Сономын Удвал - Великая судьба
— Послушай-ка, сынок, я скажу тебе, что знаю, — только чтоб меня не подводить! А то несдобровать мне. Слышал я, что люди Очир-бээса выследили Того, когда он ехал в столицу. И еще ходят слухи, будто это были люди Га-гуна.
— Так кто же они все-таки?
— Не знаю, сынок. Порасспроси-ка лучше других. Но имей в виду: с Очир-бээсом шутки плохи, он на все способен. Не забывай об этом. — И старик ушел в юрту.
«Бедный Бого! — думал Максаржав. — Неужели эти негодяи убили его? Конечно, если Очир-бээс хотел навредить Га-нойону, он постарался, чтоб слух о злодействе разошелся повсюду. Но раз этот случай не получил огласки, может, Бого остался жив... Вот беда-то! Надо будет съездить к учителю и спросить его прямо».
Подъехав к дому, Максаржав спрыгнул с коня и крикнул:
— Цэвэгмид, выйди-ка на минутку!
Тотчас же появилась Цэвэгмид и встревоженно спросила:
— Ты чего? Что-нибудь случилось?
— Я кое-что узнал о Бого.
— Ну и как, где он?
— Похоже, его убили.
— Что ты говоришь! Не может быть! Кто же это сделал?
— Наверно, люди Очир-бээса подстерегли его на дороге.
— За что же они убили его? Что он им сделал плохого?
— Они, видно, хотели опорочить учителя, свалить на него это убийство — распустили слух, будто Бого убили люди Га-гуна.
— О боже! — Она взяла повод коня, привязала его к коновязи и вслед за мужем вошла в юрту. Максаржав, присев на корточки, принялся разжигать огонь в очаге.
— Ну-ка отойди. Я сама очаг разожгу и приготовлю тебе поесть.
— Как мать? Здорова?
— Ничего. Я собралась было сбивать шерсть на войлок, но она ие дала: сама, говорит, справлюсь.
— Значит, скоро у нас будет новая кошма?
— А как же! Ты бы тоже помог сделать кошму — в подарок учителю. Надо же поблагодарить его. А то подумает: «Отросли у козленка рожки, теперь он и мать бодает!» Обязательно навести учителя.
— Хорошо, съезжу. А заодно спрошу его о Бого.
— Стоит ли? Наш нойон начнет допытываться у Очир-бээса, а тот спросит, от кого он узнал эту историю. Не нужно говорить об этом с нойоном, а то беды не оберешься.
— Действительно... Вдруг они оба сговорились и приложили к этому руку?
— Перестань! Как ты можешь говорить такое о своем учителе?!
— Цэвэгмид, дядюшка Сад собирался сделать нам морин-хур. Не знаешь, он его уже закончил?
— Нет. У него материалов не хватает, краски нигде не может достать.
— Купил бы у торговцев.
— Он бы купил, да вот только русские купцы что-то в последнее время не появляются.
— Ну, это понятно. Ведь в России смута началась. Тамошние араты поднялись против богатеев.
— Как же это может быть?
— Да вот так. Они не такие покорные, как мы. — Максаржав немного помолчал, потом заговорил снова: — Очир-бээс считает, что я не по праву получил титул гупа. Разозлился, орет во все горло.
— Он был, наверное, пьян?
— Конечно.
— Ну подумаешь, дело какое — выпил человек лишнего, вот и распустил язык. Стоит ли из-за этого огорчаться?
Вскоре Га-гун прислал за Макса ржавом, чтобы тот помог ему разобрать счета и записи. Максаржав пробыл у нойона несколько дней. Улучив момент, он все-таки рассказал нойону о Того, о том, что слышал от старика.
— До меня тоже доходили такие слухи. Но я думаю, Тот жив. Видно, нелегко ему сейчас приходится, вот он и не дает о себе знать. А подлеца Очир-бээса ты не бойся. В этой пакостной истории без него, конечно, не обошлось, только напрасно Очир думает, что это ему сойдет с рук. «Не бросай камень вверх — тебе же на голову упадет». Вот иные нойоны грызутся между собой как собаки, а в результате сами же становятся добычей чужеземцев. Помни, Максаржав, у молодых впереди длинная дорога, вам думать о будущем, вам и ума набираться. Слабый ум не выведет на правильный путь.
Слушая эти слова учителя, Максаржав окончательно уверился в том, что Га-гун не держит зла на Того.
— Говорят, в западных аймаках цирики[Цирик — военнослужащий, солдат монгольской армии.] и араты сочинили жалобу на маньчжурских нойонов, — сказал он, вопросительно глядя на учителя.
— Тягаться с маньчжурами тяжело. Но мы должны помнить: торговать с Китаем — в этом ничего плохого нет, но родиной своей торговать нельзя.
— А вот еще говорят, будто в России поднялся мятеж, будто тамошний простой люд восстал с оружием в руках.
— Великий белый хан России обладает большой силой, он словно лев в царстве животных. Ни на западе, ни на востоке, пожалуй, не найдется страны, которая смогла бы одолеть его. У южных наших соседей тоже неспокойно. Чем все это кончится? — Га-гун задумался.
