Грэм Грин - Распутник
Таков был суровый, но справедливый ответ Рочестера на вопрос, заданный главным героем прозаической пьесы Шедуэлла «Печальные возлюбленные»: «Почему ты презираешь наше время? По-моему, любой должен позавидовать тому, кто живет в наши дни, полные пьянства и блядства без прикрас».
VI
Скандал в Эпсоме
1
Меж тем пять лет беспробудного пьянства неотвратимо неслись в сторону трагической кульминации в Эпсоме. Конечно, на протяжении всего этого периода имели место всевозможные ссоры и стычки, о которых нам практически ничего не известно, кроме сухих сведений, порой попадавших и в газеты; так, например, 25 марта 1673 года было напечатано, что «дуэль между графом Рочестером и лордом Данбаром предотвращена благодаря своевременному вмешательству граф-маршала». Пьяные скандалы вспыхивали куда спонтаннее и приводили подчас куда к более печальным результатам. 26 июня 1675 года в Эдинбург было отправлено письмо, в котором рассказывается, как «лорд Рочестер в состоянии сильного опьянения разбил вчера часы, установленные в Тайном саду и по справедливости считавшиеся самым редким экземпляром во всей Европе. Два обстоятельства мне неизвестны: накажут ли его за эту наглую выходку и разбились ли часы вдребезги (или подлежат починке)». О той же «наглой выходке» упоминает и сэр Фрэнсис Фейн-старший в своей антологии. Рочестер гулял в компании лорда Миддлэссекса, лорда Сассекса и Гарри Сэвила, причем «весь вечер они пропьянствовали с королем». Когда дебоширы, уже расходясь по домам, оказались возле часов, один из них воскликнул, перевирая Священное писание: «Погибли царства на моем веку и вам, часы, пора кончать ку-ку!» Общими усилиями они подняли часы в воздух, после чего швырнули наземь.
Юноша, двенадцать лет назад прибывший ко двору и очаровавший всех красотой, умом и ученостью, превратился в исчадие ада. Он своими сатирами доводил до слез королевских фавориток (всех, кроме простушки Нелли Гвин); сам король, пусть и восхищаясь остроумием Рочестера, устал уже быть мишенью его острот. На взгляд иного трезвомыслящего человека, вроде Ивлина, Рочестер был не более чем «грубым шутником», меж тем как грубость постепенно выходила из моды. В шестидесятые было самое время веселиться, а в семидесятые пришла пора серьезности. Сидли и Бакхерст, когда-то выскакивавшие голыми на кабацкий балкон, ударились в политику, даже веселый толстяк Сэвил стал послом. Друзья устали от Рочестера ничуть не меньше, чем он сам — от человечества в целом, а кое-кого из них (скажем, художника Гринхилла, спьяну свалившегося в канаву, где он и умер) уже не было на свете. Болезнь вовсю подтачивала ум Рочестера, пусть и остававшегося по-прежнему, наряду и наравне с Драйденом, самым острым и адекватным критиком современности. Кто-то мог и дальше беспечно плясать на тонком льду, но только не Рочестер: он ни на мгновенье не забывал о готовой разверзнуться бездне — ужасах некомпетентности и звериной жестокости, которыми был чреват исподволь подготавливаемый папистами террор. За исключением Бекингема и — в эпсомском скандале — Этериджа, собутыльниками Рочестера теперь стали какие-то подозрительные субъекты — некий капитан Бридж, некий Уильям Джепсон, некий Даунс.
Как раз эти трое были с ним и в Эпсоме летом 1676 года (именно в Эпсоме когда-то, в безоблачные дни, и держали «веселый дом» Бакхерст, Сидли и Нелли Гвин). 29 июня Чарлз Хэттон в письме к брату излагает историю от начала до конца:
Мистер Даунс мертв. В бега пустились лорд Рочестер, а также Этеридж и капитан Бридж, устроившие дебош в воскресенье вечером. Сначала они закатали каких-то скрипачей в скатерть за отказ играть им, а когда на шум прибежал цирюльник, они принялись его избивать, а он, чтобы освободиться, прибег к хитрости, пообещав отвести буянов к самой красивой женщине во всем Эпсоме, а на самом деле повел их к дому констебля. Тот спросил, что им нужно; они ответили, что пришли к шлюхе, а когда он отказался впустить их в дом, вломились без разрешения и основательно поколотили констебля, даже голову ему разбили. В конце концов ему удалось от них ускользнуть, и он позвал на подмогу стражников. Тут Этеридж внезапно стал сама любезность и произнес такую речь, что констебль своих помощников отпустил. И сразу же на него набросился лорд Рочестер. Констебль — опять бежать, но его сграбастал Даунс, тогда констебль закричал: «Караул!» — стражники с полдороги вернулись, и один из них дубинкой проломил череп Даунсу. Лорд Рочестер и остальные господа убежали, а Даунс, у которого и шпаги-то не было, схватил какую-то палку и принялся ею размахивать, его рубанули клинком по плечу, так что, не умри он в итоге, без руки бы остался точно.
