Кристиан Жак - Сын Солнца
По вымощенной плиткой аллее, вьющейся между высокими сикоморами, Моисей и Рамзес подошли к озерцу, покрытому белыми кувшинками с широкими листьями. Они сели на скамью из трех кусков известняка.
— Какой приятный сюрприз, Рамзес! Тебя назначили сюда?
— Нет, мне просто захотелось с тобой увидеться.
— Ты приехал один, без сопровождения?
— Ты удивлен?
— Нет, это похоже на тебя! Что ты делал с тех пор, как распалась наша компания?
— Я стал царским писцом и решил, что мой отец избрал меня в качестве наследника.
— С согласия Шенара?
— Нет, это просто мечта, но я упорствовал. Когда же отец открыто дал мне понять обратное, иллюзия рассеялась, но…
— Но…
— Но какая-то сила, та самая, что заставила меня переоценить свои возможности, продолжает руководить мною. Погрязнуть в лени, как любой вельможа? Это у меня вызывает отвращение. Что делать с нашей жизнью, Моисей?
— Ты прав, это единственный важный вопрос.
— А как ты отвечаешь на него?
— Не лучше тебя. Я один из помощников хозяина по гарему, работаю в прядильной мастерской, кроме того, проверяю работу гончаров. У меня есть дом с пятью комнатами и садом, изысканная пища. Благодаря библиотеке гарема, я, еврей, имею в своем распоряжении всю мудрость египтян! Что еще можно пожелать?
— Красивую женщину.
Моисей улыбнулся.
— В них здесь нет недостатка. А ты уже любишь кого-нибудь?
— Может быть.
— А кого?
— Красавицу Изэт.
— Можно сказать, царский удел. Я бы тебе даже позавидовал. Но почему ты говоришь «может быть»?
— Понимаешь, она великолепна, мы прекрасно ладим, но я не могу утверждать, что я ее люблю. Я по-другому представлял себе любовь: более сильной, более безрассудной, более…
— Не терзай себя и наслаждайся настоящим, разве не так советуют поступать арфисты, которые чаруют наш слух во время пиров?
— А ты нашел любовь?
— Я был несколько раз влюблен… Но ни разу не любил по-настоящему. Меня тоже сжигает какой-то огонь, но я не могу понять, что лучше — забыть о нем или дать ему разгореться.
— У нас нет выбора, Моисей. Если мы попытаемся бежать от него, то исчезнем, как злополучные тени.
— Думаешь ли ты, что этот мир есть свет?
— Свет в этом мире.
Моисей поднял глаза к небу.
— А разве свет не скрывается в сердце солнца?
Рамзес заставил друга опустить глаза.
— Не смотри прямо на него, оно слепит тебя.
— Я найду то, что скрыто.
Крик ужаса прервал разговор. По параллельной аллее со всех ног убегали две ткачихи.
— Теперь моя очередь удивить тебя, — сказал Моисей, — пойдем, накажем демона, который пугает этих несчастных.
Виновник и не пытался ускользнуть. Опершись одним коленом о землю, он спокойно подобрал змею красивого темно-зеленого цвета и засунул в мешок.
— Сетау!
Заклинатель змей никак не выразил удивления. Когда Рамзес спросил, что он здесь делает, объяснил, что продажа змеиного яда в лаборатории гарема обеспечивает ему независимость.
Кроме того, он будет рад провести несколько дней в обществе Моисея. Ни один, ни другой не обременяли себя строгими моральными предписаниями и хотели пожить на широкую ногу, пока их дороги вновь не разойдутся.
— Я научил Моисея азам моего искусства, — закрой глаза, Рамзес.
Когда Рамзеса попросили снова открыть глаза, Моисей, крепко упершись ногами в землю, держал в правой руке тонкую палку темно-коричневого цвета.
— Это не великий подвиг.
— Посмотри лучше, — посоветовал Сетау.
Вдруг палка ожила и задвигалась. Моисей бросил на землю длинную змею, которую Сетау тут же опять поймал.
— Разве это не отличный фокус естественной магии? Немного хладнокровия и попадут врасплох все, даже Сын Фараона.
— Ну хорошо, научи тогда и меня управлять такими палками.
— Почему бы и нет?
Трое друзей уединились в уголке сада, где Сетау обучал своих спутников. Для управления живой змеей требовалась ловкость и четкость.
Группа стройных девушек упражнялась в сложном акробатическом танце. Одетые в узкие и короткие набедренные повязки, которые держались на лентах, перекрещивающихся на груди и спине, с волосами, собранными высоко на затылке в хвост, на конце которого болтался деревянный шарик, они одновременно исполняли сложные фигуры, и это великолепно смотрелось со стороны.
