Виктор Поротников - Остановить Батыя! Русь не сдается
— Не стращай нас, удалец! — нахмурился Петр Ослядюкович. — Град Владимир — это тебе не Рязань! У нас тут и валы повыше, и стены покрепче, и башни помощнее. И рать у нас многочисленнее рязанской.
— Что ж, воевода, я тебя предупредил, и ты меня услышал, — сказал Яков после короткой паузы. Он обвел взглядом столпившихся вокруг вельмож в длинных богатых одеждах и мрачно добавил: — Я не пророк, но вижу печальную участь на челе у всех вас. Поймете вы правоту моих слов, когда смерть заглянет вам в глаза, бояре.
— Ладно, ступай отсель, — недовольно бросил Якову Ратибор Иванович. — Может, и впрямь грозны татарские камнеметы, однако и мы не лыком шиты!
Не прибавив больше ни слова, Яков Костромич покинул собрание воевод.
Мстислав выплеснул на Всеволода все свое накопившееся раздражение, когда они верхом на конях ехали к детинцу по пустынным заснеженным улицам засыпающей столицы.
— Не много ли на себя берет Петр Ослядюкович? — сердито молвил Мстислав. — Отец, уезжая в Ростов, велел ему быть твоей правой рукой, брат, но Петр Ослядюкович, по сути дела, встал во главе города и войска. Нам, князьям, он повеления отдает! Что хочет, то и творит. А ты, брат, потакаешь ему в этом.
— Петр Ослядюкович старше и опытнее нас с тобой, брат, — устало проговорил Всеволод. — Отец наш не зря поставил его главным воеводой во Владимире. Бояре и служилый люд охотнее пойдут в сечу не с нами во главе, а с Петром Ослядюковичем. Уразумей же это, брат.
Однако обидчивый Мстислав не унимался, продолжая твердить свое:
— Петр Ослядюкович велел вскрыть дворцовый арсенал, нарушив запрет нашего отца. Это уже преступление, брат. В том арсенале хранилось добротное немецкое и свейское оружие, за которое были уплачены немалые деньги. Волею и самоуправством Петра Ослядюковича все это оружие было роздано мужикам сиволапым, кои и пользоваться-то им не умеют.
— Это я позволил Петру Ослядюковичу взять оружие из дворцового арсенала, — сказал Всеволод. — Татар стоит под Владимиром черным-черно, брат, поэтому мы обязаны вооружить всех мужчин в городе. Зря ты точишь зуб на Петра Ослядюковича.
— Ты принял решение раздать оружие из дворцового арсенала черному люду, а со мной не посоветовался! — тут же вскипятился Мстислав. — Я гляжу, брат, ты спелся с Петром Ослядюковичем. Вернее, он вертит тобой, дурнем, как хочет! Нету в тебе твердости, брат, и никогда не было!
Подъезжая к белокаменным воротам детинца с небольшой надвратной Иоакимовской церковью, братья разругались окончательно, наговорив друг другу немало нелицеприятного.
Возле дворцового крыльца Всеволода окликнул его дружинник Ян, по прозвищу Хабал, то есть «озорник». С таинственным видом Ян отвел Всеволода в сторонку и протянул ему холщовую сумку, сняв ее со своего плеча. Всеволод, объятый недобрым предчувствием, заглянул в сумку и увидел там отрубленную голову своего брата Владимира.
— Это передали стражи, что несут караул возле Золотых ворот, — негромко и печально промолвил Хабал. — Они рассказали, что примерно час тому назад к воротной башне подскочил татарин верхом на коне и забросил эту сумку на верхнюю площадку башни, раскрутив ее в воздухе, как пращу.
Всеволод вернул сумку с ее страшным содержимым назад дружиннику, обронив глухим голосом:
— Спрячь это где-нибудь, Хабал. Спрячь понадежнее. И не говори никому об этом. — Всеволод указал пальцем на сумку. — Никому!
Молча кивнув, гридень быстро удалился, унеся с собой холщовую торбу.
Глава одиннадцатая
Агония
Обливаясь горячими слезами, Всеволод долго бродил в холодных сумерках среди голых черных лип и яблонь в дворцовом парке. Неумолимая и безжалостная действительность давила на него, наполняя трепетом и отчаянием его душу, совершенно неготовую к таким жестоким потрясениям. Мертвая голова Владимира вновь и вновь вставала перед мысленным взором Всеволода, пробуждая в нем мучительные укоры совести и чувство вины. Этот внутренний гнет был так нестерпим, что Всеволод пришел в дворцовый Дмитриевский собор и, став на колени перед алтарем, долго и страстно молился, прося Вседержителя отправить душу Владимира в рай и даровать христианскому воинству победу над злыми язычниками.
В эту ночь Всеволод лег спать отдельно от жены, сославшись на недомогание. У него и впрямь разболелась голова, а тело охватил озноб. Обеспокоенная Марина дала мужу выпить настоя из целебных трав и медовой сыты.