Как-то Га-нойон устроил большой пир — пригласил к себе окрестных нойонов. Особого предлога для пиршества он придумывать не стал: ему хотелось поговорить спокойно обо всем, что происходит в мире, и попытаться склонить соседей к тому, чтобы они отказались платить долги китайским фирмам.
Несколько дней Максаржав хлопотал, принимая гостей, каждого — соответственно чину. Для них Га-нойон устроил скачки, состязания борцов и стрелков из лука. По обычаю, гости могли сами награждать победителей. Одни выделили для этого коней, другие — слитки серебра, третьи — шелк. Самый дорогой приз вручил Очир-бээс, чем несказанно удивил всех.
В разгар пира Га-нойон попросил Максаржава спеть для гостей. И тот запел старинную протяжную песню «Верхушка шатра». Жена нойона пошутила: «От такого голоса даже наш шатер задрожал». А Максаржав пел:
Пусть счастье скорее нисходит к вершине шатра,
Здесь добрые гости — для пира настала пора.
Озарены бестревожною радостью лица.
Пируйте же, гости! Пусть каждый из вас веселится.
Что было предсказано доброго — все воплотилось,
И каждое сердце отвагой теперь укрепилось.
И сильная воля, и мужество в душах живет.
Так пусть же родная отчизна навек расцветет!
Все хором подхватили песню. Потом выступили юролчи[Юролчи — исполнитель юролов-благопожеланий.], они исполнили свои импровизации, в которых восхвалялись горы и реки родного края. Пиршество продолжалось до поздней ночи. Захмелевший Очир-бээс отправился наконец в отведенную ему юрту. Когда он, покачиваясь, приблизился к юрте, из темноты навстречу ему вышли несколько человек, схватили его, зажали рот и поволокли куда-то.
— Если хочешь остаться живым — молчи. Только пикни — утопим в Селенге, — произнес незнакомый голос.
— Что вы собираетесь со мной сделать? Если вы грабители, то знайте: у меня с собой ничего нету.
— Не нужны нам твои сокровища! Значит, ты считаешь, что люди Га-гуна грабители! Тащи его к Селенге!
— Не губите меня, братцы! — взмолился бээс.
— А что ты сделал с Того, батраком нашего нойона?
— Мои люди подкараулили его за перевалом и избили. Там они его и оставили. Но я сделал это все по приказу вашего нойона.
— Вот как, значит, ты еще и позоришь нашего нойона!
— Га-нойон сказал, что таково его желание. Значит, за все и отвечать должен он.
— Если ты еще раз сделаешь что-нибудь во вред нашему хошуну, мы тебя из-под земли достанем!
И они снова подхватили Очир-бээса и куда-то потащили. Потом бросили. Очнувшись, он увидел, что лежит возле отведенной ему юрты...
После окончания празднества три всадника направились к злополучному лесу за перевалом. Подъехав к опушке, они спешились и стали внимательно осматривать землю — нет ли следов преступления. Вскоре один из них подозвал остальных:
— Эй, идите-ка сюда!
Двое других бросились на этот зов. Одним из приехавших был Максаржав.
— Смотрите-ка, разбитая телега. По-моему, как раз та, на которой отправился Того.
— Точно, она. Но почему вокруг нет никаких следов? Должно же остаться хоть что-нибудь. И трупа тоже не видно. Тут недалеко живут китайцы, давайте заедем к ним, разузнаем.
— Стоит ли? — засомневался один из спутников Максаржава. — Чем они нам помогут?
— Может, они что-нибудь видели или слышали. Как бы то ни было, съездить не помешает.
— Ну ладно. Давай съездим в Буянту.
— Буянту от нас не уйдет, заедем лучше сперва к старику Доржу, — предложил кто-то.
Вскоре они уже были в аиле Доржа, старика, который батрачил у управляющего Буянтской фирмой. Родом китаец, он был женат на монголке, прожил здесь около сорока лет и хорошо знал монгольский язык. Дорж принял гостей, лежа в кровати — ему нездоровилось. Жены его дома не было. Ивовая изгородь вокруг глинобитного домика местами упала, стены домишки были сплошь в трещинах и едва держались. У старого Доржа только и было скота, что одна дойная корова, да еще небольшой огородик давал ему кое-какой доход — старик растил лук и чеснок на продажу. Жили старики на грани нищеты.
— А где же твоя Ханда? — спросили гости у старика.
— Да пошла занять где-нибудь миску риса. Я-то, вишь, совсем слег. Пока здоров был — работал на фирму, как заболел — прогнали, кому я хворый да немощный нужен. А тут еще коровенка от старости сдохла. Да, не нажили мы богатства. Я сейчас больше всего о старухе тревожусь. Что с ней будет, когда меня не станет? Ведь у нее родных никого, одна-одинешенька на белом свете. Уж вы не оставьте Ханду, как умру-то. Пристройте куда-пибудь, хоть коров доить...
