Бенджамин Дизраэли - Алрой
Две недели, как властитель Хамадана ушел побеждать и карать. Две недели нет вестей. И вот часовой на вышке возгласил, что видит вдалеке военный строй. Жители облепили городские стены. Ликование и предвкушение среди мусульман, холод и трепет в сердцах иудеев.
«Бог един!» — торжественно провозгласил командир охраны.
«И Мухаммед — Пророк Его!» — подхватил часовой.
«Завтра обрежем носы еврейским псам!»
«Утрачен скипетр!» — в отчаянии воскликнул Бостинай.
Удрученная, бессильная, приниженная Мирьям кинулась вон из дома, нашла в саду кучу пепла, обсыпала себя. «Господи, не оставь Давида!» — шептала.
Медленно и торжественно шествовали муллы к городской стене — излить потоки благословений на голову Хасана-победителя. Муэдзины проворно взобрались на минареты, чтобы тягучими голосами напомнить жителям Хамадана и всему свету, как велик Аллах.
«Хотел бы я знать, жив ли Алрой?» — спросил командир охраны.
«Если жив, его посадят на кол!» — заявил стражник.
«А если мертв, труп его отдадут на съедение собакам!» — добавил командир.
«Бостиная ждет петля.»
«И его племянницу — тоже.»
«Увидим. Говорят, Хасану нравятся черные глаза.»
«Надеюсь, истинный мусульманин не коснется иудейки!» — взволнованно произнес черный евнух.
«Они приближаются. Какую пыль подняли, однако!» — воскликнул командир.
«Я вижу Хасана!» — крикнул стражник.
«Я узнаю его черного коня!» — подхватил черный евнух.
«Любопытно, сколько драхм стоит Бостинай?» — задался вопросом командир стражи.
«Несчетно!» — ответил стражник.
«Надеюсь, добро свое он честно приобрел», — вновь выразил надежду евнух.
«Проверим», — сказал командир, — «Как бы там ни было, тысячу, которую я должен старому Моисею, я не верну. Теперь мы свободны от долгов евреям.»
«Разумеется», — подтвердил евнух.
Всадники совсем близко. Авангард достиг городской стены.
«О, Боже, кто это гарцует впереди?» — спросил командир охраны, несколько смущенный.
«Никогда прежде не видел его», — ответил стражник, — «Одежда наша, сельджукская, не иначе, кто-то из Багдада.»
Зазвучали трубы.
«Кто командир охраны?» — крикнул воин внизу.
«Я!»
«Открыть ворота царю Израиля!» — прозвучал приказ.
«Кому?» — спросил изумленный командир.
«Царю Давиду. Богу было угодно отдать нам на истребление армию Хасана. Мы не оставили в живых ни самого Хасана, ни командиров, ни солдат сельджукских. Я — Джабастер, посланец владыки нашего. Этот меч — мандат мой! Немедленно прикажи открыть ворота, и мы преподнесем вам, мусульманам, подлинного милосердия урок. А заупрямитесь, то, как говорит наш царь, ворвемся силой, всех поубиваем без разбора, включая стариков и сосунков.»
«Немедленно позвать сюда почтенного господина Бостиная!» — взвизгнул испуганный командир охраны, — «Он вступится за нас!»
«И не забыть достойную госпожу Мирьям, она так милосердна!» — присовокупил стражник.
«Я возглавлю процессию!» — вызвался выполнить приказ черный евнух, — «Кто, как не я, знает к женщине подход!»
С нерастраченными благословениями и с неподобающей статусу богохульной поспешностью возвращались муллы в святилище знаний и истинной веры. Муэдзины на минаретах не исторгли из раскрытых от удивления ртов положенные Аллаху славословия. Обожающие иудеев мусульмане толпами рвались к дому Бостиная и Мирьям, вызывали их преданными голосами, и каждый желал первым поцеловать края одежды господина и госпожи.
Широко распахнулись ворота. Джабастер и его воинство вошли в город, заступили в караул. На площади перед большой мечетью собрались правоверные горожане, чтобы празднично и достойно встретить победителей. Огни на минаретах раздвигали ночные тени, освещали спешно развешанные на городских стенах ковры, гобелены, гирлянды цветов. Громкой ликующей музыкой приправили правоверные Хамадана идиллию счастливой встречи с армией иудеев. Горожане и воины приветствовали друг друга радостными возгласами. Появился знакомый всем вороной конь, достойно неся в седле своего седока. Люди упали ниц, кричали: «Долгой жизни тебе, долгого царствования тебе, Алрой!»
Вот идет депутация самых почтенных горожан. Во главе ее старик и скромная девица с опущенными долу глазами. Милости и защиты победителей приготовились просить. Всадник спрыгнул с коня, обнял девицу, вскричал: «Мирьям! Сестра! Сейчас, наконец, сознаю мой триумф!»