Рочестер зашел слишком далеко. Какое-то время раздумывали, не отдать ли его под суд за убийство. Граф Англси написал Эссексу 27 июня, что Рочестера надо судить, а Джулия Арбор, обращаясь 1 июля к тому же адресату, заметила: «Вчера пэры судили лорда Корнуоллиса… Следующий на очереди лорд Рочестер». Однако суд над ним так и не состоялся; Рочестер пустился в бега, а ко времени возвращения король его уже простил.
Куда же скрылся Рочестер? В августе он появился в Эддербери, но к этому времени буря уже стихла. Скорее всего, в этот период он сыграл одну из лучших в жизни маскарадных ролей, выдав себя за лекаря-шарлатана и астролога на Тауэр-Хилл. О его приключениях в образе кабатчика мы знаем лишь со слов «Сент-Эвремона», тогда как историю «Александра Бендо» рассказывает такой надежный источник, как Энтони Гамильтон, пусть и включая в рассказ некоторые детали, связанные с другой историей, приключившейся с еще одним и, по-видимому, настоящим шарлатаном; приписываемая Рочестеру листовка, в которой рекламируется его дар целителя, опубликована уже в 1710 году в стихотворном сборнике Сидли, и, наконец, главным доказательством[49] аутентичности всего эпизода является упоминание его Бернетом:
Что касается прочих его занятий, то он читал сатирические и риторические произведения древних, прежде всего римских, и современных авторов и книги по медицине; последнее — все более уповая на самолечение по мере того, как болезнь подтачивала его силы, — что, однако, не помешало ему воспользоваться благоприобретенными знаниями при осуществлении дерзкой авантюры, которую я здесь только упомяну. Будучи вынужден скрываться в результате одного неприятного инцидента, он переоделся и загримировался так, что его и родная мать не узнала бы, и, усевшись на Тауэр-стрит, принялся выдавать себя за итальянского врачевателя; практиковал он несколько недель, причем не без успеха.
Вышеприведенный пассаж важен в деле уточнения датировки и общего смысла всей истории. Предполагалось, что причиной отлучения Рочестера от двора стала очередная сатира; в одном из его ранних сборников и впрямь находим стихотворный памфлет против короля и его фавориток, озаглавленный «Сатира на короля Карла II, за которую автор был отлучен от двора, вследствие чего ему пришлось заняться врачевательством на Тауэр-Хилл». Однако стихотворную сатиру вряд ли можно назвать «неприятным инцидентом», в результате которого ее автор был бы «вынужден скрываться». Правда, неприятным инцидентом вполне можно назвать историю, приключившуюся с другим стихотворением Рочестера: король попросил его сочинить экспромтом несколько строк в честь присутствующих дам, а поэт разразился в ответ злобной эпиграммой на самого Карла. Скорее всего, это стихотворение «Сатира, извлеченная королем из авторского кармана», в котором, наряду с прочим, сказано:
Иди прочти про то, как Магомет —
Святой пророк, но вовсе не аскет —
Так возлюбил красавицу одну,
Что оказался у нее в плену
И все же, по призыву янычар,
Ей смертоносный сам нанес удар.
Но сатира, пусть и самая ядовитая, обернулась бы в худшем случае отправкой автора в деревню. «Неприятный инцидент» — это, скорее всего, гибель Даунса в Эпсоме.
Александр Бендо в своей «рекламной листовке» заявляет: «Все эти тайны я постиг за границей (куда я удалился в пятнадцатилетнем возрасте, тогда как сейчас мне двадцать девять), во Франции и в Италии». Общая завиральность листовки не помешала включению в нее нескольких достоверных автобиографических деталей. Рочестер и впрямь отправился за границу, во Францию и в Италию, в пятнадцать лет (точнее, в четырнадцать лет и семь месяцев), а если на момент маскарада ему было двадцать девять, значит, дело происходило в 1676 году — тогда же, что и скандал в Эпсоме.
И действительно, вполне вероятно, что, исчезнув из собственного дома в Лондоне, Рочестер «переоделся и загримировался так, что его и родная мать не узнала бы», чтобы вынырнуть на Тауэр-стрит «по соседству с черным лебедем, представляющим собой вывеску золотых дел мастера. И здесь с трех часов пополудни до восьми вечера» продавал мази и эликсиры, сулящие исцеление от «английской болезни, она же британское бедствие, сиречь цинга» и, главным образом, от всевозможных женских заболеваний. «Тошнота, слабость, раздражение или боли в желудке, почках, печени, селезенке и т. д. (Ибо в этой листовке вы не найдете ни единого слова, наводящего на непристойные мысли; достаточно и того, что вы поняли меня правильно; случалось мне читывать прейскуранты иных докторов, сильно смахивающие на диалоги похабника Аретино; но ни один порядочный человек на это не купится)».
