Дмитрий Агалаков - Аквитанская львица
— Варвары в городе, о величайший, — с поклоном сказал царедворец.
Служанки и бровью не повели — политические новости их не касались.
— Не скрою, мне будет интересно взглянуть на этого галла, — словно, между прочим, заметил император Мануил Комнин.
Басилевс со дня на день ожидал этого известия. Оно было подобно тому, как если бы сказали, что у стен Великого града стоит злой и голодный великан. Никто не мог подумать, что воодушевленные новым походом франки соберут стотысячное войско! Но еще хуже было подружить этого великана с норманном Рожером Вторым. Мануил выбрал меньшее из зол.
— Надеюсь, этот галл окажется лучше моего шурина Конрада. Тот показал себя истинным животным, — император мечтательно улыбнулся. — И особенно интересно будет посмотреть на жену Людовика — столько разговоров ходит о ее красоте!
— О, да, мой басилевс, наши послы говорили о ней не умолкая.
Но мечтательность быстро слетела с лица молодого императора. Он нахмурился:
— Галльская саранча, конечно, уже набросилась на предместья Константинополя?
— Да, о величайший, — печально вздохнул Нарцисс. — Тотчас, как им был дан приказ расквартироваться.
— Господи Боже, за что нам такое наказание? — он покачал головой. — Не иначе как за грехи. Бедные мои подданные, да защитит их Господь и даст им терпения вынести этот ад!
Немцы Конрада Третьего, которых не пустили в Константинополь, отличились своим варварским поведением — напиваясь каждый день до безобразия, они разграбили один из императорских дворцов за стенами столицы и сожгли ряд предместий. Греки других византийских городов, напуганные дикими ордами западных христиан, продавали крестоносцам пропитание, но как — они спускали его с крепостных стен в корзинах! Мануил Комнин постарался как можно скорее спровадить германцев за Босфор. Соединись орды Конрада с ордами Людовика, для Византии это могло бы оказаться смерти подобно. Но эта забота была не единственной, угнетавшей выдающегося правителя в эти дни. Рожер Второй Сицилийский тоже начал свой «крестовый поход» и напал на земли Византии, завоевывая средиземноморские острова, побережья и города. Более того, он заключил союз с магометанским Египтом. Мануилу Комнину ничего не оставалось, как искать поддержки у Иконийского султаната, который, в свою очередь, враждовал с единоверцами Египта. Таким образом, часть христианских держав, обязавшихся помогать Святой земле, уже в самом начале великого похода вступили в сговор с лютыми врагами своей веры.
— Праздничный стол для наших гостей из Франции готов? — спросил император у Нарцисса.
— Все готово, о величайший, — поклонился царедворец.
— Надеюсь, галлы не будут напиваться до такой же степени, как эта подлая немчура? — задал риторический вопрос император. — Воистину племя скотов. — Мануил, которым старательно занимались две девушки, с улыбкой взглянул на вельможу. — Что думаешь, советник?
Нарцисс ответил ему низким поклоном и улыбкой: мол, поживем — увидим, о басилевс!
3За день до того, когда великий император Византии Мануил Комнин держал беседу со своим вельможей, основное войско другого императора, Конрада Третьего Гогенштауфена, уже двенадцатые сутки продвигалось по горным тропам в сторону Иконии. Довести немецких крестоносцев взялись проводники-греки, которых германские рыцари наняли в Никее — первом крупном греческом городе на азиатском берегу.
В Святую землю с берегов Босфора вели две основные дороги.
Левая была короткой, но очень опасной. Кручи и горные дороги поджидали на ней путешественников, возможные засады. Вначале за две недели следовало добраться до Икония — на юге Малой Азии, а затем еще неделю идти в Антиохию.
Правая дорога, ведущая вдоль побережья Средиземного моря, была куда более легкой. Единственная опасность таилась в половодьях. Но по этой дороге до Антиохии следовала идти два, а то и три месяца!
Конраду Гогенштауфену хотелось поскорее добраться до Святой земли и заняться-таки богоугодным делом — бить турок. И потому он решил действовать следующим образом: с главными силами в пятьдесят тысяч Конрад отправился по левой дороге, а своего вассала маркграфа Одоакра Штирийского с двадцатью тысячами направил вдоль побережья Средиземного моря.
И вот пятидесятитысячное войско Конрада шло уже двенадцать суток по горным тропам, под солнцем, днем изнемогая от жары, а ночью дрожа от холода. На ночлег они останавливались в ущельях или на небольших плато. А днем вновь балансировали на горной дороге, как канатоходцы, и не было видно конца и края этому испытанию.
— Куда эти черти ведут нас? — спрашивали друг друга немецкие бароны. — Где обещанный Иконий?
