Петр Бородкин - Тайны Змеиной горы
«Те заводы и протчее на Иртыше и Оби реках и между оными все строения, какие обретаются заведенные от помянутого Демидова со всеми отведенными для того землями… и мастеровыми людьми, собственными его Демидова и с приписными крестьянами указами мы повелели взять на нас…»
Для управления создавалась канцелярия Колывано-Воскресенского горного начальства. Ее начальником, или главным командиром, назначался Беэр.
Важничал бригадир, когда уезжал из Петербурга. И было отчего. Выше многих сановников вознесся. Теперь ему нипочем генерал-губернаторы, министры. Во всех делах через кабинет министра или управляющего царским кабинетом сносился с самой императрицей. Могущественным владыкой ехал Беэр на Алтай. Сообразно этому и в пути вел себя.
Стояло короткое, но жаркое сибирское лето. Скука и зной невыносимый в безбрежной Барабинской степи. Четыре дюжих солдата исходили по?том, большими опахалами гнали прохладу на разомлевшего бригадира.
Когда не помогало это, прибегали к иному средству. В Барабе воды не занимать — великое множество озер больших и малых. Солдаты стягивали с бригадира дорожный мундир, бадейками плескали прогретую солнцем воду на массивное, с сальными оплывами тело.
Беэр спешил. Чтобы не приключилось какой заминки, высылал конных нарочных на очередной почтовый станец. Там к его приезду стояли свежие ямские тройки.
От Кривощеково до Барнаульского завода места несравнимы с Барабой. Густые сосновые леса источали терпкие и здоровые смолистые запахи. Часто лес расступался, обегал просторные поляны. В приречных долинах — настоящие скопища черностволых корявых ветел. Заросли тальника густели у берегов рек, неотрывно любовались своим отражением в речной глади. Беэр впервые в летнюю пору ехал по этим местам и искренне восхищался дикими красотами.
На Барнаульском медеплавильном заводе взор Беэра приковал красавец-пруд. С двух сторон к нему подступала синяя кайма нетронутого соснового леса, с третьей высился крутояр. Вниз по его склонам сбегали густые поросли черемухи и акации, калины и боярышника. Настоящий живой заслон. Над согретым прудом струились тонкие испарения. В их дымке дрожали, ломались сочные камыши, разбросавшиеся небольшими островками по воде.
Беэр твердо решил: надобно терем поставить здесь. Быть сему заводу центром Колывано-Воскресенской округи.
С приездом Беэра в Колывани дробно затрещали барабаны. Работные со своими семьями стекались к бастиону. В нетерпеливом ожидании боязливо ежились, вполголоса переговаривались. Беэр вошел на высокий дощатый помост торжественно, в сопровождении свиты горных офицеров. Он подал знак рукой, и наперед выдвинулся секретарь комиссии Василий Пастухов, бойко прочитал указ императрицы. Слова ударами бича ложились на головы молчавшей толпы, оттого она теснотилась, сбивалась в плотную кучу. Сердце подсказывало работным: не жди перемены к лучшему.
Секретарь кончил читать. Снова треснули барабаны.
Когда Беэр с офицерами скрылся с глаз, работные зашевелились, наперебой загалдели:
— Как же теперь-то будет?
— Может, в работе послабление настанет?
— Матушка-заступница, поди-ка, не даст в обиду нижайших рабов своих!..
По домам расходились возбужденные, озадаченные указом. Соленый начистоту выложил Федору то, что думалось.
— Были демидовские — стали государевы. Вот у тебя две руки. В одну возьми ветку шиповника, в другую — боярышника. Сожми крепко. Обе руки в кровь исколешь. Не ровен час, под высоким монаршим началом может потяжельше станет работным-то. Нет никого выше матушки-императрицы, и жаловаться на нее некому. Голос работного до нее никогда не дойдет, посохнет, как ручеек в пустыне…
Беэр со свитой выехал на Змееву гору. Христиани согнал сюда не одну сотню работных. Прежде чем сорвать печати с комисских разносов, отец Мефодий совершил обряд клятвенного обещания на верность государевой службе. Работные выстроились плотным кругом у черного провала шахты. Поодаль стояли горные офицеры с обнаженными головами. Впервые видели и слышали такое седые камни, исконные обитатели Змеиной горы. Чудаки когда-то шарились тут без всяких церемоний.
