Евгений Сухов - Кандалы для лиходея
– Да, – коротко ответила Марфа.
– А о чем был разговор? – спросил Власовский.
– Я не знаю, – ответила Марфа.
– А слова? Какие они говорили друг другу слова? – снова задал вопрос обер-полицмейстер.
– Слова трудно было разобрать, – ответила Марфа. – Они же оба почти кричали…
– Кто больше кричал, Попов или Козицкий?
– Попов, – после недолгого раздумья ответила Марфа.
– Неужели вы совершенно ничего не разобрали из их разговора? – посмотрел на женщину немигающим взором обер-полицмейстер.
Марфа отрицательно качнула головой.
– И все же постарайтесь вспомнить хоть несколько слов, – продолжал настаивать Власовский.
– Я же воды попить зашла, а не подслушивать, – не очень уверенно сказала Марфа.
– Хорошо, – откинулся на спинку кресла обер-полицмейстер. – Тогда давайте вспоминать вместе, шаг за шагом… Итак, вы вошли на кухню. Никого не было. Из малой гостиной доносился разговор. Громкий разговор, даже ругань. Там происходила ссора, так?
– Так, – подтвердила Марфа.
– Стало быть, ссорились главноуправляющий Попов и ваш управляющий имением Козицкий. Третьего голоса слышно не было, – раздумчиво произнес обер-полицмейстер.
– Не было, – подтвердила Марфа.
– Так, понятно. Что вы делали дальше?
– Я прошла к бочке с водой. Она стояла рядом с ледником… – она замолчала, ожидая от обер-полицмейстера нового вопроса.
– Дальше? – поторопил Марфу Александр Александрович. Было важно, чтобы она безостановочно, шаг за шагом, секунда за секундой детально вспоминала, что она делала тогда на кухне. Когда так, последовательно и по порядку, вспоминаются события, память иногда выдает такое, чего никогда не вспомнишь, восстанавливая в голове события отрывочно или частично…
– Я нашла ковш и зачерпнула воды.
– Что в это время вы слышали?
– Я слышала, – Марфа напряглась, вспоминая события того дня. – А ведь верно!
– Что – верно? – быстро спросил Виельгорский. – Вы различили какие-то слова?
– Да, – кивнула ему Марфа.
– Какие слова? – быстро спросил Власовский.
– Одно слово, – ответила Марфа.
– Какое? – спросил Виктор Модестович.
– Вор, – ответила Марфа и посмотрела на графа. – Я отчетливо слышала слово «вор».
– Ну вот, а говорите, что не разобрали ни слова, – улыбнулся граф. – А потом и Виельгорский, и обер-полицмейстер Власовский почти одновременно задали один и тот же вопрос:
– А кто произнес это слово?
– Господин Попов, – ответила Марфа.
– Вы уверены? – посмотрел на женщину обер-полицмейстер.
– Да, – ответила Марфа.
Власовский и граф переглянулись:
– Понятно теперь, почему Попов задержался в Павловском, – сказал печально Виктор Модестович. – Он нашел в финансовых документах подлог, решил объясниться с Козицким, а потом назвал его вором…
– А на следующий день пропал, – закончил за графа обер-полицмейстер. Затем Власовский снова посмотрел на Марфу: – Рассказывайте, что вы делали дальше?
– Я зачерпнула воды и стала пить, – Марфа снова окунулась в события, случившиеся шестого мая, словно они происходили только вчера. – Когда я почти допила воду…
Она замолчала и уставилась в пол.
– Вы снова что-то услышали? – правильно понял ее молчание граф Виельгорский.
– Да, – тихо ответила Марфа.
– Что вы услышали? – взволнованно спросил граф.
– Кажется, «вы ответите»…
– Кажется или точно? – спросил Власовский.
– Погодите… – Марфа нахмурилась и уставилась в пол… – А, вот… Попов очень громко сказал: «Вы ответите за это». А потом я допила воду и услышала крик. Потом еще один. И все стихло.
– Кричал Попов? – быстро спросил Александр Александрович.
– Я не знаю, – сказала Марфа. – Но голос был похож больше на его, господина Попова то есть, нежели на голос Козицкого.
– И что потом? – снова задал вопрос обер-полицмейстер.
– Все, – посмотрела на него Марфа, и в ее глазах уже не было испуга. – Я ушла обратно на огороды.
– А почему вы раньше об этом не рассказали? – не сразу спросил молодую женщину Власовский. – Туда же не столь давно приезжал с дознанием исправник Уфимцев со становым приставом.
– Я боялась, – просто сказала Марфа и посмотрела в пол. – Я и сейчас его боюсь.
– Кого?