Ворочаясь на постели, Всеволод долго не мог уснуть. Укоры совести сменились в нем нестерпимым желанием отомстить Батыю за смерть брата. Понимая, что с той ратью, которая находится в столице, ему мунгалов не разбить, Всеволод занялся мысленным подсчетом, через сколько примерно дней его отец соберет войско для решительной битвы с Батыем.
Но где-то в глубине сознания Всеволода снедала тревога: «А ежели отец не успеет быстро собрать полки? Ежели татары уже через день-два ворвутся во Владимир?»
Всеволод гнал от себя такие мысли, твердя про себя, как заклинание: «Нет, этого не будет! Нехристям не взять Владимир… Нет, не взять!.. Господь не допустит этого».
С этой мыслью Всеволод заснул, будто провалился во тьму. На рассвете тревожный голос Марины ударил его прямо в сердце:
— Свет мой, поднимайся! Татары на приступ идут!
Всеволод вскочил с ложа, дрожащими руками натягивая на себя порты и рубаху. На его зов примчались челядинцы, неся теплую шерстяную свитку, теплые сапоги, красный плащ, кольчугу, шлем с бармицей, щит и меч. Облачаясь в воинский наряд, Всеволод сказал жене, чтобы та разбудила Мстислава.
— Мстислав уже на ногах, — промолвила Марина, стоя у окна и кутаясь в длинное покрывало. У нее было заспанное лицо, а ее длинные волосы в беспорядке свешивались на плечи и спину.
Торопливо поцеловав Марину, Всеволод выбежал из опочивальни, на ходу надевая пояс с мечом и набрасывая на плечи плащ. Челядинцы гурьбой бежали за ним следом, ожидая новых распоряжений. В дворцовых переходах грохотали торопливые шаги, мелькали огни факелов, метались по стенам темные мрачные тени…
На площади перед дворцом уже собрались дружинники Всеволода и Мстислава. Их лица были суровы. Островерхие шлемы, щиты и кольчуги воинов поблескивали металлическим блеском в рыжем свете факелов.
Ночная мгла только-только начала рассеиваться, пробиваемая у кромки неба на востоке первыми лучами восходящего солнца.
Всеволод и Мстислав бегом повели свою дружину из детинца в Новый город, стены которого уже сотрясались от падающих на них больших камней. Сигналы боевых труб звучали со стороны Медных ворот, а также возле Золотых и Волжских ворот. Натужно гудел боевой рог и со стены около Ирининых ворот. Это означало, что отряды русских ратников уже заняли свои позиции на крепостной стене, каждый на своем участке, как и было обговорено заранее.
Разыскав Петра Ослядюковича, Всеволод и Мстислав вместе с ним поднялись на крепостную стену неподалеку от Золотых ворот. Их взору предстала белая равнина, на которой стояли в ряд огромные татарские камнеметы, похожие на сказочных чудовищ. Чтобы подтащить свои катапульты поближе к стенам Владимира, татары ночью проделали широкие проходы в заградительном частоколе.
Возле метательных машин копошились маленькие темные фигурки людей, издали напоминавшие муравьев на фоне белого снега. Деревянные подвижные части катапульт, приводимые в движение десятками расторопных человеческих рук, громко скрипели и стонали, принимая положение, необходимое для запуска очередного каменного ядра. Эти далеко разносящиеся звуки леденили кровь впечатлительному Всеволоду, как и разрушающее воздействие камней, падающих на крепостную стену, которая сотрясалась сверху донизу при каждом точном попадании свистящих каменных глыб. Если камни летели с недолетом, то они отскакивали от скованного морозом земляного вала или падали в ров. Если камни летели выше, тогда они либо срывали тесовую кровлю с бревенчатого заборола, либо обрушивались на крыши домов, стоящих вблизи от крепостной стены.
Ни Всеволод, ни Мстислав, ни Петр Ослядюкович никогда еще не видели таких диковинных боевых машин, швыряющих огромные камни на столь большое расстояние. Камнеметы, которые использовали ливонские рыцари, воюя с русичами, были гораздо меньших размеров. Ни в какое сравнение с татарскими катапультами не шли и баллисты греков, от которых на Русь пришло немало военных новинок.
Не прошло и двух часов, как выпущенный татарами каменный град проломил стену у Золотых ворот и сделал большие бреши в стене близ Медных и Волжских ворот.
С высоты западного вала Всеволод и Мстислав увидели, как заснеженная равнина покрылась многими тысячами спешенных татар, идущими на приступ с громогласным боевым кличем: «Урагх!» В лучах восходящего солнца сверкали изогнутые сабли мунгалов, их круглые щиты и наконечники копий. Словно темный зловещий поток покрыл белые снега, двигаясь к стенам Владимира, заливая низины и перетекая через невысокие холмы.
