Сюгоро Ямамото - Красная Борода
— Ничего странного в этом не вижу. С кем такого не случается? — сказал Нобору.
— Это бы все ничего, но то, что произошло дальше, оказалось настолько неожиданным... — поспешно продолжил Ино, словно старался поскорее покончить со своим признанием. — В тот самый момент, когда я коснулся ее губ, она ответила таким жарким поцелуем, что я даже задохнулся. — Ино быстро утер губы и скорчил такую гримасу, словно его перекорежило от отвращения. — И это девятилетняя девочка! Мне уже было восемнадцать, а такого я еще не испытал ни разу... Я оттолкнул О-Таму и убежал.
— Не столь уж редкий случай, — с улыбкой произнес Нобору.
— Вам это не показалось странным?
— Нисколько. Нечто похожее пришлось испытать и мне.
— Неужели? — Ино во все глаза смотрел на Нобору, словно очнувшись от дурного сна. — И что вы после этого почувствовали?
— Пожалуй, чуть-чуть растерялся — и только.
— А мне стало так страшно. Я подумал: если такое ведомо девятилетней девчушке, то на что же способны взрослые женщины?
— Просто ты рос среди ремесленников и в свои восемнадцать оказался еще незрелым, зеленым юнцом, — продолжая улыбаться, сказал Нобору.
— Вот оно что! — пробормотал Ино, удивленно склонив голову.
— Дело именно в этом — и ни в чем больше, — подтвердил Нобору.
Пожалуй, здесь и надо искать ключ к лечению, подумал он, в диагнозе Ниидэ есгь своя логика, но он несколько однобок. Истинная же причина поведения Ино — стремления бежать от влюблявшихся в него женщин — в том, что ему глубоко в душу запал тот случай с О-Тамой. И значит, Ино сможет излечиться, если забудет об этом. Так или иначе, время покажет, насколько правильно его предположение.
Однажды в первые дни осени Нобору стал свидетелем удивительной картины. Ино, как правило, по вечерам покидал свою палату и выходил во двор подышать свежим воздухом, но на этот раз он был не один, а с женщиной.
— Вот так неожиданность! — пробормотал Нобору и остановился.
В женщине он узнал О-Суги. Корзина, которую нес Ино, ему тоже была знакома — с ней О-Суги приходила на кухню за едой для своей госпожи. Оживленно беседуя, они направлялись к домику О-Юми. Нобору поглядел им вслед и пошел к себе.
Нобору приходилось часто отлучаться из больницы, чтобы сопровождать Ниидэ, и он попросил Мори в его отсутствие понаблюдать за Ино. Мори тоже был занят, но всякий раз, когда выдавалось свободное время, он следил за Ино и сообщал Нобору о своих наблюдениях. Судя по всему в последние дни тот заметно переменился — реже уединялся в палате, больше времени проводил на больничном дворе или на плантации лекарственных растении, не просто гулял, а работал — где поправит забор, где прибьет отставшие доски.
Утром и вечером, провожая О-Суги, Ино нес ее корзину, точил ножи на кухне, а иногда даже помогал мыть овощи.
Вроде бы дело пошло на поправку, решил Нобору и стал уделять меньше внимания своему подопечному.
Как-то в середине сентября, поздно вечером возвратившись после очередного обхода больных, Нобору переоделся и пошел в столовую, где ему оставили холодный ужин. По дороге его догнал Ино.
— У меня есть сакэ, — шепотом сказал он. — Не составите ли компанию?
— Сакэ? Откуда? — удивился Нобору.
— Садовник принес, — с улыбочкой пояснил Ино. — В свое время вы ведь тоже частенько пользовались его услугами.
— Я еще ничего не ел, — пробормотал Нобору, отвернувшись.
— У меня есть суси[18]. Буду рад, если зайдете. Мне, кстати, надо с вами поговорить по одному делу. После недолгих колебаний Нобору согласился и вслед за Ино вошел в его палату. Он давно у него не был и удивился происшедшим переменам. Палата была чисто прибрана, пол тщательно подметен.
На столике помимо больничного ужина Нобору заметил коробочку с суси и початую бутылку сакэ. Подогреть сакэ Ино было негде, поэтому он пил его холодным. Он выпил из чашечки остатки сакэ и передал ее Нобору.
— Спасибо, я не буду, — отмахнулся Нобору. — Так о чем же ты хотел со мной посоветоваться?
— Позвольте, я хлебну еще раз для храбрости. Боюсь, на трезвую голову ничего не сумею вам объяснить.
— Хочешь поговорить об О-Суги? — тихо спросил Нобору.
— Верно, а как вы догадались?
— Просто так мне показалось.
— Вы настоящий провидец, — воскликнул Ино, — но это даже к лучшему — не понадобится лишних объяснений. — Он налил себе сакэ, взял чашечку обеими руками и осушил ее одним глотком. — Прежде всего, хочу попросить вас, чтобы оставили меня здесь, в больнице.
— Это зависит не только от меня.
