Жорж Бордонов - Золотые кони
…Между тем мы с Котусом продолжали жить заботами Верховного Дома. Нога моя понемногу восстанавливала свою подвижность. Утром я учил верховой езде сотню молодых кавалеристов из знати, заставляя этих бездельников совершать самые простые маневры, как в Риме делали это в легионе с иноземными новобранцами. Кроме этого, по просьбе королевы я обучал и пехотинцев, как располагать защитные рвы, строить укрепления, возводить частоколы.
Оскро держался со мной благосклонно, он даже однажды поблагодарил меня за то, что я так охотно делюсь своими знаниями.
— А вот у меня, — сказал он, — не было случая поучиться методам противника.
Он продолжал тайно плести сеть, предназначенную для меня, решил действовать через Котуса, подсунув ему девушку по имени Фара, которая должна была обольстить его. Но мой оруженосец был начеку. Он не оставался безразличным к прелестям девушки, но сразу после объятий предпочитал засыпать. Она пыталась выторговать у него хоть какие-то сведения, как-то раз отказав в ласках, но Котус со смехом отослал ее. Тогда Оскро решил сам «подружиться» с ним. Он поставил под начало Котуса небольшой отряд и как-то раз позвал его к себе на пирушку. Напившись допьяна, он выспрашивал:
— Давай поговорим, Котус… Не бойся, ты среди друзей… Хорошо, пусть Бойорикс твой хозяин… Это не самое важное… Прежде всего, ты сам себе хозяин… благодаря мне… Ты давно его знаешь?.. Скажи… Ты уверен, что это его настоящее имя?.. Откуда вы пришли?.. Ты будешь говорить или нет?.. Ты от этого выиграешь…
А Котус все подливал ему вина и жевал свой светлый ус, делая вид, что прислушивается к урчанию в животе.
— Не будь дураком… Скажи правду… Чего… ты боишься?
Передавая потом мне слова Оскро, Котус сказал:
— Будь осторожен, хозяин. Он желает твоей смерти.
Не только моей смерти желал он. Каждый вечер королева звала меня к себе или просила остаться, отпустив других гостей. Дом погружался в тишину. Попросив меня сесть рядом, она рассеянно ворошила угли. Мы говорили обо всем: о политике, о новых обычаях, о любви.
— Знаешь ли ты, что в былые времена, — говорила она, — жен умерших или просто любимых отправляли вместе с ними в гробницу. Тех, кто не хотел следовать этому правилу, считали преступниками и казнили. Тебе кажется это жестоким? Римляне отменили у тебя на родине этот обычай? Говорят, что некоторые из них могут жить под пятой у жены… Моя мать была из последних, кто последовал за мужем. Сейчас ее тело на Праведной горе. Люди, которые последними заходили в пещеру, видели, как оттуда выпорхнули два лесных голубя и полетели на запад, туда, где находятся Острова Спящих. Ты веришь, что это была настоящая любовь?
— Я хочу в это верить.
— Если я когда-нибудь выйду замуж, это произойдет на Праведной горе, возле моих родителей.
Пряди ее волос казались языками обжигающего пламени, хотя снаружи завывал ледяной ветер. Слушая Шиомарру, глядя на нее, я снова начинал мечтать о счастье.
Однажды она позвала юную дочь одного из своих придворных и попросила ее спеть. Мне так врезались в память загадочные слова и мотив песни, что до сих пор иногда напеваю ее:
Лебедь, мой любимый, гость моих снов,
Ветер уносит тебя к Островам,
Побудь еще немного со мной на берегу,
Среди звезд, нежних, как моя любовь.
Лебедь, мой любимый, ты белее лилии,
Светлое солнце, подожди, не пой,
Побудь на берегу — только мой голос
Может развеять холодный мрак.
Лебедь, о любимый, неужели солнце
Больше не откроет глаз? Подожди,
Я провожу тебя на дальний берег,
Полный цветов — это робкие звезды.
Тебе быть лебедем, им стала и я,
Мы оба теперь белее лилии,
Светлее солнца, мы полетим
Вместе с ветром навстречу Островам.
Глава VI
Луна напоминала удивленный глаз, раскрывшийся на небосводе. Она освещала двор крепости холодным, но торжественным светом, заставляла отливать серебром каждую соломинку, превращала снежные комочки в блестящие динары[15].
— Мы пойдем пешком, — сказала Шиомарра. — Так у нас будет больше времени для разговора.
Талия ее была перехвачена поясом с золотой пряжкой, одежда оторочена мехом горностая. Лицо ее показалось мне веселее обычного, очерченное белоснежным меховым овалом капюшона, оно светилось улыбкой. На груди у нее сверкал знак верховной власти.
