Урсула Кох - Розы в снегу
Получили ли Вы очки? Мастер Христиан собрался отослать их Вам в Кобург. Он так важничал, так гордился этим заказом! Охотно прислала бы я Вам и нашего домашнего пива, но посыльный, кроме писем и портрета, ничего не хочет брать.
Вам поклон от Вольфа. Не больно-то ему нравится быть под моим началом. Я, мол, покоя ему не даю. При этом он не особенно утруждает себя, и времени для отдыха у него предостаточно — ну, Вы же знаете Вольфа… Ваши племянники Ганс и Георг во всем ему помогают, но вместе с тем и раздражают своей грубостью. Он частенько ругает их и вроде бы даже послал к черту — дескать, родители там их уже ждут…
Нам следует приструнить детей Вашей благочестивой сестры, иначе они внесут в дом разлад, да и Гансик ничему хорошему от них не научится.
Иеронимус Веллер помогает мне во всех будничных моих делах, но он скорее хороший учитель, чем хороший хозяин. Он говорит по-латыни и по-гречески, но не может объясниться по-немецки с рыночными торговками. На днях Иеронимус начал учить Ганса буквам. Только ничего у них не получается — по мне, ребенок еще мал для наук.
А теперь я беру Ленхен на руки, она так любит сосать грудь.
Поклон от меня всем друзьям и нашему племяннику Кириакусу. Хорошо, что этому молодому человеку можно доверять и что он помогает Вам в работе.
Дайте мне знать о Вашем здоровье. Досаждают ли Вам затруднения с мочеиспусканием? Твердеет ли живот, как это часто бывало ранее? В таком случае я пришлю Вам лекарства своего приготовления. Августин также интересуется Вашим здоровьем. Как видите, все мы беспокоимся о Вас. Знайте же, что дом Ваш содержится в добром порядке, а чада и домочадцы с нетерпением ждут Вас.
Но особенно желает скорейшего Вашего возвращения, милый господин доктор, Ваша хозяйка из Виттенберга
Катарина Лютер.
Писано мая 15 дня 1530 года после захода солнца».
Виттенберг, 1534-1540 годы
Тяжело дыша, Катарина останавливается около лестницы. В руках у нее чистые простыни — надо перестлать постели студентов.
Разве ступени стали слишком крутыми? Разве она не взбегала вверх по лестнице, не касаясь перил, так что по пению досок наверху уже знали, кто идет?
В доме шум и суматоха. В подвале трудятся каменщики. Возводят поперечную стену, отделяют винный погреб от бочек с сельдью. Работники вкатывают в подвал новые бочки под огурцы и капусту.
Ребятишки шумной стайкой проносятся через холл. Маленький Пауль хнычет. Обычно он сидит на руках какой-нибудь служанки. Мартин, наверное, убежал с детьми Меланхтона в сад. Слышно, как они там свистят в дудки и бьют в барабан.
Надо полагать, мама маленьких Меланхтонов — дама с тонким вкусом — опять потратилась на игрушки, а потом выяснится: дети Лютеров эти игрушки сломали… И куда Делась Ленхен? Вероятно, сидит около своего милого братца — мальчику уже пора помогать по дому, но он так легко отвлекается. Особенно если великовозрастные дядья ерзают Рядом с ним на стульях и двигают туда-сюда толстенные латинские книги…
Катарина превозмогает себя и идет дальше. Уж скорее бы потеплело. Может, ей просто не хватает солнца. Каждый День все то же серое небо над плоской равниной да тот же туман над рекой… В Липпендорфе жилось лучше, даже в Мариентроне, в Нимбшене, взгляд мог отдохнуть на синеющем вдали лесе. Кэте вздыхает. Давно пора вскопать огороды, но пока все заняты подвалом, эту работу поручить некому. А кто подрежет розы? Обычно господин доктор с превеликой охотой делает это сам. Может, он и сегодня спустится из кабинета в сад. Да что розы?! Их к столу не подашь. Нужен салат, бобы и репа. Дыни вот хорошо пошли в рост. Надо бы за ними приглядеть, а то сгниют, как в прошлом году… А как быстро набирает вес рыба в ее пруду! И пусть господин доктор подтрунивает над ней из-за того, что она возится с форелью и карпами. Не только он, все за столом удивятся, увидев на тарелках выращенную ею рыбу. От этих мыслей у Кэте потеплело на сердце.
По дороге к свиному рынку надо бы зайти к портному — он все никак не закончит камзольчик для маленького Мартина. А еще ей нужна большая миска, но уж миску-то она присмотрит на рынке сама. Пошлешь Вольфа — и он опять принесет облупленную, с вмятинами, никто другой на такую и не польстится… К тому же вчера разбился кувшин для молока, а малышка Ленхен нечаянно отбила ручку у своей кружки и расплакалась.