Король, до времени терпеливо сносивший тяготы перехода, велел позвать к себе проводников. Облаченный в кольчугу, он сидел в седле боевого коня и смотрел вдаль, но там были только голые скалы, солнце и снег на вершинах. И даже призрака города не вставало перед глазами.
— Сколько нам еще идти, греки? — через переводчика спросил он у двух никейцев.
Опустив глаза, греки мялись. Еще в Никее проводники сказали, что большой поклажи брать не стоит и продовольствия будет достаточно на десять дней. Но срок уже прошел, и провиант закончился. Прокормить пятьдесят тысяч человек даже самым необходимым — хлебом и водой — не представлялось в этих условиях никакой возможности. Войско роптало, а бароны становились все более мрачными. Дорога с каждым часом превращалась в ловушку из скал.
— Говорите же и не злите меня, — повторил император.
— Мы думали, что войско совершит переход быстрее, — признались греки. — Обоз — большая обуза. И потом, ваши воины идут в броне, это тоже замедляет путь.
— Мои воины идут в броне, потому что они солдаты на земле неверных и должны каждую минуту быть готовы к бою. Плохо, что вы, изнеженные греки, не подумали об этом раньше, — Конрад едва сдерживал свой гнев. — Так сколько же?
Проводники переглянулись.
— Завтра мы увидим Иконию, о величайший император, — с поклоном сказали они.
— Завтра? — переспросил он.
— Да, император, — еще ниже поклонились они. — Но сегодня нужно пройти как можно больше.
— Мы так и поступим, — хмуро сказал Конрад.
Они шли долго и продолжали путь даже тогда, когда зашло солнце и ярко заблестела луна. Армия Конрада продвигалась по высеребренной лунным светом каменистой дороге до тех пор, пока чья-то лошадь не сорвалась со скалы. Только тогда был дан приказ: отбой. Крестоносцы спали плохо — их желудки ныли от голода, а ветер и холод пронизывали до костей. Это была не Венгрия и не Болгария, где они успели покуролесить еще летом! Рыцари дремали в кольчугах, укрывшись плащами. Хорошо, у кого были плащи, подбитые добротным мехом, и шубы. Но такая одежда спасала только самых богатых баронов. Те, кто был победнее, не брезговали укрыться и попонами лошадей. Сон для всех без исключения являлся сейчас единственным лекарством и защитой. Нужны были силы для последнего перехода. Тут же изнывали голодные боевые кони, мечтавшие в полудреме о зеленых летних лугах благословенной Европы.
Смертью веяло от скал неприветливой Малой Азии…
Сон Конрада Гогенштауфена, почивавшего в походном шатре, был неровным, хоть прислуга и тепло укрыла его одеялами. Ему снилось воронье — он стоял один на горной дороге, среди круч, а над его головой тучей кружились вороны. Черные птицы неистово кричали, оглушали его. Сердце цепенело от этих криков. И вот одна из черных птиц, сделав над ним круг, нацелилась и рванула вниз — от удара в плечо Конрада повело в сторону, он отчаянно взмахнул руками, а внизу уже открывалась бездна…
Конрад проснулся оттого, что его трясли за плечо. Это был его оруженосец.
— Ваше величество, ваше величество, — с отчаянием в голосе повторял он. — Проснитесь!
Конрад отбросил покрывала, сел.
— Что случилось?! — Сон еще продолжал мучить его, воронье хлопало крыльями над головой. Но кошмар стремительно улетучивался. — Говори…
— Плохие новости, ваше величество, — вымолвил оруженосец. — Катастрофа. Проводники ночью сбежали.
Кажется, до короля не сразу дошел смысл этих слов. Он подскочил, откинув полог, вырвался наружу. У его палатки стояли облаченные в кольчуги бароны — их лица были заспаны и свирепы.
— Греки предали нас, — выступив вперед, сказал один из баронов. — Что будем делать, государь?
Конрад Гогенштауфен огляделся — пятидесятитысячная армия, растянувшаяся по ущелью и небольшому плато, медленно просыпалась. Солнце едва забрезжило над горами, укрытыми снегом. Горы Малой Азии превратились для них в капкан. Не хватало только воронья над головой…
4Все, что она слышала об этом городе, не тянуло и на десятую часть открывавшейся перед ней картины! Широкая улица Меса текла и текла вперед, в глубь полуострова, а дворцы знати, цеха ремесленников, храмы и форумы, где ежедневно бурлила жизнь, все не кончались. А главные красоты были еще только впереди — там разливали золото окрест купола собора Святой Софии, о котором столько говорила молва, и крыши дворцов в сиянии полуденного солнца громоздились друг на друге.
