Этон Цезарь Корти - Любовь императора: Франц Иосиф
Елизавета провела в Вене неполные четыре недели и опять вынуждена отправляться на юг. Эти дикие слухи будоражат всю Вену. Что-то тут не так. Императрица выглядит здоровой, цветущей и свежей, а буквально на следующий день разносятся слухи, что, по мнению врачей, только немедленный отъезд способен избавить её от чрезвычайно опасных последствий. С намеченным визитом императрицы в Мюнхен в связи с назначенной на 5 июня свадьбой её сестры Матильды с графом Людвигом фон Трани, самым старшим братом короля Неаполя Франца II, ничего не выходит. Баварский посланник даже сообщает, что надежд на выздоровление императрицы мало. Английский посланник совершенно не разбирается в происходящем. «Должно быть, — считает он, — императрица и в самом деле серьёзно больна. И она полностью осознает своё опасное состояние. Ей запрещают разговаривать, чтобы без нужды не раздражать горло, а поскольку дела часто призывают Его величество в Вену, Её величество проводит дни почти в одиночестве».
Что происходит на самом деле, не совсем понятно. То ли речь идёт о болезни, то ли же к новому ухудшению здоровья императрицы привели семейные неурядицы. Факт тот, что в Вене царит подавленное настроение, император выглядит до крайности расстроенным, а Елизавета совершенно отгородилась от всех, совсем ничего не ест и состояние её здоровья даёт, пожалуй, основания для самых худших опасений.
Итак, 23 июня Франц Иосиф вновь привозит свою молодую жену в Триест, откуда эрцгерцог Макс сопровождает её непосредственно на Корфу. В услугах доктора Шкоды, тоже сопровождающего её на Корфу, она вообще не нуждается. Лорд верховный комиссар представляет в её распоряжение свой дворец в городе и загородный дом. Императрица избирает последний, поскольку там проще обеспечить полное уединение, в котором она предпочитает жить. Организовывать какие бы то ни было торжества в связи со своим приездом она запретила. Перемена климата действует на неё в высшей степени благотворно. Уже в первых числах июля доктор Шкода возвращается домой и сообщает, что тревожные симптомы у Её величества почти исчезли, кашель сделался гораздо менее сильным, а лихорадка прошла. Елизавета совершает продолжительные прогулки пешком в великолепных лавровых рощах и предпринимает далёкое плавание под парусами. Принимает она и морские ванны. «Моя жизнь протекает здесь спокойнее, чем на Мадейре, — сообщает Елизавета эрцгерцогу Людвигу Виктору, — особенно я люблю сидеть на берегу, устроившись на больших камнях, собаки располагаются у воды, а я любуюсь прекрасным отражением луны на поверхности моря». Идиллию нарушает приезд обер-шталмейстера графа Грюнне, который не слишком продуманно послан на Корфу, чтобы сообщать о самочувствии императрицы. Елизавета встречает его холодно, почти враждебно, ибо в первую очередь видит в нём шпиона своей свекрови. Грюнне очень чутко улавливает это, и его отчёты в Вену скорее порочат императрицу. До Елизаветы доходит информация об этом от третьих лиц, и антипатия, которую она всегда испытывала к генералу, как одному из самых доверенных лиц эрцгерцогини Софии, перерастает в неприязнь.
Между тем баварское семейство чрезвычайно взбудоражено всеми этими событиями. Герцогиня Людовика не слишком хорошо понимает, что же происходит в действительности. Как и до всех остальных, до неё доходят весьма противоречивые слухи о состоянии здоровья дочери, и поэтому она решает послать в Вену супругов Таксис, которые должны выяснить, что же действительно правда в распространяемых слухах. Макс Таксис остаётся с Францем Иосифом и принимает участие во всех охотах императора, а Элен отправляется на Корфу к большой радости Елизаветы. Впервые со времени своего замужества сестры проводят вместе довольно продолжительное время. Императрица находит удобный случай, чтобы открыть сестре свою душу и объяснить, чем вызвана её болезнь и уже повторное бегство из родных мест. Элен предлагает себя в качестве посредницы, в конце сентября возвращается в Вену и подробно рассказывает обо всём Францу Иосифу.
