Владимир Волкович - Хмель-злодей
В начале августа король подошёл к небольшому местечку Зборов. Богдан, оставив большую часть войска под Збаражем, взяв с собой казацкую конницу и татар, скрытно выдвинулся навстречу королю.
— А-а-а!
Справа и слева от Михаила неслись тысячи всадников с обнажёнными саблями. Татары и казацкая конница с двух сторон ворвались в польский лагерь. Поляки отчаянно сопротивлялись, но удержать яростный напор конников не могли. В центре лагеря развивалось знамя польского короля Яна Казимира. Михаил рвался туда. Перед ним была личная охрана короля — рослые, подобранные один к другому гвардейцы. Вот он достал пикой одного, и тот слетел с коня, вот рубанул саблей другого.
Увлёкшись, не заметил налетевшего сбоку гвардейца. Тот, на полном скаку уже достал, было, пикой Михаила, который просто не успел увернуться, но вдруг крякнул и стал заваливаться набок. Из-за его спины показалось улыбающееся лицо Сашки.
— Ты чего тут, откуда? — Михаил забыл на минуту, что они находятся посреди жестокой битвы.
— Так тебе же на помощь приехал, надоело на хуторе прохлаждаться — шутил, как всегда Сашка.
— Ну, раз шутишь, значит, здоров, можно за тебя не бояться.
Друзья уже были близко от короля. Тот оказался не робкого десятка, даром, что бывший кардинал. Он руководил своей, уже смятой казаками охраной, но людей вокруг него оставалось всё меньше.
Михаил видел перед собой лицо короля, ещё минута — и тот будет схвачен казаками.
Причину того, что произошло дальше, так и не смог объяснить никто.
Прозвучало повелительное слово «Згода!», вылетевшее из уст Хмельницкого и, повинуясь взмаху гетманской булавы, казаки отхлынули от короля. Постепенно накал сражения спал, и казаки с татарами покинули польский лагерь.
Никому не мог доверить Богдан ту причину, по которой он прекратил сражение и не дал взять в плен могущественнейшего короля Европы. Этот король, которого он желал видеть на троне и многое сделал, чтобы он оказался там, нужен был ему для исполнения его мечты: уничтожить крупную шляхту и магнатов на Украине и самому занять их место. Селяне, холопы, которых он использовал, как пушечное мясо, его интересовали мало.
В наскоро поставленном, просторном шатре собрал король совещание.
— Предлагаю тайно вывести из лагеря ваше величество, мы находимся в окружении врагов, и нельзя допустить пленения короля.
Советник по сношениям с другими государствами Понитковский взглянул на короля, чтобы определить его реакцию на это предложение. Но лицо короля было бесстрастно.
И тут попросил слова канцлер Оссолинский, опыт и ум которого король ценил высоко.
— Я считаю, что все победы Хмельницкого обеспечены участием татар. Поэтому надо попробовать исключить такое участие путём переговоров непосредственно с ханом Ислам-Гиреем, — канцлер оглядел участников совещания, — мы можем во многом согласиться с теми условиями, которые он нам поставят. Предлагаю сегодня же направить письмо хану.
После недолгого молчания король согласно кивнул головой. В тот же вечер такое письмо было отправлено Ислам-Гирею. В нем напоминалось о том, что в свое время покойный король Владислав выпустил самого хана из плена. Хан согласился вступить в переговоры.
Наутро явился в польский обоз татарин с письмом от Ислам-Гирея. Тот желал польскому королю счастья и здоровья, изъявлял огорчение за то, что король не известил его о своем вступлении на престол, и выразился так: «Ты мое царство ни во что поставил и меня человеком не счел; поэтому мы пришли зимовать в твои улусы и по воле Господа Бога останемся у тебя в гостях. Если угодно тебе потолковать с нами, то вышли своего канцлера, а я вышлю своего». Прислал королю письмо и Хмельницкий, уверяя, что он вовсе не мятежник и только прибегнул к великому хану крымскому, чтобы возвратить себе милость короля. «Я с войском запорожским, при избрании вашем, желал и теперь желаю, чтобы вы были более могущественным королем, чем был блаженной памяти брат ваш».
В Зборове, где квартировал король, поляки заключили договор сначала с ханом. По этому договору польский король обязался платить крымскому хану девяносто тысяч злотых ежегодно и сверх того дать двести тысяч злотых единовременно. Татары называли это данью; поляки оскорблялись и говорили, что это «не дань, а подарок». Татары отвечали: «Все равно, как ни называйте, данью или даром, лишь бы деньги были».
Затем был заключен договор с казаками. Численность войска казацкого (реестр) должна была быть сорок тысяч с правом записывать их из королевских и шляхетских имений на пространстве, занимаемом Киевским, Брацлавским и Черниговским воеводствами. В черте, где будут жить казаки, не позволяется квартировать коронному войску и проживать иудеям: все должности и чины в означенных воеводствах будут даваться только православным; иезуитам не дозволяется жить в Киеве и других местах, где будут русские школы. Обещана всем полная амнистия за все прошлое. Установился, так называемый, «Зборовский мир».
Но договору не суждено было воплотиться в жизнь в полной мере, хотя Хмельницкий и набирал казаков из имений Вишневецкого и других магнатов. Каждый казак поступал в казачество со своей семьёй. А вместе с ними отходил от польского пана и земельный участок, занимаемый и обрабатываемый казаком. Богдан отбирал у панов целые волости, как казённые владения, и отдавал их казачьим командирам, образуя класс ранговых поместий. Не остался обиженным и сам Хмельницкий, ему на булаву, как говорилось, отдано было королем Чигиринское староство. Кроме того, Хмельницкий захватил в свою пользу богатое местечко Млиев, дававший бывшему своему владельцу Конецпольскому до двухсот тысяч талеров дохода.
Хмельницкий дозволил бывшим хозяевам возвращаться в свои имения и приказывал всем холопам, не вошедшим в казацкий реестр, повиноваться господам под угрозой смертной казни. Вместе с этим, и король издал универсал ко всем жителям Украины, в котором извещал, что в случае бунтов холопов против владельцев, коронное войско вместе с запорожским будет укрощать их. Лишь только об этом узнали в народе, вспыхнуло всеобщее волнение. «Как же так, — вопрошали селяне. — Где обещание гетмана? Разве не все мы были казаками!»
Богатые паны стали приезжать в свои имения с командами, отыскивать зачинщиков прежнего мятежа и казнить их. Где только поляки чувствовали силу, там поступали жестоко с непокорными холопами: отрезали им уши, вырывали ноздри, выкалывали глаза.
Хмельницкий же, по жалобе польских помещиков, сам наказывал селян: вешал, сажал на кол непослушных. Холопы, со своей стороны, где только было возможно, жгли панские усадьбы, убивали и мучили владельцев.
Положение простого народа на Украйне с каждым днём становилось всё тяжелее. Многие пошли в казацкое войско еще весной, и, рассчитывая на добычу, не стали засевать свои наделы. Кто засеял, не смог убрать урожай, так как военные действия прекратились только к концу августа. Из-за этого по всей малороссийской территории свирепствовал голод. Богатая добыча, которая была захвачена в сражениях с поляками и награблена у евреев оказалась никому не нужной.
Зря предали казаки мучительной смерти десятки тысяч иудеев, уничтожив целые общины, зря проливали польскую и собственную кровь — московские и турецкие купцы скупали их трофеи за бесценок. Вырученных от продажи денег не хватало даже на покупку хлеба.
А самые бедные, у кого не осталось никаких сбережений и запасов, были обречены на голодную смерть.
Возвратившиеся в свои селения обманутые люди стали понимать, что гетман не выполнил своих обещаний, мало того, он воевал против собственного народа. Авторитет Хмельницкого сильно пошатнулся…
В условия мирного договора с ханом было включено дозволение татарам при их возвращении «воевать землю по левую и правую сторону Днепра огнем и мечом» и расправиться с бунтовщиками. Вся местность длиной и шириной в двадцать миль была разорена и сожжена, а православные, которые жили там, частью были убиты, а десятки тысяч были уведены в плен. Остались только те, которые спрятались в лесах и оврагах. Восставшие крестьяне, преданные гетманом и казацкими начальниками под Зборовым, перенесли всю свою ненависть за ужасный разгром, произведенный татарами, на Хмельницкого. Народная песнь такими словами честила «национального героя»:
«Бодай Хмеля Хмельницкого перва куля не минула,
Що велів брати дівки и парубки і молодиі молодиці,
Парубки йдуть гукаючи, а дівчата співаючи,
А молодиі молодиці старого Хмеля проклинаючи.
Бодай того Хмельницького перша куля не минула.
А другая устріла — у серденько уціліла».
Мир был подписан, и осада со Збаража снята. Князь Вишневецкий оставил при себе своих проверенных в боях воинов и решил наводить порядок в разорённых войной имениях.
