Еремей Парнов - Заговор против маршалов
— Поставь.
Непослушные пальцы с трудом выцарапали папиросу. Второй поднес горящую спичку. Так простояли они час или, может быть, два, пока лязгающий состав не пронзило замирающей дрожью.
«Шепетовка»,— успел прочитать Дорошенко.
Его провели мимо очереди, осаждавшей кран с кипятком, и посадили в пролетку. Извозчик лениво подхлестнул каурую клячу, не спросив, куда ехать. Видимо, и так было ясно.
— За что, товарищи командиры? — наконец догадался спросить Григорий.
— Разберемся,— сказал лейтенант.
Подъехав к неказистому двухэтажному дому с железным крыльцом, извозчик натянул поводья и фыркнул: «Тпрру!»
Сначала, как и следовало ждать, был обыск, но какой-то небрежный, поверхностный: поворошили жалкий скарб в сундучке, вывернули карманы, а подкладку почему-то не тронули и не прощупали швы. Сапоги и те не пришлось стягивать! Зная толк в подобных делах, Дорошенко затаил робкую надежду. Мало ли как бывает? Вдруг взяли по случайному подозрению? Выяснят и отпустят на все четыре без особой проверки...
С допросом, однако, не торопились. В камере, куда поместили Дорошенко, было забеленное окно с двойной решеткой и привинченная к полу железная кровать, лишь отдаленно напоминавшая тюремную койку. На полосатом матрасе лежали сложенная вчетверо простыня и байковое одеяло. Перед отбоем дали миску пшенной каши, кружку кипятка и два куска сахара на четвертушке черного хлеба.
Григорий съел все до последней крошки, затем расстелил постель, аккуратно сложил полосатые брюки и железнодорожную куртку. Стеганку с зашитыми в ней червонцами отобрали при обыске.
Помолившись на ночь с особым усердием, он заставил себя заснуть. Пробудился до света, отравленный смертной тоской. Вновь привиделся трещащий в огне подсолнух.
Допрос вел высокий чин с двумя шпалами на васильковых петлицах. Начал, как водится, с выяснения личности. Дорошенко отвечал обстоятельно, без ненужной суеты, ни на йоту не уклоняясь от легенды.
Майор, а может, и старший майор — Григорий путался в званиях — спокойно записывал.
— С какой целью вы направлялись в Проскуров? — спросил он, покончив с формальностями.
— В отпуск.
— Почему зимой? Или дома не сиделось, гражданин... э... Вовченко?
— Премирован за стахановский труд.— Дорошенко гордо выпрямился.— Хотелось отметить с родичами.
— Пьете? — неожиданно, но все так же, не повышая голоса, поинтересовался следователь.
— Как сказать? — смутился Григорий.— По случаю... Отчего и не выпить с радости?
— А на какие деньги?
— На свои, заработанные.
— Родственников тоже намеревались угостить?
— Уж как водится, товарищ начальник.
— Правильно,— майор одобрительно, как показалось Григорию, кивнул.— Согласно описи, при вас обнаружено семнадцать рублей сорок восемь копеек... Не слабовато ли для таких наполеоновских планов? А, гражданин Вовченко?
Дорошенко смущенно передернул плечами.
— Или вы заранее перевели соответствующую сумму туда, в Проскуров,— майор выжидательно прищурился,— чтоб не сперли в дороге?..
«Издевается, гад,— у Григория похолодело в груди.— Вот сейчас все и начнется...»
Он затравленно огляделся, ища выпотрошенные из злополучного ватника пачки.
— С чего это вы так заерзали? Задело, небось, за живое?
— Ас чего? — готовясь отступить на подготовленные позиции (выигрыш по облигации, азартные игры), Дорошенко фамильярно осклабился.— Просто выпить вдруг захотелось, товарищ начальник. Зря растравили душу.
— Так, значит? — майор поежился лицом, скрывая зевоту.— Сидит человек в НКВД и мечтает... О чем, спрашивается? О стакане водки. Хорош ударничек.
