Василий Седугин - Андрей Боголюбский. Русь истекает кровью
И второй приступ за этот день был отбит. Но потери были ужасны. Федор обреченно понял, что город долго не продержится. Он с тоской вглядывался в даль: не идет ли подмога, не ведет ли Юрий Долгорукий свои войска? Но там никого не было видно, лишь бескрайние лесные пространства простирались до края неба…
На шестой день осады над полем сражения установилась зловещая тишина. Молча выходили на стены защитники, в большинстве своем раненые. И противник передвигался медленно – как видно, напуганный яростным сопротивлением, он не ждал ничего хорошего и от этого дня.
Но вот враги медленно двинулись вперед, подступили к стенам, где лежали сотни убитых, переломанные и разбитые лестницы, разбросанные бревна и камни, дротики, стрелы… Разом взревели трубы, ударили барабаны, раздался громкий угрожающий крик тысяч глоток, и озверевшие люди вновь полезли навстречу своей погибели…
Федор видел, как редеют ряды участников, как в некоторых местах враг все чаще прорывается в город, а дружинникам едва удается выправить положение. Прибежал посыльный от воеводы Всеслава: нужна срочная помощь, иначе оборону не удержать! Федор, чуть поразмыслив, отправил ему последних дружинников. Он чувствовал, что скоро наступит такое мгновение, когда он уже ничем никому не сможет помочь, ничего исправить…
Крепость отчаянно оборонялась до обеда, а потом настало то страшное, чего он боялся: сразу в нескольких местах неприятельские силы прорвались через стены и начали затоплять пространства между домами и строениями. Тогда он не спеша поправил на себе позолоченный, в красивых рисунках панцирь, надел на левую руку небольшой круглый щит и, подрагивая тяжелым мечом, двинулся навстречу врагам, взобравшимся на площадку. Он знал, что это будет его последний бой…
Авдотья вернулась в город на второй день после того, как его покинули войска противника. Повсюду увидела она разрушения и пепелища, обгорелые печи и горы засыпаемых снегом трупов. Тишина и безмолвие окружали ее, только каркало воронье, привлеченное обильной добычей. С обезображенным от горя лицом, распущенными седыми волосами бродила она среди развалин и непрестанно звала:
– Деточки мои родненькие, кровинки мои ненаглядные, отзовитесь, где вы?..
Наступила ночь, появились из леса волки, привлеченные трупным запахом, сверкали в темноте зелеными глазами, а она все ходила и ходила, и не трогали ее хищники, может, потому, что хватало им пищи или отрешенный и измученный вид ее отпугивал их.
И потом, когда отстроился город и заселились новые жители, передавали из уст в уста, будто бродит в ночной темноте среди домов седая женщина, зовет и не может дозваться погибших в огненном вихре пожара своих милых деточек…
X
От Кснятина Изяслав двинулся на Углич. И здесь жители защищались отчаянно. Изяслав так расставил полки, что отрезал город от реки. Уже через несколько дней защитники стали изнемогать от жажды. Начали копать колодцы, но воды все равно всем не хватало. Город превратился в кромешный ад. Ревела, обезумев без воды, скотина, горели подожженные неприятелем дома и сараи, а потушить пожары было нечем, люди сами маялись от жажды.
В разгар сражения неожиданно на лодках прибыло подкрепление, присланное князем Юрием. Оно высадилось на берегу и с ходу ударило в спину неприятеля. С большими потерями Изяслав вынужден был отступить. Не принес успеха и второй приступ. Угличане стояли насмерть. И только на третий раз, бросив превосходящие силы, Изяслав добился успеха. И этот город был разорен и сожжен, а жители уведены в плен.
Воротами Суздаля считался Ярославль, к этому времени крупный и населенный город. Ярославцы подожгли посады и заперлись в детинце – так назывался кремль. Целый месяц простоял под стенами города Изяслав, пока не сломил сопротивления защитников.
Юрий не мог всерьез помочь жителям верхневолжских городов потому, что совсем рядом, на юге, скопились большие силы черниговских князей, которые дали обязательство выступить на стороне киевского князя. Предполагался совместный удар по Суздалю с двух сторон; тогда Юрию Долгорукому было не устоять. Черниговцы рвались в бой, но их удерживал Святослав Ольгович, предлагая дождаться исхода противостояния на севере. Так, не участвуя в войне, он в сильной степени помог Юрию Долгорукому выстоять в тяжелейшее для него время.