Когда стражники начали открывать ворота, на крыльце появился Оскро и подбежал к нам.
— Королева, позволь мне сопровождать тебя!
Он придержал створки ворот и преградил нам дорогу.
— Королева, не будь столь неосмотрительной.
Она лишь усмехнулась.
— Ты не думаешь об осторожности даже после того, что я открыл тебе?
— Твои доводы не убедили меня, Оскро. Ты не всегда делаешь правильные выводы.
— Возьми с собой хотя бы Дивиака и других друидов. Не ходи одна.
— Друиды уже ушли. Я иду не одна, Бойорикс меня сопровождает.
— Но он чужеземец.
— Благодарю тебя за предупреждение. Но прошу больше не беспокоиться за меня.
Когда мы отошли подальше от Верховного Дома, я осмелился спросить:
— Мне кажется, Оскро влюблен в тебя?
— Он привязан ко мне.
— Почему ты пренебрегаешь им? Представь, как ему тяжело это переносить. Наверняка сейчас он терзается горечью и гневом.
— Гневом — это правда, Горечью? Не знаю. Кто может знать точно, что на душе у такого, как он, человека?
— В любом случае, у меня стало на одного врага больше.
— Он сорвет злобу на провинившемся солдате или служанке. Или будет ходить кругами по комнате, как зверь в клетке. Но не думай больше о нем. Смотри!
Мы смотрели с поля на Эпониак: свет луны сливался с огоньками окон, рождая причудливые красноватые отсветы, которые достигали черных холмов, высвечивали ряды стволов. Благодаря этому единению небесного и человеческого света город делался сказочно красивым: в ясной ночи был различим каждый его уголок, от верхушки крыш до укромных местечек палисадников. Светились поля и овраги, одинокие деревья, они были точно закованы в серебряные латы.
— Я обыкновенная женщина, Бойорикс, не столь умна, как мужчина, не столь сильна. Но мой долг состоит в том, чтобы побороть эти слабости. Я родилась затем, чтобы стать хозяйкой Эпониака, а не для того, чтобы потакать женскому тщеславию. Я должна не наслаждаться жизнью, а служить своему народу. Этот лес, эти дома, деревни, стада, ручьи нуждаются в защите… Понимаешь ли ты меня? Я должна помнить о каждом рыбаке, сажающем наживку на крючок, о каждом плотнике, затачивающем рубанок, о твоем друге кузнеце Петруллосе, о крестьянине, ведущем коня к пашне, — обо всех, кто работает и создает нечто ценное. Это тяжелое бремя, Бойорикс. Я не имею права совершать ошибки. Иначе наше процветание, завоеванное такой дорогой ценой, сменится дикостью и разорением. Мой отец принял решение воевать с ратиатами, когда голова его была затуманена болезнью. Какие ужасные последствия имело это решение… Как часто я вспоминаю опустошенные поля, сгоревшие дома, обезлюдевшую равнину, когда все оставшиеся в живых забились глубоко в леса, теснясь вокруг своей беспомощной королевы. Истощенные, растерянные, они подавляли волю друг друга жалобами и болезненным дыханием. Какое-то время я чувствовала себя обреченной, точно подвешенной над пропастью…
Нас окружали ряды стволов, наши следы искажали их длинные тени. Звезд на небе высыпало так много, что они представляли собой сплошной золотящийся покров. Шиомарра шла передо мной и была похожа на ловкого горностая. Ее меховой рукав иногда невзначай касался моей руки, от этого прикосновения сердце мое наполнялось радостью и теплом.
— Теперь у меня большая семья, Бойорикс, — продолжала она. — Я как бы жена всех мужчин, сестра всех женщин, мать всех детей. — И она грустно усмехнулась. — Но, несмотря на это, я так одинока… Мне некому передать свои обязанности. Хотя бы на время, чтобы немного отдохнуть, не у кого спросить совета.
— У тебя есть Дивиак.
— Он друид. Он привык сводить все к мудрости богов и обрядам. У него нет других забот, кроме как о своих привилегиях.
— А Оскро?
— Это хищник. Он слушается только своих инстинктов. Для него править — значит, подвергать наказаниям.
— Что же означает это для тебя?
— Править — значит, добиваться счастливой судьбы для своего народа, а добившись, защищать ее всеми силами.
Где-то перед нами шла небольшая группа людей, они оживленно разговаривали. Другая шла за нами на некотором отдалении. Конечно, люди узнавали свою королеву и не решались приблизиться к нам. Со всех сторон, откуда лесные тропинки стекались на открытое место, раздавались голоса, повсюду мелькали огни факелов. Цепью они медленно двигались в одном направлении: к Праведной горе. Это была отвесная скала, залитая лунным светом.