То, что Елизавета опять так далеко, в чужой стране, крайне неприятно императору. До него доходят слухи, что весь свет объясняет эти необычные события причинами, разъяснять которые, даже если они не соответствуют действительности, ему неловко. Не говоря о любви к жене и о желании мирно жить с ней и с детьми и после праведных трудов иметь мирный очаг, ему необходимо заботиться о собственном авторитете и о престиже своей семьи. А они страдают, поскольку все теряются в догадках и распространяют более или менее достоверные слухи о подспудных причинах всех этих инцидентов с императрицей. Слишком резок переход от угрозы для жизни, которая нависает над ней в Вене, к удивительно быстрому улучшению состояния её здоровья на Мадейре и Корфу. Теперь Элен внесла ясность. «Я хотел бы использовать первые дни сентября, — пишет Франц Иосиф своей матери, — чтобы на несколько дней съездить на Корфу к моей дорогой Зизи, к которой после столь долгой разлуки меня гонит страшная тоска». Утром 13 октября император прибывает на Корфу. Он находит её гораздо более здоровой, рассказывает жене про свои заботы, просит быть благоразумной и обещает ей, когда дело касается детей, решительно принимать её сторону и, если необходимо, выступать против своей матери.
Император и императрица приходят к соглашению. Она переберётся в пределы монархии, но пока отправится в Венецию, куда к ней вскоре приедут дети, разумеется, без эрцгерцогини Софии. Остров Корфу, подобный неувядающему саду, очень нравится императору, но его больше интересуют фортификационные сооружения англичан. Удовлетворённый, Франц Иосиф возвращается домой. Теперь всё наверняка опять уладится; в Венецию он может ездить гораздо чаще, а пребывание там императрицы можно было бы использовать и в политических интересах. Уже слишком много разговоров о том, что после потери Ломбардии в Вене задумали обменять или продать Венецию.
26 октября паровой фрегат «Лючия» с Елизаветой на борту прибывает в Венецию. Рудольфа и Гизелу привозят в Венецию 3 ноября 1861 года. Встреча проходит очень трогательно, и Елизавета совершенно счастлива. Сразу же по прибытии детей возобновляются недоразумения с обер-гофмейстериной графиней Эстерхази, получившей от эрцгерцогини Софии инструкции о том, как обращаться с детьми во время пребывания в Венеции. Елизавета не согласна с этими инструкциями.
В конце месяца приезжает и Франц Иосиф. Ему, как и жене, приходится убедиться в холодности, какую проявляет к монарху население города. Он видит, что люди ведут себя спокойно лишь потому, что их сдерживают силой оружия, а в общем они презирают австрийское господство. Когда Франц Иосиф высказывает наместнику своё удивление тем, что венецианское дворянство избегает императорскую чету, предпринимается попытка побудить аристократов нанести визит во дворец. Ведь это их долг в отношении первой дамы империи. Однако всё безрезультатно. Елизавета начинает чувствовать себя в Венеции неуютно. Её здоровье не улучшается. Неразрешимый антагонизм с обер-гофмейстериной Эстерхази, которую ей никак не удаётся привлечь на свою сторону, тоже досаждает Елизавете, и в конце концов она добивается, чтобы император убрал графиню, заменив её прежней придворной дамой Паулой Беллегарде, успевшей к тому времени выйти замуж за графа Кенигсэгг-Аулендорфа. Граф одновременно становится обер-гофмейстером императрицы. Эрцгерцогиня София, разумеется, воспринимает эти перемены как личный выпад против себя...
В марте император Франц Иосиф снова навещает в Венеции свою супругу. От нечего делать Елизавета нашла себе вовсе небольшое развлечение. «Я задумала сделать альбом красавиц, — пишет она двоюродному брату, — и теперь собираю для него портреты женщин. Прошу тебя прислать все красивые лица, какие только сможешь раздобыть у Ангерера и других фотографов...» Впоследствии возникает просьба к министру иностранных дел организовать с помощью австрийских послов в разных странах розыск фотографий красивых женщин соответствующих стран и присылку их императрице. Рехберг передаёт это поручение дальше, замечая при этом послу в Константинополе, что помимо изображений восточных красавиц императрице хочется в первую очередь получить фотографии красивых женщин из турецких гаремов. Это замечание повергло дипломата в сильнейшее замешательство. Ведь добывать такие фотографии просто опасно для жизни, поскольку обычай запрещает это. Впрочем, ни один человек не верит ему, что эти фотографии действительно требуются для его императрицы и повелительницы. Тем не менее кое-что в этом роде раздобыть удаётся. (Часть альбомов с этой коллекцией императрицы находится в её музее в Будапеште, среди фотографий — и присланные Прокешем из Турции. — Примеч. авт.). Посол с улыбкой думает, что, возможно, императрица собирается в конце концов сравнивать изображения этих красавиц, собранные со всего света, со своими собственными восхитительными портретами, действуя как в знаменитой сказке: «Свет мой, зеркальце, скажи... кто на свете всех милее, всех румяней и белее?»