Торжественный бас отца Мефодия безжалостно ломал тишину:
— Аз, нижепоименованный… — затем следовала небольшая пауза, чтобы работные, каждый про себя, произнесли имена — …обещаюсь и клянусь всемогущим богом и перед святым евангелием…
Хор голосов повторял сказанное. От страшной клятвы колючий холодок обволакивал сердце. От предчувствия недоброго мрачно и тоскливо становилось на душе. А священник не переставал трубить, вселял страх и покорность в людей.
Замолкло последнее «аминь». Из сотен грудей вырвался откровенный вздох облегчения, освежающим ветерком прошуршал по щебенистым склонам.
Под конец отец Мефодий закатил проникновенную проповедь для полного порядка в таких важных делах, как начало работы в интересах самой государыни. Подавленные работные угрюмо смотрели в шахтное жерло, будто стояли на краю могилы.
Потом говорил Беэр, медленно, с растяжкой, старательно вдалбливал каждое слово в головы работных, часто повышал властный голос. В прищуренных глазах, в опущенных уголках губ работные улавливали нескрываемое презрение к ним. Зимней стужей тянуло от бригадировой речи.
— Надлежит вам выказать раденье в работе на пользу ея императорского величества. За нерадение и лень с вас взыщется сполна. Никто да не дерзнет ослушаться воли начальников своих! Своевольников, воров и их укрывателей ждут самые тяжкие кары. Поможет бог вам в труде для блага и процветания нашей благодетельницы императрицы! С богом на работу!
Зашевелилась и распалась толпа. На свои места стали офицеры и доглядчики. Работных разбили на несколько групп. Одни спустились в шахту, другие остались наверху для устройства подъемных воротков, дробления поднятого из шахты камня.
По-волчьи клацали железные молотки, скрежетал, как живой, сердился на людей крепкий, упругий камень, глухо стучали по дереву топоры, шаркали пилы.
Всю смену Беэр безотлучно просидел возле работных в тени парусинового навеса. От блеска самородных металлов сладко жмурил глаза. «Сия гора — природный кладезь, — думал он. — Богатства несметные. Через успешную добычу металлов государева милость сама собой придет. До генеральского чина — рукой подать. Надобно поспешить в работах…»
На другой день Беэр собрал горных офицеров и строго приказал:
— Выдайте работным голицы, чтобы мозолей меньше набивали. За смену каждому из них набирать по рукавице самородных металлов.
Нелегкий урок задал бригадир. От зари до зари содрогалась гора от взрывов. Непрерывной дробью сыпались удары молотков. В собственном поту купались работные, а при сердитых окриках доглядчиков все же набирали без мала по полной рукавице золота и серебра.
Ехать бы Беэру в другие места горной округи по неотложным делам, да сил не хватало оторваться от чародейки-горы. А тут, как нарочно, подвернулся случай, чтобы задержаться на несколько дней.
Богатства Змеевой горы зажигали огоньки и в глазах работных. Одни думали про себя: «Полрукавицы, пожалуй, хватит на обзаведение одежкой и на прибавку к харчу не на один год». Другие смелее дерзали в мыслях: «Утаи добычу за три-четыре дня, и крылья вырастут. Лети вольным орлом в степь к киргиз-кайсакам или в царство бухарское. Живи, как душа просит, о хлебе-соли не думай, не изводи себя постылой горной работой…»
Но как подступишься к земным сокровищам? Неусыпны строгие доглядчики. После шабаша, перед уходом с горы, у работных не то что одежонку до ниточки прощупывали, а и в волосах, в складках кожи шарили, в рот и непотребные места заглядывали…
Ваське Коромыслову и двадцати лет не минуло, а в бергайерах ходил три года. Не велик ростом, но силой не обижен Васька. К тому же голову имел светлую и способную на выдумки. Не захочет работать Васька — никто не заставит. Любого проведет. Как-то на Пихтовском руднике долотом и кайлой откалывал от стен забоя руду. К концу смены и половины урока не выполнил.
Доглядчик подошел, зло набросился:
— Ты што, волчья отрава, так робишь? Где твоя руда?
Васька, словно не его касалось, спокойнехонько ответствовал:
— По крупице руду ковыряю. Ишь порода-то какая слабая. Обвалу как бы не вышло…
— Брешешь ты, негодник. Порода тутошняя кремню под стать.
Доглядчик не из слабых был. Со злом схватил увесистый молоток, что есть силы шарахнул по стенке забоя. Вниз сорвался многопудовый камень, за ним со звоном потекла мелкая каменная россыпь. Доглядчик с матерной бранью едва успел отпрянуть в сторону. Не знал, что несколько дней Васька подкалывал камень со всех сторон долотьями и клиньями и оставил его висеть на ниточке, а чтобы незаметно было, все щели забил мелкой щебенкой.
