Константин Боголюбов - Атаман Золотой
На лугу люди двух отрядов знакомились друг с другом, рассказывали о своих приключениях, о схватках с воинскими командами. Среди людей Матрены Андрей заприметил рыжеусого парня и стал припоминать, где он видел его. Тот, в свою очередь, тоже уставился на Андрея.
— Таракан?
Да, это был Таракан, когда-то спасший его от смерти в холодных водах Камы.
— Вот где встретились!
— Переходи ко мне в команду.
— Кабы Матрена не обиделась? Ведь я у ней в первом десятке состою.
— Ну, гляди сам.
Встретил он и есаула Мясникова. С ним поздоровался молча.
Зато у Блохи с атаманшей встреча была самой дружеской.
— Матренушка!.. Родная ты моя, — всхлипывал Блоха, обнимая могутные плечи красавицы.
— Здорово, земляк.
В синих сумерках плыл горьковатый дымок. Разбойники зажгли костер и поставили на него таган. Над рекой, над лугом полилась песня, раздольная, проголосная.
Ах ты, поле ты мое, поле чистое,
Ты, раздолье мое, степь широкая!
Ничего ты, поле, не спородило,
Спородило част ракитов куст.
На кусту-то сидит млад ясен сокол,
Под кустом лежит молодой солдат.
Он не так лежит — тяжко раненный…
В головах у него бел-горюч камень,
Во руках у него сабля вострая,
Во ногах у него стоит добрый конь…
Тоска по неудавшейся жизни звучала в песне, и было грустно слушать ее здесь, над речным простором, из уст людей суровой судьбы, для которых не было другой дороги, кроме как на виселицу.
— О чем задумался, атаман Золотой? — услышал Андрей сзади голос Матрены и вздрогнул от чувства неизъяснимой радости, пронизавшей все его существо.
— Вот о чем думаю. Соединиться бы нам да ударить по слободам, по заводам, волю дать людям.
Атаманша повела крутым плечом.
— На что это? Сколько своих потеряешь на таком деле.
Андрей взял ее за руку, горячую и сильную.
— Матрена! Нам бы с тобой век не расставаться.
Женщина тихо засмеялась и ответила раздумчиво:
— Не пара мы с тобой, милый, к тому ж и воли я попробовала. Ничьей женой уж не стану… Слышишь? Ничьей… Да и разве такая тебе нужна? Ты ведь молоденький.
Она быстро отошла к костру, налила себе полную чарку вина.
— Выпьемте, разбойнички, за добрую встречу!
— Пей, матушка Матрена Никитична!
— Будь здорова, землячка, — протянул свою чарку Блоха.
— А ты все бойко прыгаешь? — спросила Матрена.
— Покудова мать сыра земля носит, Матренушка.
— И все свою песню любимую поешь?
— А то как же.
Разбойники кричали:
— Будьте здравы атаман и атаманша!
Отсветы костра освещали загорелые, обросшие бородами лица членов грозного братства.
Пир затянулся за полночь.
— Не пора ли расходиться по балаганам? — сказала Матрена. — Есаул, выставь караулы. Прощай, Золотой, покойной ночи!
Андрей проводил ее горячим, полным страсти и обожания, взглядом и пошел к себе в палатку.
Долго он лежал с открытыми глазами, слушая стрекотанье неугомонных кузнечиков. Мысли его неотрывно блуждали вокруг Матрены. Если бы только она согласилась на соединение обоих отрядов, сколько можно бы доброго сделать для народа. А самое главное — быть с ней все время, видеть ее, ласкать ее, никогда больше не расставаться.
Вдруг он услышал шорох: кто-то шел по траве. Пола над входом в палатку приоткрылась, и знакомый голос позвал:
— Не спишь, Золотой?
Андрей вскочил и протянул руки.
— Матрена! Милая ты моя!..
…Он не слыхал, как она ушла. Солнце стояло уже довольно высоко, когда он проснулся, желая лишь одного — снова обнять ее.
Лагерь просыпался, но Матрениного отряда не было.
— Где Матрена? — спросил он у караульного.
— Раным-рано снялась и уплыла на пяти челнах.
Все случившееся казалось похожим на сон, однако тело хранило память о ласках любимой женщины и на губах оставался соленый вкус ее жарких поцелуев. Ему было горько, что она не захотела остаться с ним. Ушла, не разбудив, не простившись. Шевельнулась тревожная мысль: а что если эта встреча была последней? Он подумал о роковом пути обоих и невольно вспомнил слова песни:
Под кустом лежит молодой солдат,
Он не так лежит — тяжко раненный.
Атаман Золотой увел свою команду на Чусовую. Из пещеры, где хоронилась шайка, часто уходил он на берег реки и молча смотрел с крутизны на мутные волны. Они сейчас катились медленно и тяжело, как будто предчувствуя долгий зимний плен, когда лед скует их буйную свободу и завоют над рекой метели, наметая сугробы.