Преодолев половину лестницы, Кэте вновь останавливается. Голова кружится, сердце готово выскочить из груди, руки не держат тяжелые простыни. Там, в северо-западном углу огорода, следует разбить грядку и засеять ее горохом. Господин доктор должен снова написать в Нюрнберг. Нужны семена. Те, из Саксонии, никуда не годятся. Как бы козы не забежали в огород да не обглодали ростки, как это случилось в прошлом году. Надо сказать Вольфу, чтобы он приладив щеколду к калитке, тогда дети будут играть во дворе. Иначе просто нельзя. А места перед домом предостаточно. Старшие должны следить за младшими, чтобы никто не угодил под колеса повозок. А кто присматривал вчера за Мартином? Ведь он чуть не попал под копыта коня курфюрстова гонца. До чего же она испугалась, услышав детский рев на кухне! Но она знала, что это Мартин, и никто иной. Пусть и двадцать ребятишек во дворе, мать тотчас отличит, кто из них плачет.
Никому из гостей, приехавших навестить знаменитого доктора Лютера, не удается скрыть удивления при виде дюжины ребятишек, вырывающихся им навстречу из ворот. Да и кто такую ораву удержит? Только если господин доктор выходит во двор — о, тогда наступает тишина! Тогда они враз становятся паиньками и обращаются к нему не иначе как «милый папочка», но стоит ему покинуть Черный монастырь…
Кэте внутренне улыбается. Однако она так и не одолела лестницу. Неужто та стала длиннее?
Внизу загремели шаги. «Добрый день, госпожа доктор!» — мимо нее, прыгая через ступеньки, промчался Ганс Гонольд из Аугсбурга. Балованный малый из богатой семьи, порой брезгует едой, но добрая душа и, по словам господина доктора, хороший студент. А госпожа доктор стелет ему постель… Собственно, этим должны заниматься Грета или Мари… Но у Греты хватает забот на кухне, а новая служанка (говорят, она тоже бывшая монахиня) пока не привыкла к напряженному ритму дома. Может, она думала, что у Лютера ей не придется трудиться. Но здесь работают больше, чем в монастыре!
Да и сироты Эльза и Лена должны помогать Катарине всем. Если они не хотят остаться бесприданницами, придется им научиться вести хозяйство.
Мысли Кэте прерываются. Ноги становятся ватными. Такого с ней еще не было… Или все же?.. И опять этот жар…
— Помогите!
Трое студентов выбегают из комнаты. Один из них бросает в сторону шляпу с пером и стремглав преодолевает две ступени — те самые, с которыми Кэте так и не справилась.
— На помощь!
Молодые люди в пестрых куртках беспомощно топчутся перед потерявшей сознание женщиной. Им с трудом удается ее удержать, не дать скатиться вниз.
Наконец их кто-то услышал.
Тетя Лена, пыхтя, поднимается наверх. Из кухни с полотенцем в руках выбежала Грета. За ней — служанки и гости. Даже Вольф проковылял где-то за углом.
— Госпожа доктор, что случилось?
Только Лютер ничего не слышит, он сидит за столом и пишет письмо князю фон Анхальт.
— Господин доктор, вашей жене дурно. Она упала прямо на лестнице!
— Все образуется, тетя Лена.
Грета и Мари усаживают Катарину на стул. Она тяжело дышит.
— Оставьте меня одну.
Лютер рывком открывает дверь:
— Что случилось? — Он все еще держит в руке письмо. — Кэте, я как раз хотел тебе сказать…
— Господин доктор, вашей жене и впрямь плохо, — мягко останавливает его тетя Лена, — ей надо отдохнуть.
— Нет, нет, со мной все в порядке. — Кэте пытается встать. Лютер беспомощно переводит взгляд с одной женщины на другую.
— Кэте, мне нужно ехать в Дессау. Можешь мне все приготовить? И в первую очередь сок из бузины — тот, что так помогает мне, когда нечистый сжимает мою грудь?
Тетя Лена кладет свою узкую руку на широкое плечо Лютера и вежливо выпроваживает его из комнаты. Но прежде чем она успевает затворить дверь, маленький Ганс взбегает по лестнице:
— Мама, мамочка, не болейте… Вы не должны болеть!
— Нет, Гансхен, нет. Мне уже лучше.
Кэте удается приподняться. Снизу слышен плач Пауля.
— Принесите его мне!
Эльза приносит малыша, а сама испуганно отходит в угол.
— Эльза, поставь его на пол, ему пора ходить.
Пауль некоторое время стоит на нетвердых ножках, затем с радостным криком устремляется к матери. Кэте наклоняется и сажает малыша к себе на колени.
— Отлично, мой мальчик, отлично, сыночек, теперь ты уже большой. Скоро следующий кроха появится в доме господина доктора.
Только ребенок слышит эти тихие слова. Но Пауль не обращает на них внимания. Он сосредоточенно разглядывает и поглаживает пальчиками блестящую вышивку на лифе матери.
