Константин Боголюбов - Атаман Золотой
— Ты из-за своей Палашки всех нас под обух подведешь.
Вечером в ворота постучали. Андрей был один в доме: Мясников с Никифором с утра работали в кузнице. На всякий случай атаман взял с собой пистолет и пошел отворять ворота. Каково же было его удивление, когда он увидал перед собой девушку в низко повязанном платке. Большие серые глаза, круглые щеки, широкий, немного вздернутый нос — все это было чем-то знакомо. Где он видел ее?
— Не узнал? — спросила девушка. — Я Дуня из Полянок.
— Дуня? Теперь узнал. Проходи в избу.
Девушка тихо сказала:
— Пришла тебя упредить. Прослышала наша барыня, где вы схоронились, весть до нас дошла. Вишь, ты какой приметный. Барыня говорит: беспременно это разбойники, те самые, что мужа моего и сына убили. Мой совет: уходите, да поскорее. А дорога вам на восток до большого увала.
— Спасибо, Дуняша.
— Будете бежать, так я вам и место назову. Тятька мой живет в лесу возле куреней. Их видать с увала. Давыдовский починок зовется. Там и укроетесь… А мне идти пора. Наверно, уж хватилась барыня… Придете на починок, так и скажите: Дуня, мол, послала.
Дуняша поправила на голове платок и поднялась все с тем же тревожным выражением в глазах. За калиткой они расстались. Андрей тотчас же отправился в кузницу предупредить товарищей. Он застал их за горячей работой. Никифор держал в клещах раскаленный добела кусок железа, а Мясников бил молотом. Андрей рассказал о грозящей опасности.
— Вот и нажились, — с грустью сказал Никифор, бросая клещи. — Все одно, я Палашу с собой уведу.
— Ты о своей голове думай, — возразил Мясников, — а чужую не завязывай.
Стоял серый прохладный вечер. Как будто паутиной затянуло окрестность. Вечерний дымок поднимался над крышами и лениво таял в бледно-васильковом небе. Курица, подняв лапку и опустив хвост, стояла над мутной лужей. Стайка воробьев, нахохлившись, сидела на огородном прясле. Все дышало таким покоем, было так обычно, даже не верилось, что в это время где-то на господском дворе снаряжается в розыск команда и надо бросать обжитый уют.
— Куда вы, кормильцы? — спросила соседка, увидав приятелей, собравшихся в дорогу.
— Куда глаза глядят, бабка. К медведю в берлогу, вместе будем лапу сосать, — отвечал Никифор.
Веселостью он хотел скрыть тоску по девушке, по привычному крестьянскому жительству. Ему всех горше было расставаться с деревней.
Дорога до Давыдовского починка оказалась на редкость тяжелой.
Друзья пробирались меж гигантских сосен и лиственниц, сквозь частый ельник и заросли можжевельника. Пахло папоротником, муравьиным соком и палой гниющей листвой.
— Бредем, как видно, наугад? — недовольно спросил Никифор.
— Лучше нам заночевать здесь, — предложил Мясников.
— Взберемся на увал, там, может, не так сыро, — сказал Андрей.
На увал они взошли, уже когда настала ночь, холодная, сырая, мглистая. Выбрали полянку и разожгли костер. Стало теплей, и на душе немного легче. Озаряемые пламенем костра из темноты выступали черными великанами деревья. Снизу, из мочежины, доносился волчий вой.
— Теперь бы на полатях погреться, — проговорил Никифор, развязывая мешок с провизией.
— Поживем здесь с недельку, может, корни пустим, — пошутил Мясников.
— Мы от настоящей жизни отвыкли.
— Скажи: отучили. Неужели Андрей с его грамотой не нашел бы работу по душе, ты бы за сохой ходил, а я бы в кузне ковал. Как сковырнули нас со своего места, вот мы и нéлюди стали.
— Я так думаю: человеку завсегда лучшего хочется.
— Вишь ты до чего додумался. Кабы не беда, ты, Никифор, не поумнел бы. Верно, стало быть, говорят: худа без добра не бывает.
— Тебе все шутки, а я озяб до того, что зуб на зуб не попадает.
Никифор и Мясников легли возле костра, Андрей сидел и любовался игрой огня. Он думал о том, что человек может перенести очень много, если не потеряет веру в свои силы.
Волчий вой из долины слышался все громче. На разные голоса выла большая стая. Андрей подбросил сучья в костер. Языки пламени взвились и заплясали в клубах дыма.
Поворачиваясь то одним, то другим боком к огню, приятели пытались заснуть на постелях из пихтовых веток. Андрей то и дело просыпался, наконец, чувствуя, что уж не сможет заснуть, принялся поддерживать костер.
Туман стоял на дне долины такой густой, что горы казались повисшими в воздухе. Утро вставало студеное, неласковое.
Мясников потянулся до хруста в костях и открыл глаза.