Но придет весна, забурлят с окрестных гор потоки, вздуется, посинеет река и взломает ледяной покров. Вот когда развернет она свою богатырскую силу! Не стой на пути! Далеко слышно, как ревет Чусовая у Бойцов, бешено взбегает на утесы, разливаясь шипящей белой пеной, крутя воронки и стремительно уносясь дальше. Вот обогнула крутой мыс и широко разлилась на всю пойму, синее небо сияет над ней, в воду глядятся вековые сосны и отражения их колеблются в волнах… Ширь и раздолье!
Хозяином стал на Чусовой атаман Золотой. Свято держал он клятву: не поднимать руки на брата-бедняка. Зато горе было караванам Демидова, Турчанинова, графа Воронцова. Страх наводил он на заводчиков, на чиновников, на горное начальство. Наголову разбивал полицейские команды. В Екатеринбурге забеспокоились члены горного управления. Не один раз собирались они на совет.
— Что делать с окаянным? Просить помощи из России — позор.
— Неужели своими силами не справимся? Доверьте мне сие предприятие, — заявил Башмаков, коллежский асессор, и все согласились.
— Спасай!
…Блоха не раз уговаривал атамана.
— Не шути со смертью, Андрей. У нашего брата она за плечами стоит. Пора сменить пристань.
— Не наводи тоску, Блоха.
— Берегись, за нами, как за зверями, охотятся.
Блоха напророчил. В серый прохладный день, когда дали закрывала пелена тумана, караульный подал сигнал. Из-за мыса выплывала барка. Видно было, как усердно работали поносными сплавщики.
— По лодкам! — скомандовал Золотой и назначил старших.
Разбойники сели в лодки, в одну семь, в другую пять человек, и поплыли к барке. Оттуда блеснул огонь, грянул выстрел, бурый дым поднялся над пушкой. Атаман заметил треуголки солдат за бортом. В тот же миг послышались стоны и крики — картечь ударила в середину лодки. Из-за барки, с другой стороны, показался шитик с воинской командой. Он плыл наперерез.
— Назад! — крикнул атаман. — К берегу!
Первая лодка ринулась вниз по течению, вторая стала поворачивать к берегу. Раздался новый залп. Ядро попало в борт. Лодка начала тонуть. Люди барахтались в воде. Солдаты стреляли в них, били веслами по головам.
Андрей в бессильной злобе метался по берегу. С оставшимися в живых он решил защищаться до конца.
Солдаты причалили и повыскакивали из лодки. Они привинчивали к ружьям штыки. Предстоял бой — неравный, смертный. С барки снова хлестнула картечь. Косая Пешня упал. Блоха ойкнул и схватился за грудь. Четверо оставались невредимы: сам атаман, Трехпалый, Чиж и Шкворень. А солдаты уже лезли на угор.
Путь к пещере был отрезан. Пришлось принимать бой на угоре — сзади лес, впереди река. Разбойники, прячась за камнями, стреляли в солдат из ружей и пистолетов. Раненый Блоха заряжал те и другие.
Один из солдат был убит. Оставалось еще девять человек. Сержант, командовавший ими, подняв пистолет, кричал:
— Помни присягу, ребятушки! Поспешайте, заберем злодеев в полон! Эй, вы, окаянные! Кидайте оружие!
«Да ведь это Ванюшка Некрасов!» — узнал атаман усольского приятеля-протоколиста.
— Ванюшка! Это я, Андрей Плотников.
Сержант молча начал целиться в него. Расстояние было не больше двадцати шагов. Андрей вышел из-за прикрытия.
— Стреляй! Стреляй в старого друга, сволочь!
Раздался выстрел, пуля свистнула возле уха.
— Худо же тебя учили, Ваня, воинскому артикулу.
Атаман взвел курок и выстрелил старому приятелю в лицо. Тот зашатался и упал. Солдаты, потеряв командира, стали пятиться к лодке.
— Наша взяла! — кричал Трехпалый.
— Обожди радоваться, — предупредил Блоха. — Вон еще едут.
И верно: еще одна лодка с десятью солдатами направилась к берегу. Несколько человек с нее навели мушкеты. Раздался залп, и Шкворень, хватая руками воздух, свалился под откос.
Находившиеся на берегу солдаты снова пошли в наступление.
— Что делать, атаман? — спросил Чиж. — Не устоять нам.
— Отходить надо, ребята, — посоветовал Блоха. — Тут я все тропки знаю. Как-нибудь доберемся до Уткинской пристани, а там на Сылву, на Каму.
Атаман согласился. В тяжелый и долгий путь по лесным буеракам тронулись они, пробираясь сквозь чащобу, через мочежины и гари, переправляясь через лесные топи и таежные речки. Колючие лапы елей хлестали их лица, не давали покоя комары.
![Константин Преловский - КГБ вчера и сегодня [СИ]](/uploads/posts/books/192411/192411.jpg)
![Константин Преловский - КГБ вчера и сегодня [СИ]](/uploads/posts/books/192445/192445.jpg)