– Господина Козицкого, – последовал прямой и ясный ответ.
– Он что, так страшен? – хмыкнув, поинтересовался Александр Александрович.
– Он злой, – ответила Марфа и подняла взор на обер-полицмейстера. – Еще он хитрый. Он все всегда помнит, даже если кто-то что-то про него не так сказал. Он терпеть не любит людей, я так мыслю…
– Это отчего же у вас такое мнение сложилось? – прервал ее Александр Александрович.
– Мнение? – Марфа задумалась.
– Ну да, мнение, – повторил свой вопрос Власовский. – Должны же быть какие-то причины, чтобы вы так думали о человеке?
– Ну, как он смотрит на людей, как с ними разговаривает, – неопределенно начала Марфа.
– А конкретные примеры? – спросил обер-полицмейстер. – Можете такие назвать?
– Н-нет, – снова неопределенно ответила Марфа и всем телом повернулась к полковнику Власовскому, которого уже перестала бояться: – Знаете, иногда и примеров никаких особых не надобно, чтобы определить, хороший человек или плохой.
– Это верно, – с интересом посмотрел на мудрую крестьянку граф Виельгорский. – Так бывает. О человеке как-то сразу создается впечатление, по неким неуловимым признакам, и это впечатление, как обычно бывает, и является самым правильным…
– Хорошо, – то ли согласился с графом, то ли под воздействием каких-то своих мыслей произнес Сан Саныч и обратился к Марфе: – Итак, вы не рассказали про ссору Попова с Козицким исправнику, потому что боялись Козицкого.
– Да, – ответила Марфа и в подтверждение кивнула, – ежели б я про их разговор с господином Поповым рассказала исправнику или становому, а он, господин Козицкий то есть, об этом узнал бы, мне в этом селе больше и не жить. Он бы меня со свету сжил, ей-богу! – приложила она ладонь к просторной груди. – А окромя этого, управляющий со становым приставом такими знакомцами стали – неразлейвода. Выпивали даже вместе. А ну как я рассказала бы о его ссоре с господином Поповым становому, а тот сказал бы об этом Козицкому по пьянке? Что бы потом со мной стало? В общем, – она посмотрела сначала на Виельгорского, а затем на обер-полицмейстера, – испужалася я…
– Ясно, – подытожил разговор обер-полицмейстер и выразительно посмотрел на графа.
– Господина Попова убили, да? – вопросительно посмотрела на Власовского Марфа.
– Это еще не факт, – такую фразу вынужден был сказать Александр Александрович. – Вам, Виктор Модестович, – обратился он к графу, – еще нужна Марфа Кондратьевна?
– Нет, – ответил граф и посмотрел на Марфу: – Я вам весьма признателен за то, что вы нам рассказали, весьма. Ступайте сейчас к Филимонычу и скажите, что я велел вам выдать пятьдесят рублей и оплатить все проездные расходы. И… спаси вас Бог.
– Благодарствуйте, барин, – ответствовала на такую несусветную благодать Марфа и поклонилась в пояс, от чего Виктору Модестовичу стало крайне неловко: чай, не крепостные времена на дворе, дабы такое чинопочитание разводить. Посему он отвел глаза в сторону и произнес: – Ступайте, сударыня, ступайте.
Марфа вышла, а граф и обер-полицмейстер снова переглянулись.
– Ну, что вы обо всем этом думаете? – спросил Виктор Модестович, когда за смелой женщиной закрылись входные двери.
– Я думаю, что эта крестьянка нас не обманывает: ссора между Поповым и Козицким, о которой она сообщает, в действительности имела место быть, – в задумчивости ответил Власовский. – Попов обнаружил несоответствия в финансовых документах и решил объясниться с Козицким. Разговаривали они на повышенных тонах, как сами понимаете, поскольку Попову надлежало держать отчет уже перед вами и воровство Козицкого могло наложить тень и на него. А потом Козицкий ударил Попова, завершив тем самым ссору.
– Он что, его убил? – испуганно посмотрел на обер-полицмейстера Виельгорский.
– Совершенно не факт, что это произошло в вашей усадьбе, – отозвался Александр Александрович. – Если верить показаниям лодочника, на другой берег Павловки он отвез Попова все-таки живым. Причем ничего особенного в поведении Попова лодочник не заметил. А вот за рекой его мог поджидать Козицкий, который, возможно, и убил Попова, чтобы тот не сообщил вам о его воровстве. Затем Козицкий присвоил ваши деньги, а труп Попова надежно спрятал. Может быть, закопал. Как отписал мне тамошний уездный исправник Уфимцев, саквояж Попова они нашли именно на противоположном берегу реки в каком-то овражке.