Крипалани Кришна - Рабиндранат Тагор
Махарши, как всегда бдительный и всевидящий, сделал его секретарем основанного им реформистского религиозного общества Ади Брахма Самадж, чтобы надежнее впрячь этого непокорного коня в семейную колесницу. В результате Рабиндранат, который никогда раньше не интересовался религией,[32] не говоря уже об отправлении религиозных ритуалов, теперь начал всерьез выполнять свой новый долг. Он сочинял гимны для собраний общества, написал работу о радже Раммохоне Рае и несколько статей, популяризирующих религиозные воззрения своего отца. Он даже скрестил шпаги в полемике с доблестным Бонкимчондро Чоттопаддхаем, который в то время стал восславлять ценности традиционного индуизма. Но поскольку оба "противника" в равной мере обладали внутренним благородством, ссора оказалась краткой. "В конце периода нашего антагонизма, — писал Тагор, — Бонким-бабу написал мне письмо, которое я, к сожалению, утратил. Если бы оно сохранилось, читатель бы сам мог увидеть, какую широту души проявил Бонким-бабу, чтобы уладить это прискорбное недоразумение". Да и сам Рабиндранат проявил не меньшую широту души, описав этот эпизод в "Воспоминаниях".
У каждого поколения есть свои иллюзии, связанные с прогрессом, и интеллигенция, как правило, делится на прогрессистов и консерваторов. В Индии восьмидесятых годов прошлого столетия это различие сказывалось наиболее остро. Принимавшие новое были настолько опьянены им, что во всем старом видели лишь недостатки. А "староверы", наоборот, столь же страстно боролись за незыблемость стародавних порядков. У каждой стороны были свои доводы, и Рабиндранат показал позиции обеих сторон с исчерпывающей ясностью, убедительностью и искренностью в произведении, созданном в форме ряда писем, которыми обмениваются консервативный дед и его воспитанный на западный манер внук. "Как бы ни были прекрасны горы, в которых берет свое начало Ганга, — пишет юноша своему деду, — она не может обернуть вспять свое течение и возвратиться обратно. Она должна следовать своим путем через пыльные равнины в море, где скрыто ее предназначение". Дед улыбается, похваливает ум юноши и напоминает ему: "Человечество — не мусор, который несет поток, следуя путем наименьшего сопротивления. Человечество — как скала посреди бурлящих вод, на которой великое наследие незыблемо утверждено над потоком". И так продолжается воображаемый спор, в котором доводы и метафоры перебрасываются от одного к другому, как мяч в теннисе. Всю жизнь Тагор старался не вступать в эту битву, которую каждое поколение начинает заново. Его вдохновенная симпатия к человеку и понимание человеческой натуры помогали ему оценить частичную правоту каждой из сторон в этом страстном споре, и сам он бросался в бой только тогда, когда видел, что на карту поставлены человечность и справедливость. Он ненавидел фанатизм всякого рода. И когда он увидел, что крайняя реакция поднимает голову под знаменем индийского патриотизма, осуждая все западное и превознося все "арийское", он написал несколько острых сатир, которые отнюдь не способствовали расширению его популярности, но показали, что этот молодой еще человек был мастером едкой иронии и обладал пером не менее острым, чем у Свифта.
А следующая книга стихов Тагора "Диезы и бемоли" доказала, что нет такого другого поэта — во всяком случае, в Индии, — который бы любил свою землю и своих соотечественников более страстно и неизменно. Первое же стихотворение новой книги подтверждает эту веру.
Так не хочется умирать в этом чудесном мире!
Ах, жить бы и жить — человеком среди людей;
надо мною — солнечное небо, вокруг — цветут цветы,
я пою — и мне отвечает влюбленное сердце.
Лики жизни многообразны — здесь и слезы, и смех,
если встреча сегодня — завтра будет разлука.
Напевы мои пусть восславят и радости и печаль,
я уйду — но пусть эхо их не умолкает!
Сам он писал об этих стихах, что они "серенада, доносящаяся с улицы перед жилищем, мольба о дозволении войти и занять место в доме тайн… Человек погружен в глубокое уныние, он в дреме и лени проводит часы своего роскошного уединения, ибо на этом пути он лишен полного общения с жизнью. Такова зависимость, от которой я всегда яростно стремился освободиться. Мой разум отказывался поддаться дешевому опьянению политических движений той поры, поскольку в них отсутствовала сила национального сознания и их инициаторы совершенно не знали своей страны. В этих людях мне виделось полное безразличие к подлинному служению своему отечеству. Меня мучило яростное нетерпение, непереносимое недовольство собой, всем, что меня окружало. "Лучше родиться бы мне скитальцем степным — бедуином", — говорила моя душа".