7.8
«Пей!» — сказал курд Кислох индийцу Калидасу, — «и не забывай, приятель, что мы больше не мусульмане!»
«Чтобы вполне вкусить букет вина, пить его надо из золотой посуды», — сказал гебр, чей отец был выходцем из Эфиопии, — «эту безделушку я раздобыл на базаре», — продолжил он и показал всем изящный золотой кубок, отделанный драгоценными камнями.
«Я думал, мародерство запрещено», — усмехнулся негр.
«Верно. Но взять вещь в долг мы можем себе позволить.» — парировал гебр.
«Что до меня, я человек умеренных страстей», — изрек индиец, — «Даже турка, пса поганого, не обижу. Хозяина, у которого я на постое, я всего лишь обратил в слугу, не перерезав ему горло. Удовлетворился его гаремом, баней, лошадьми и прочими безделицами».
«С кем мы повелись, однако? Он ведь настоящий мессия!» — с благоговейным страхом произнес Кислох.
«Я прежде не шибко верил в силу скипетра Соломона-царя, покуда своими глазами ни увидал, как его величество снес голову с плеч доблестного сельджука», — сказал Калидас.
«Он — мессия. Нет места сомнению», — подтвердил гебр.
«Сомневаться в этом — значит вообще ни во что не верить», — заметил индиец.
«Забавно», — усмехнулся негр, — «я веры не имел вообще, теперь же единым махом удостоился наилучшей!»
«Большая удача!» — сказал гебр, — «Чем позабавим себя сегодня вечером?»
«Можно пойти в кофейню и силой вливать вино в турецкие глотки», — придумал индиец Калидас.
«А что, если поджечь мечеть?» — предложил изобретательный курд Кислох.
«Я чудно развлекся сегодня утром», — сказал гебр, давясь от смеха, — «Вижу, на базаре дервиш просит подаяние, а в ухе у него цепь продета. Я отыскал второго нищего, проткнул ему нос и цепью связал обоих вместе!»
«Ха-ха-ха!» — развеселился негр.
Самый искрометный юмор прост и непринужден и его ценителю представляет дело в новом свете.
7.9
Бунт иудейский гремел по всей Азии, истребление войска Хасана оглушило ее. Из богатых персидских городов и многонаселенных областей по берегам Тигра и Евфрата стекались евреи в Хамадан.
Прогневленные мусульмане везде, где могли, досаждали победителям и неразумным этим поведением приближали бедствие остракизма. Богатства Багдада пополняли сокровищницы Хамадана, еврейской столицы. В диванной, что прежде принадлежала правителю Хасану, теперь восседал царь Израильский. Он принимал дань почета от почетных визитеров и с почетом отправлял посланников в Сирию и Египет. Тысячи новичков экипировались из неисчерпаемых сельджукских арсеналов. За стенами города был разбит лагерь, и руководимые Авнером военные наставники обучали новобранцев науке воевать и превращали их в жаждущих подвигов бойцов.
Большую мечеть Хамадана обратили в синагогу. В один из дней толпы людей собрались на площади перед фасадом ее, расположились рядами. Плоские крыши близлежащих домов кишели народом. В центре площади возвели помост из кедрового дерева, окаймленного медью. На помосте стояли молодой бык и два барана. Как и полагается, для принесения жертв евреи отобрали лучших животных, без порока. Их охраняли священники.
Помпезные звуки труб заполнили пространство вокруг синагоги. Отворились ее ворота, и все увидели нечто, столь дорогое взору иудея. Нечто желанное, что таили тысячу лет от недобрых глаз, а теперь без опаски открыли на обозрение. Вместилище ковчега Завета, разноцветный шатер блестел на солнце алыми и пурпурными занавесями, шитыми золотом и серебром.
Служители синагоги несли на плечах кедровые шесты, золотыми скобами скрепленные поперечными перекладинами. На сооружении этом покоился предуготовленный для хранения свитков Торы необычайной красы ковчег. Искуснейшие мастера Персии трудились над ним. Джабастер задумал это празднество и потряс пышным зрелищем сердца созерцавших его. Экстаз, как известно, заразительностью силен. Столь основательно воодушевились евреи, что выхватили мечи из ножен, стали потрясать ими в воздухе, взывать к новому походу и к новым победам.
Раздвинулись занавеси шатра, и показались Алрой и Джабастер. Они взошли на помост. Алрой взял из рук священников мантию и надел ее на Джабастера. Затем перехватил ее поясом, на груди укрепил драгоценные украшения, обернул лоб повязкой, надел на голову корону, помазал макушку маслом. Так ученик возвел учителя в звание Первосвященника Израиля.