Рамзес наслаждался этим зрелищем благодаря Моисею, который пользовался большим расположением танцовщиц, но чье настроение день ото дня становилось мрачнее. Сетау не разделял волнений своих друзей. Постоянное общение со змеями, несущими внезапную и неотвратимую смерть, давало его жизни достаточный смысл. Моисей предпочел бы жить подобной страстью, но он был пленником сети административных поручений, однако исполнял он их так безупречно, что ему можно было надеяться вскоре занять место управляющего гаремом.
— Однажды я все брошу, — пообещал он Рамзесу.
— Что ты имеешь в виду?
— Я сам не знаю, но это существование становится мне все более невыносимо.
— Мы уйдем вместе.
Какая-то танцовщица с благоухающим телом оказалась совсем близко от двух друзей и почти коснулась их, но это не развеяло их дум. Но когда представление закончилось, они все же дали себя убедить и согласились выпить с девушками у прекрасного бассейна с голубой водой. Сыну Фараона, Рамзесу, пришлось ответить на несколько вопросов о жизни двора, о своей должности царского писца и планах на будущее. Он отвечал довольно резко и уклончиво. Разочарованные, его собеседницы устроили конкурс поэтических цитат, показывая свои обширные знания.
Рамзес заметил, что одна из них молчала. Моложе своих подруг, с черными блестящими волосами и глазами цвета морской волны, она была восхитительна.
— Как ее зовут? — спросил он у Моисея.
— Нефертари.
— Она всегда такая застенчивая?
— Она родом из скромной семьи и совсем недавно поступила в гарем. Ее заметили, благодаря ее выдающимся способностям к ткачеству. Она стала лучшей во всем. Девушки из богатых семей не прощают ей этого.
Возобновив выступление, несколько танцовщиц попытались завоевать благосклонность Рамзеса. По слухам, он брал в жены Красавицу Изэт, но разве сердце Сына Фараона не должно быть больше, чем у других мужчин?
Рамзес оставил кокеток и сел рядом с Нефертари.
— Вас не стеснит мое присутствие?
Прямота вопроса разоружила ее. Она подняла на Рамзеса беспокойный взгляд.
— Простите мне мою грубость, но я вижу, что вы совсем одна.
— Дело в том, что… я размышляла.
— Какая же забота занимает ваш ум?
— Мы должны выбрать одно изречение из сборника мудрого Пта-Хотепа и прокомментировать его.
— Я преклоняюсь перед этим текстом. Какое изречение вы выбрали?
— Я еще не решила.
— Для какого дела вы готовите себя, Нефертари?
— Цветочное искусство. Я бы хотела составлять букеты для богов и проводить в храме большую часть времени в году.
— Это не слишком суровая жизнь?
— Я люблю размышлять, в этом черпаю силу. Ведь сказано у мудрецов, что в тишине душа растет и расцветает, как дерево.
Надзирательница танцовщиц попросила их собраться и переодеться перед тем, как идти на урок грамматики. Нефертари поднялась.
— Одну минуту… Вы согласитесь сделать мне одно одолжение?
— Надзирательница строга и не допускает опозданий.
— Какое изречение вы выберете?
Ее улыбка усмирила бы самого пылкого воина.
— Совершенное слово спрятано глубже, чем зеленый камень, однако его находят у служанок, работающих у мельничного жернова.
И она исчезла, светящаяся и воздушная.
Глава 20
Рамзес пробыл в гареме Мэр-Ур неделю, но у него больше не было случая снова увидеться с Нефертари. Моисей, которого начальник, пользуясь его расторопностью, перегрузил работой, смог уделить другу совсем немного времени. Однако они почерпнули в своих беседах новую силу и пообещали друг другу никогда не давать своему разуму погружаться в сон.
Очень скоро о присутствии младшего сына Сети в гареме стало известно всем. Пожилые знатные дамы желали побеседовать с ним, некоторые надоедали ему своими воспоминаниями и советами. Многие мастера-ремесленники и вельможи добивались его расположения, что же касается управляющего, то он без конца расточал Рамзесу почести и внимание, чтобы тот рассказал отцу о прекрасном руководстве гарема. Если Рамзесу удавалось укрыться в саду, чтобы почитать в тишине сочинения древних, это было настоящим счастьем. Чувствуя себя пленником в этом раю, Сын Фараона в один прекрасный день водрузил на спину свой походный мешок, взял циновку, папку и ушел, никого не предупредив: он знал, что Моисей поймет его.
Дозор растолстел. Несколько дней ходьбы должны были вернуть ему стройность.