— А что? Товарищ Стаханов тоже, говорят, зашибает.
— Ваша настоящая фамилия? — перегнувшись через стол, требовательно спросил следователь.
— Вовченко,— Григорий виновато втянул голову в плечи.— Я ж говорил...
— Меня интересует настоящая! — майор пристукнул пальцами по краю стола.— Хватит ломать комедию.
— Вовченко и есть, Влас Захарович Вовченко.
— С какой целью ездили в Минск?
— Никогда не бывал в Минске.
— А в Киеве?
— В Киеве?.. — протянул Дорошенко, как бы припоминая.— Был прошлым летом на слете.
— Бесполезно запираться, так называемый Вовченко. Нам известен каждый ваш шаг. Только чистосердечное признание сможет облегчить вашу участь.
— Ей-богу, товарищ начальник, не пойму, чего вам от меня надо! — взмолился Григорий. Определенно его принимали за кого-то другого.
— Я вам уже сказал: чистосердечное признание. Кто, где и когда вовлек вас в контрреволюционный заговор?
— Какой еще заговор? — почти непритворно возмутился Дорошенко.— Да я всей душой за Советскую власть!
— Ложь! — брезгливо бросил следователь.— Конечно, я допускаю, что ваши хозяева могли и не посвящать вас в свои преступные планы, но это не меняет сути дела.
Дорошенко только руками развел.
— Не знаю ни про какие планы.
— Тем более в ваших интересах оказать содействие в разоблачении подлых наймитов иностранных разведок,— в голосе майора появилась нотка сочувствия.— Это, несомненно, зачтется... Вы действительно Вовченко?
— Святой, истинный крест!
— Ладно, это мы установим.
— Вот спасибо, товарищ начальник! — со слезами на глазах поблагодарил Дорошенко. Допрос вновь возвращался к исходной точке.
— Служили в РККА?
— Не довелось.
— Однако в Смоленске вас видели в форме старшего лейтенанта,— продолжал настаивать следователь.— Прибегнуть к маскараду потребовало задание?
— Какое задание?! — Дорошенко находился на грани срыва. Или он действительно разоблачен, и НКВД играет с ним, как кот с мышью, или произошла какая-то досадная путаница, которой не будет конца.
— Какое задание, спрашиваете? — следователь отложил ручку.— Вам виднее... Все зависит от роли. Вам что больше нравится: агент иностранных разведок или добровольный курьер? — предложил он, словно на выбор.
— Ничего такого не было! — ожесточенно отрезал Дорошенко.— Я честный советский рабочий.
— Вы знаете кого-нибудь из этих людей? — майор вытряс из черного конверта несколько фотографий и разложил их на столе.
Григорий перебрал одну за другой, внимательно вглядываясь в лица. Никого из этих военных с двумя и даже тремя ромбами он, понятно, не знал.
— Первый раз вижу.
— Странно... Давно живете на Украине?
— С самого детства.
— И ни разу не видели наших знаменитых командиров? А еще на железной дороге служите... Вы что, газет не читаете? В кино не ходите?
— Почему не читаю?
— А я не знаю... Так у вас получается,— вновь перегнувшись через стол, майор отделил одну карточку.— Вот, например, комдив Дмитрий Шмидт, дважды орденоносец. Знаете такого?
— Откуда?
— Его в киножурнале чуть не целый месяц показывали, перед каждым сеансом.
— Не обратил внимания. Я другого Шмидта знаю, бородатого, который на полюсе...
— Бывали в Арктике? В Ленинграде?
— Какое там... Только в кино.
— О больших киевских маневрах целый фильм отсняли. Не приходилось видеть?
— Не припомню,— Дорошенко понимал, что идет проверка, и малейшая ошибка будет стоить ему головы.— Наверное, не смотрел.
— И зря. Мировой фильм. Лучше любого художественного. Сам Бубрик снимал! И вообще очень опытный коллектив: Нечеса, Малахов, Анци-Половский... Слыхали про них?
Григорий виновато вздохнул.