Захватив Ярославль, великий князь развернул войска в направлении Суздаля. Однако перед ним высились еще две крепости: Ростов и Переяславль-Залесский. Было ясно, что они будут сопротивляться так же упорно, до последнего; можно было ожидать появления войска самого князя Юрия Долгорукого. Между тем силы Изяслава были истощены яростной обороной городов. К тому же время истекало, наступала весна, распутица. Вот-вот должны были вскрыться реки. Ко всему прочему с конями случилась какая-то напасть, «похромаша кони у них». И вот 27 марта князья принимают решение возвращаться. Узнав об этом, ушли в свои пределы и черниговские войска.
Войско Изяслава везло с собой огромные обозы с захваченным в походе добром, в том числе множество пленных. В один только Новгород, по свидетельству летописца, было приведено 7 тысяч «голов» (русов уже считали по «головам»!..). Но толпы пленников и обозы с награбленным имуществом создавали лишь видимость победы. Изяслав Мстиславич не достиг ни одной из поставленных целей: он не разгромил войска Юрия, оно полностью сохранилось; не был подорван экономический потенциал Суздальского княжества, так как главные житницы находились не на Волге, а в центре края; Юрий не признал себя побежденным и не смирился с Изяславом. Это понимали все на Руси, но особенно черниговские князья, которые готовы были вновь отложиться от Киева и примкнуть к Юрию Долгорукому.
Нашествие киевского князя Изяслава и связанное с ним страшное разорение Суздальского края в 1149 году оставило глубокий след в сознании его жителей. Оно аукнулось ровно через двадцать лет, в 1169 году, разграблением Киева войсками Андрея Боголюбского.
Когда весть об уходе Изяслава дошла до Суздаля, к Юрию Долгорукому пришел Андрей.
– Отец! – с порога начал он. – Надо немедленно ударить по Киеву. Это самый подходящий момент!
Юрий смотрел на сына с радостным изумлением. Он уже не раз убеждался в том, как Андрей умеет мыслить глубоко, по-государственному, как верно определяет военную обстановку, проявляя исключительное чутье и принимая единственно правильное решение. Вот и сейчас у него, Юрия, в голове только рождаются какие-то неопределенные мысли относительно ответных шагов против киевского князя, он только прикидывает различные направления действия войск, рассматривает время выступления; ему порой кажется, что нужно напасть внезапно, сейчас же, но потом склоняется к мысли, что следует в поход пойти осенью или даже зимой. И за каждое решение было много доводов и еще больше предположений. Но является Андрей с готовым и обоснованным решением: ударить по Изяславу немедленно!
– Почему именно сейчас? – спросил он.
– Войска Изяслава потрепаны и издерганы отчаянным сопротивлением городов, развращены грабежами да насилием на Суздальской земле и на предстоящую битву с нами пойдут неохотно, с опаской. Это раз. Далее, население Киева тяжело переживает поражение и большие потери, значит, может отказать в поддержке великому князю. И, наконец, немногие князья согласятся пойти на войну с нами после такой неудачи Изяслава. Так что самое время выступать!
– Но, может, сначала попытаемся убедиться, так ли все это на самом деле? А что, если послать в столицу соглядатаев, проведать про настроение жителей и воинов…
– Мы потеряем время. Изяслав оправится, даст войску отдохнуть, многое забудется, и народ киевский переменит настроение. Осенью будет поздно, отец!
И Юрий послушался сына. 24 июля 1149 года, в день памяти святых и благоверных князей Бориса и Глеба, Юрий Долгорукий выступил в поход. Вместе с ним пошли со своими полками его сыновья – Ростислав, вернувшийся от Изяслава и покаявшийся перед отцом, Андрей, Борис и Глеб. К нему тотчас присоединились черниговские князья Святослав Всеволодович и Святослав Ольгович. «То нам ворог всим Изяслав, – говорил Святослав Ольгович, – брата нашего убил». Гибель Игоря оставалась для него незаживающей раной.
Войска вышли в степь. Андрей узкими раскосыми глазами оглядывал окрестности, широким приплюснутым носом вдыхал чуждые запахи, и ему все больше и больше не нравилась бескрайняя, однообразная равнина. То ли Суздальская земля с ее лесами, населенными многочисленными зверями и птицами, с уютными лугами и широкими пашнями! А тут, куда ни глянь, – одна трава, редкий кустарник да одинокие деревья. Скукота и уныние…
Он заметил, что его отец, наоборот, при виде степных просторов приободрился, у него даже настроение повысилось – он улыбался и шутил. Оно и понятно, родился здесь, в этих краях, здесь прошли его детство и юность, он вернулся на родину!