В этой книге представлено множество тем и настроений. Здесь и детские стихи, и религиозные песни, патриотические гимны, а также любовная лирика, пронизанная чувственным восторгом, и переводы из европейских поэтов. Тагор набирал власть над словом и метром и открывал в бенгальской поэзии невиданные ранее сокровища. Несмотря на разнообразие тем, главное настроение сборника — это упоение жизнью, стремление отведать ее соблазны, восторг перед ее чудом…
Но даже это пиршество чувств не может заставить Тагора надолго забыть образ той, что оставила его, отбыв к иным берегам. Часто поэт сидит в одиночестве, глядя в небеса, и вдруг его охватывает чувство ее незримого присутствия.
"В утреннем свете я нежусь в осеннем тепле и не могу понять, чего хочет мое сердце? Кто-то исчез, и мир утратил свои краски. Дух мой скитается, стеная: ее больше нет, ее больше нет. Кому теперь я буду петь свои песни, кому поднесу гирлянды цветов? К чьим ногам положу я свою жизнь, свою душу?" Иногда он ощущает ее незримое присутствие: "Взгляд ее я встречаю — но где же глаза? Я чувствую поцелуй — но где же губы?"
Он понимает, что желание — это корень всякой печали, огромная западня, в которую попадают люди. "Когда я мечтаю о ком-то, я попадаю в сеть. Желанная не становится моей, это я становлюсь ее пленником. Стараясь привязать других, я связываю себя. Я граблю сокровища земли, чтобы построить тюрьму для самого себя, и лодка моей жизни, перегруженная желаниями, того и гляди пойдет ко дну". Снова и снова, одолеваемый тяжелыми Мыслями о бесплодности поэтического призвания, Тагор спрашивает себя: что за заслуга зваться поэтом? Достаточно ли петь, как поет птица в клетке? Вечная эта жажда, вечная погоня за призраками — разве такая судьба достойна человека? Ему кажется, что он прожил впустую, если его жизнь не смогла вдохнуть жизнь в других, если его сила не сделала сильнее других. Он жаждет служения людям. Весьма показательно в этом отношении стихотворение, заключающее сборник и названное "Последнее слово". Поэт чувствует, что есть нечто, что он еще должен сказать, только тогда он выскажет все, что ему предназначено. Но что это за последнее, несказанное слово, ему самому пока неведомо.
В это же время он написал легкую музыкальную пьесу под названием "Игра иллюзии". Вряд ли ее можно назвать пьесой, скорее это цикл песен, или, как сам автор описал ее, "гирлянда песен, нанизанная на тонкую нить драматического сюжета". Некоторые из песен прекрасны, они популярны и по сей день. Тема, построение и самый дух этой пьесы определяются чувством, а не действием и не мыслью, а потому при пересказе она тает "в воздух, в тонкий воздух". Во всяком случае, если попытаться определить главную ее идею, она может быть выражена так: природа прядет паутину иллюзий, в которую попадаем мы, бедные смертные. Мы ищем счастья в любви и теряем как любовь, так и счастье.
А если так, то неужели же и жизнь наша не больше чем "материя, из которой сотканы сны"? Можно ли постичь жизнь, лишь наблюдая из окна да совершая редкие вылазки наружу? Не переступив порога, не выйдя вовне, юный поэт не в силах был понять подлинный смысл жизни, ее красоту и ее трагедию.
6. Зрелость
В 1886 году у двадцатипятилетнего Рабиндраната родился первый ребенок. Девочке дали имя Мадхурилота, но все называли ее Бела, она была такой же светлой и красивой, как белый индийский жасмин. Через два года родился сын Ротхи. В начале 1889 года Рабиндранат перевез свою семью в Шолапур (город на юго-западе Индии, в нынешнем штате Махараштра), где служил судьей его брат. Там была написана стихотворная драма "Раджа и рани", которую можно счесть ближайшим его приближением к шекспировскому образцу — в ней такое же обилие сценического действия, контрасты характеров и обязательный заговор против властей. Раджа Бикромдеб, властитель царства Пенджаб, женат на прекрасной принцессе из Кашмира и так страстно в нее влюблен, что все свое время проводит подле супруги, совершенно забыв о государственных делах. Воспользовавшись любовным ослеплением короля, кашмирские родственники рани (жены раджи) Шумитры постепенно захватывают все руководящие должности в государстве и жиреют на недугах народа. Рани ничего об этом не знает, и когда она спрашивает, не стали ли ее родственники чересчур беспечны в выполнении своих обязанностей, ей отвечают, что, наоборот, они все время начеку, "как вор, вломившийся в чужой дом". Жалобы достигают ушей раджи, но он их не слушает — у него нет времени на "грубые заботы", когда жизнь так коротка, а любовь так прекрасна. Голодные толпы шумят у стен дворца, моля о хлебе. "Что случилось?" — спрашивает Шумитра, Советник раджи Дебдотто отвечает ей:
