Валентин Рыбин - Семь песков Хорезма
Аллакули-хан встретил своего союзника сдержанно, Камран-Мирза, льстя хивинскому владыке сладкими речами, беспрестанно кланялся, отчего его черный бурнус развевался и взмахивал, словно большая птица крыльями. Подкатила белая, с золотыми разводами и львиными пастями, карета. Хана пригласили в нее. Коляска направилась в город, и несколько сотен всадников поскакали за ней.
Во дворце повелителя Хивы ожидал пышный прием, Сановники в бархатных и парчовых одеждах встречали его в роскошной зале. Среди персов и афганцев Аллакули-хан узрел и европейские лица. «Откуда эти инглизы? — озабоченно подумал он. — Из Тегерана или из Индии?» Любопытство его вскоре было удовлетворено. Камран-Мирза, когда гости и сановники сели за низкие столики, уставленные блюдами с фруктами и графинами с щербетом, начал представлять господ. Одним из первых был назван представитель Ост-Индской компании сэр Макниль, худощавый господин с узким лицом, обрамленным бакенбардами. Здороваясь кивком головы с ханом, англичанин поднес к глазам лорнет и назвал себя. При этом он сдунул в рукава темно-зеленого камзола невидимую главу пушинку и нахмурился. Второй британец — сэр Бернс, был представителем этой же компании. Он назвал себя путешественником и человеком торговой фирмы, чем сразу заинтересовал хивинского хана.
Камран-Мирза, обращаясь к хану, прежде всего вознес благодарность зе его личное участие в прошлогодней кампании.
— Не будь с севера ваших доблестных воинов и ваших всесокрушающих атак на противника, мы не смогли бы удержать Герат, Только благодаря вам, ваше величество...
Аллакули-хан любил лесть, но не слащавую. Он не выносил, когда умные люди превращались в соловьев и начинали изъясняться трелями. Не выдержав словословия, спросил:
— Отчего умер Аббас-Мирза?
Камран-Мирза пожал плечами, явно не зная, что ответить. На помощь ему пришел сэр Макниль:
— Принц чрезмерно увлекался сладостями жизни... Терьяк, женщины и русская водка пьянили его постоянно, пока не довели до полного истощения. Но не будем хулить покойника... Мы благодарны ему за то, что он вовремя удалился, не так ли, господа? С его скоропостижной смертью воцарился в Персии и Хорасане долгожданный мир. Русская водка и увлечение русской политикой Аббас-Мирзы могли бы привести к самым нежелательным последствиям. — Макниль перевел взгляд на Аллакули-хана: — Вам, ваше величество, мы, подданные британской королевы Виктории, приносим особую благодарность. Вы пришли на помощь Камран-Мирзе в ту трудную минуту, когда Аббас-Мирза, подкупленный русским послом Симоничем, рвался взять Герат и двинул своих солдат в Ост-Индию. Однако, не думайте, что, приведя свои войска в Хорасан, вы оказали услугу королеве Великобритании. Это совсем не так! Помогая нам, вы, прежде всего, спасаете от русских свою державу. Не сегодня-завтра Россия может двинуть свои полки на Индию со стороны Оренбурга. Но сначала она покорит государства, стоящие на ее пути к Индии. А Хорезм как раз такое государство... Географические и исторические условия обязывают Великобританию состоять в прочном союзе с Хорезмом. Вы, ваше величество, уже внесли свою лепту в прочную основу нашего союза. В случае движения русских войск на Хи ву со стороны Оренбурга Ост-Индская компания тотчас придет вам на помощь. Вы получите от нас оружие, все необходимые товары и продовольствие. Если же происки русских вновь проявятся на берегах Каспия и их войска потянутся к Ост-Индии, мы вновь обратимся за помощью к вам.
Аллакули-хан, слушая Макниля, успокоился и стал думать о возможном союзе с англичанами, «Дружба с Англией, — размышлял он, — наполнит мои базары то варами, а погреба — бочками с порохом! Надо только скрепить наш союз фирманом, как это сделали англичане с персидским шахом».
— Хезрет-валя (Хезрет валя — нечто вроде «ваше высочество»), — обратился Аллакули-хан к Макнилю по-персидски, — нам нравятся ваши слова, но их надо скрепить бумагой и печатями.
— Ваше величество, зачем?! — удивился Макниль. — Ни в коем случае не надо этого делать! Если мы подпишем договор, то русский царь немедля объявит всему миру о происках Великобритании в Средней Азии, Тогда уж англичане в масштабе мировой политики превратятся из друзей Хорезма в захватчиков и колони ваторов вашей страны.
— Ладно, — подумав, согласился Аллакули-хан. — Если мы не можем закрепить наш союз фирманом, его надо закрепить делами. Я хотел бы видеть на базарах Хорезма ваши товары.
— Ваше величество, вы их увидите. — Макниль расплылся в щедрой улыбке. — Мы хотели бы послать к вам в Хиву для изучения спроса и сбыта товаров своего человека. Этот господин перед вами.—Сэр Макниль указал на Бернса.— Дайте нам проводника и охрану — вот все, что пока от вас требуется.