— Уверен, я смогу быть полезен. В больнице достаточно работы для плотника.
— Согласен. Ну, а о чем еще ты собирался поговорить?
— Конечно, это так сразу не решишь. — Ино покраснел и потянулся к бутылке. — А кроме того, надо получить согласие... Не желаете ли суси?
— Как я понимаю, ты намерен жениться на О-Суги, — неожиданно выпалил Нобору.
— Жалко мне ее, — пробормотал Ино. — Все время обслуживает эту сумасшедшую, таскает для нее еду, моет посуду, даже ночной горшок подает... И никто не знает, когда это кончится. У меня просто душа болит, когда гляжу на нее.
— Так ты собираешься жениться на ней из жалости? — спросил Нобору.
— Ни в коем случае! Откуда вы это взяли? Конечно, мне ее жалко, но женюсь я на ней потому, что люблю. Я до сих пор видел многих женщин, но такой, как О-Суги, не встречал. С ней я готов быть вместе до конца жизни — и не разлучусь, как бы трудно нам ни пришлось.
Нобору молчал.
— Я говорю правду. — Глаза Ино увлажнились. — С тех пор как я увидал О-Суги, во мне будто проснулась уверенность. Впервые в жизни я подумал: вместе с ней мне ничего не страшно, со мной она будет счастлива, ради этого я сделаю все, что в моих силах.
— Ты и правда в этом уверен?
— Спросите у Токити. Он подтвердит, что такого я еще никогда и никому не говорил. Если О-Суги будет рядом, ничто не заставит меня от нее отступиться.
Наверно, так оно и есть, подумал Нобору, кажется, Ино и в самом деле полюбил впервые в жизни. До сих пор он был пассивной стороной — Токити о нем заботился, женщины завлекали. Теперь же он сам сочувствует положению, в каком оказалась О-Суги, хочет сделать ее счастливой — лучшее доказательство того, что он, как мужчина, почувствовал себя сильным и самостоятельным. Размышляя так, Нобору решил для проверки съехидничать.
— А как насчет «трех раз»? — спросил он.
— Каких еще «трех раз»? — удивился Ино, подозрительно глядя на Нобору.
— Это я просто так, пошутил. Не обращай внимания. А о твоей просьбе я поговорю с доктором Ниидэ. — Нобору засмеялся и пошел к двери.
— Прошу вас. — Ино склонил голову, потом, глядя Нобору прямо в глаза, решительно произнес: — Предупреждаю, если не согласитесь оставить меня здесь, я убегу, и не один — возьму с собой О-Суги. Так и передайте доктору Ниидэ.
Нобору кивнул и вышел в коридор.
Напрасный труд
1
— Я знаю, больные недовольны тем, что в больничных палатах постель приходится расстилать на полу, — говорил Ниидэ во время обхода. — Им не нравятся одинаковые больничные халаты на завязках. Им кажется, будто их поместили не в больницу, а в тюрьму. Кстати, так думают не только больные, но и врачи. Ну, а каково твое мнение, Нобору?
— На этот счет у меня нет никакого мнения, — пробормотал Нобору и поспешно добавил: — Пожалуй, это неплохо — с чисто гигиенической точки зрения.
— Не льсти! Больше всего не терплю угодничества. Нобору промолчал.
— Самое вредное в наших домах — циновки, — продолжал свои рассуждения Ниидэ. — В прежние времена ими не пользовались. Говорят, Мицукуни[19] из Мито запретил стелить в замке на пол циновки. Считается, будто тем самым он хотел поддержать присущий старому самурайству дух здоровой простоты. Может, и так, но мне думается, причина в другом — в рациональном характере старинных японских жилищ. Недаром на протяжении более двух тысяч лет в японских домах были исключительно дощатые полы, на них ничего не стелили, и лишь с годов Гэнроку[20] вошли в обиход циновки.
— Но ведь были же циновки для сидения?
— Да, но они были в ходу лишь в аристократических домах и использовались только во время церемоний. Обычно же на пол циновки не стлали, предпочитая голые доски.
Дорога пошла в гору. В этот послеполуденный час солнце палило нещадно, хотя по календарю уже приближалась осень. Стояла тишина, ни малейшего дуновения ветерка. И, как назло, на небе ни облачка. Солнце жгло спину, казалось, лучи его стали физически ощутимы и их можно было потрогать руками. Нобору обливался потом, а Такэдзо, тащивший на спине корзину с лекарствами, буквально изнемогал. Пот стекал по лицу, попадал за воротник, и Нобору едва успевал утираться. Лишь Ниидэ шествовал как ни в чем не бывало, и даже испарины не выступало у него на лице. Нобору уж давно обратил на это внимание. Ниидэ был человеком плотного телосложения, плечи бугрились мышцами, руки большие, с толстыми, как у крестьянина, пальцами, лишь бедра были узкие, как у юноши. Чем-то он напоминал грозного, матерого быка. Казалось, по своей комплекции он должен был потеть вдвое сильней, чем обычный человек, однако не потел, и это удивляло Нобору.