— Эх, и сладкий же сон мне снился!
— Матрена? — спросил Андрей.
Мясников приподнялся на локте.
— Слушай! Сердце у меня не телячье, а рука — кузнецкая. Может, и Матрена снилась. Ну и что? Любил ты ее, я тоже, и еще неведомо, кто жарче любил. Кабы жива была, померялись бы силами…
«Что я в самом деле?» — подумал Андрей и сказал сердечно:
— Прости меня.
Мясников ничего не ответил.
Когда совсем рассвело, перед глазами беглецов во всю ширь раскрылись лесные дали. Внизу, по дну долины, текла речка, и вода в ней по-осеннему была глубоко-синей. В одном месте над лесом поднимались голубые дымки.
— Курени! — воскликнул Никифор. — Значит, поблизости должен быть и починок.
Все приободрились, хотя путь по-прежнему лежал через чащу. Продираясь сквозь хвойную завесу, путники, наконец, вышли на поляну, где курились кучёнки. Спросили у углежогов, где Давыдовский починок. Те глянули хмуро и с подозрением.
— А вам на что?
— Не бойтесь, сказывайте, не с худом пришли.
Еле-еле уговорили показать тропинку. Один вызвался проводить.
— Тут незнакомый человек заблудится.
— Вот это нам и надо, чтобы не знали, где мы якорь бросили.
Починок состоял из трех дворов. Дворов, собственно, и не было, даже вереи не были врыты. Избы свеже срублены, одна еще и не закрыта. Возле нее широкоплечий сутулый старик гнул ободья для саней.
— Не ты ли дедушка Давыд?
— Я самый. А что вам надобно?
— Нас послала к тебе Дуняша.
Старик оставил работу и пригласил нежданных гостей в избу.
— Оставайтесь. Места у нас скрытные. Поживете, сколь поглянется. Вот я клеть начал ставить, так поможете.
— Поможем, дед.
До черноты закопченные дымом стены избы показались беглецам, иззябшим и голодным, краше дворцовых покоев. В двух отдельных избах жили женатые сыновья Давыда. Они работали дроворубами в куренях. Местность была до того глухая, что лес подступал прямо к окнам.
— Тут только в небо дыра, — тоскливо сказал Никифор, почесывая затылок. — Ну, и добрались до жительства, неча сказать. Здесь, кроме медведя да лешего, никого не повстречаешь.
— Лучше уж с лешим повстречаться, нежели с полицейской командой, — резонно заметил Мясников.
— Отдохнем, братцы, и за работу, станем жилье себе строить, — сказал Андрей.
— Верное слово, атаман, — откликнулся Никифор.
— Ты меня атаманом не зови. Кончилось мое атаманство. Теперь каждый из нас над своим горем атаман, только и всего.
— Нет, уж ты мне не прекословь. Как ты мне помог из Чермоза бежать, с той поры я тебя и стал звать атаманом. Ты мне заместо отца родного…
Андрей только рукой махнул. Он присматривался к новому жительству и думал, что зиму здесь прожить надо по-человечески: в труде. Он твердо решил не возвращаться разбойником на большую дорогу.
Целыми днями друзья работали в лесу, валили деревья, обрубали сучья, подтаскивали к жилью. Благо, ходить недалеко — все было под боком. Домой, возвращались усталые. Давыд учил их, как и что нужно делать.
— Глядите, братцы, красота какая! — позвал товарищей Андрей, показывая на сосну, гордо и широко простершую могучие ветви с густой темно-зеленой хвоей.
— У нас на Колве много таких красавиц, — сказал Мясников и вздохнул.
Никифор смерил сосну взглядом снизу доверху.
— Спилить, так дров-то на ползимы хватит. Доброе дерево.
— Сам ты дерево, — сказал Андрей с досадой.
Как-то среди работы со стороны починка услышали они девичий голос.
Ты, заря ли, моя зоренька,
Заря вечерняя, полуночная.
Высоко ты, заря, восходила:
Выше лесу, выше темного,
Выше садика зеленого…
— Чья это залетная пташечка? — спросил Никифор.
— Палага, наверно, — усмехнулся Мясников. — Ты не пошел к ней, так она сама прибежала.
Когда они на валках затаскивали на двор очередное бревно, увидели девушку. Она стояла на крыльце, выжимая вехоть, простоволосая, босая, в подоткнутой юбке.
— Здорово, Дуняша! — крикнул Андрей.
Девушка застыдилась и скрылась в избе.
Обедали все вместе. Мясников поглядел на стены, на пол.
— А ведь ровно в избе светлее стало, когда хозяйка пришла.
— Как же это ты, Дуняша, решилась? — спросил Андрей.
![Константин Преловский - КГБ вчера и сегодня [СИ]](/uploads/posts/books/192411/192411.jpg)
![Константин Преловский - КГБ вчера и сегодня [СИ]](/uploads/posts/books/192445/192445.jpg)