизонте возникло черное пятно, разраставшееся по мере приближения.
— Скифы! Скифы! — закричали передовые разъезды.
Чтобы видеть вражескую рать, полководцы выехали вперед. Сам Дарий захотел измерить взглядом противника и был удивлен размерами его темного скопища. Ариарамн уже делал распоряжения к битве и приказал полкам перестраиваться на ходу. Его смущала только неподвижность врага. Усмотрев в этом опасный замысел, он посоветовал царю остановиться.
— Они хотят, чтобы мы как можно дольше шли и утомлялись, а потом напасть на нас усталых.
Но царь велел ускорить движение, опасаясь, как бы противник не пропал снова.
Между тем, гранитная неподвижность вражеского стана стала казаться загадочной. И вдруг поняли, что это не войско. Одним оно показалось полем, усеянным трупами, другим — зарослями тальника и полевой верболозы. Когда подошли, открылась громадная равнина, изрытая колесами телег, копытами коней и волов. Запахом свежего чернозема и соком загубленных трав несло оттуда.
Неприятель ушел. Но никто не осмелился сравнить царя с рыкающим львом, при приближении которого враги бегут, как робкие серны. Слово лести не в силах было сорваться с побледневших губ.
Дарий застыл, уставившись в черноту вспаханной степи и от его окаменевшего лица повеяло мертвенным холодом. Вопль нечеловеческой ярости заставил повалиться всю свиту на землю.
Увидев простертые тела, Дарий стал бешено топтать их копытами своей прекрасной кобылы. Сандана сладострастно прошлась по раболепным спинам и покорным затылкам. Царь обещал содрать кожу с предводителей, если они не настигнут неприятеля.
Тогда Аброкомаз с отборной конницей отделился от войска, чтобы налегке догнать скифов. Вначале он держался прямого пути, двигаясь вдоль взрытой телегами полосы, но, остановившись, на мгновение, заметил на другом краю степи движение и слабый, едва уловимый гомон. Всмотревшись, убедился, что это движется орда, и поскакал туда со всем войском.
Когда утомленные кони достигли желанной меты, они остановились перед серебристым морем ковыля, по которому ходили могучие волны и только парусов вдали нехватало для полного сходства с Понтом.