— Ладно, хезрет-валя, ты получишь от меня надежных людей.
— О кэй! — Сэр Макниль щелкнул пальцами. На по роге залы появился слуга с подносом и медленно при близился к вставшему из-за стола англичанину. — Ваша величество, - продолжая улыбаться, сказал Макниль, — примите от Ост-Индской компании в дар этот кусок манчестерского сукна. Если оно вам понравится, мы ввезем его в Хорезм.
Аллакули-хан пощупал пальцами тонкое, зеленого цвета сукно, велел отнести его в карету и сам встал, дав понять, что хотел бы отдохнуть от застолья и утомительной дороги. Камран-Мирза, раскланявшись, взял хивинского хана под руку и повел в комнату отдыха.
XI
Шейх-уль-ислам Кутбеддин-ходжа не был на приеме у Камран-Мирзы — оставался при войске, расположившемся за городом. Шейх сам всегда решал, как ему вести в тех или иных обстоятельствах. Достаточно ему было сказать: «Ваше величество, Аллаху угодно, чтобы сегодня пребывало с вами недремлющее око ислама», и хан разрешил бы ему участвовать во встрече с правителем Хорасана. Но Кутбеддин-ходжа не произнес этих слов, а Аллакули-хан не счел нужным приглашать его с собой. Вечером, когда хан вернулся из Мешхеда к войску, Кутбеддин-ходжа, саркастически кривя губы, выго ворил:
— Повелитель, в последнее время мы только тем и занимаемся, что выполняем прихоти неверных. Мы раздаем милости и тем, и другим — то русским, то персам, и не замечаем, как приспускается все ниже к земле зеленое знамя пророка. Скоро оно будет волочиться, подметая грязь, оставленную капырами (Капыр — неверный).
— Не преувеличивай, Кути-ходжа. Мое посещение мешхедского дворца пойдет на пользу Хорезму, — самодовольно похвастался Аллакули-хан. — С нынешнего дня мы вступили в союз с инглизами. А это сулит нам победу и славу.
— Наша слава в карающем мече пророка, а не в мирных разговорах на хорасанских коврах, — возразил шейх. — Мы прошли Семь песков Хорезма, Мургаб, Герируд и половину Хорасана, мы съели половину запасов продовольствия, но не пополнили наши хурджуны ни одним зернышком, ни одной золотой монетой. Нас засмеют и предадут позору, если мы не привезем в Хиву рабов и золото. Пока ты сидел на коврах с Камран-Мир зой, мои люди донесли, что в Тегеране светопреставление. Все шах-заде покинули свои поместья и отправились на поиски благ. Каждый желает занять место умершего Аббас-Мирзы. В Тегеране идет резня за престол. Несколько принцев уже ослеплены, другие бежали, ища спасения, к турецкому султану. Русские хотят посадить на персидский трон младшего сына Аббас-Мирзы — Мухаммеда, британцы предлагают кого-то другого!
— Кути-ходжа, наверное, ты тоже хочешь отправить ся в Тегеран и посадить на шахский трон своего челове ка! — Аллакули-хан беззаботно засмеялся, чем не на шутку рассердил шейха.
— Повелитель, меня еще никто не уличал в легкомыслии. Только ты да наследник Рахимкули-торе в последнее время дергаете мою поредевшую бороду. Меня не прельщает Тегеран, но радует кровавая резня в нем, Кучанский, Боджнурдский, Горганский правители — все там со своими войсками. Самое время идти на чапаул (Чапаул — набег, налет) и захватить их несметные богатства! Другого такого случая не будет!
— Так ты думаешь, Кути-ходжа? — насторожился Аллакули-хан и, подумав, согласился: — Ну что ж, пожалуй, ты прав, мой старый ясновидец. Правда, неизвестно, как к этому отнесутся Камран-Мирза и наши новые друзья инглизы... Мы ведь не давали им обещаний не трогать боджнурдцев. Поднимай, Кути-ходжа, войска! Приказываю идти на Боджнурд!
В сумерках хивинские сотни снялись со стоянки и двинулись вдоль Туркмено-Хорасанских гор на запад, Заняв всю предгорную равнину, кони и пешие воины шли, вытаптывая посевы, очищая амбары с зерном, круша фруктовые сады и угоняя скот. Люди бежали от надвигавшейся лавины в горы или запирались в крепостях. Аллакули-хан приказал не останавливаться в малых кишлаках — не терять зря времени. Сделав несколько привалов в горах, хивинцы на третий день приблизились к стенам Боджнурда, окружили город и перекрыли все дороги и тропы, выходящие из него Раскинув лагерь на холмах, Аллакули-хан отправил к городским воротам несколько конных сотен с ультиматумом к жителям; без какого-либо сопротивления сдаться и сложить оружие. Ответ был самым неожиданным. Едва всадники приблизились к воротам, как со стен на них обрушился град камней и пуль. Пришлось отступить и скрыться за холмами.
