Евгений Сухов - Кандалы для лиходея
Глава 9
О чем думается в дороге, или Новый оборот в деле об исчезновении главноуправляющегоВторая декада июня 1896 года
Марфе хватило ума, чтобы выйти из села на рассвете, когда солнце только показалось из-за горизонта, дабы остаться незамеченной для сельчан и избежать крайне ненужного для нее вопроса «куда собралась», перейти Павловку вброд много ниже села и попасть на железнодорожную станцию до отхода рязанского поезда. Взяв билет в третий класс, она прошла в буфетную и, как подобает путнице, откушала бутерброд с сыром, запив его кофеем. Кофей она пила впервые, и хваленый напиток не пришелся ей по нраву, поскольку показался горьким и невкусным. «И что это все пьют этот кофей, – подумала она. – И еще лица такие делают, будто им славно. Ведь ничего хорошего в нем нет, горечь одна. Иное дело чай с медом или на худой конец с черносмородиновым вареньем. А этот кофей – самая настоящая гадость…»
Когда прозвучал свисток, приглашающий пассажиров к посадке, Марфа вначале не поняла, что это касается и ее. Потом, увидев, что люди повставали с мест, двинулась на перрон вместе с ними. Поезд уже стоял под парами, и кондуктора тщательно проверяли билеты у пассажиров.
Она прошла мимо вагонов первого класса и невольно загляделась на даму в атласном платье и шляпке из сарацинской соломки. Женщину подсаживал на ступени вагона, взяв ее под локоток, кондуктор. Когда дама забралась по ступеням в вагон, то оглянулась и произнесла:
– Мерси.
На что кондуктор вежливо ответил:
– Не стоит благодарностей.
Читать Марфа умела, многолюдность ее не пугала, и она довольно быстро нашла свой вагон. Молодой кондуктор, посмотрев на билет, кивнул ей и помог забраться по металлическим ступеням, на что Марфа неожиданно для себя ответила:
– Мерси.
– Для вас – завсегда, барышня! – ответил кондуктор и улыбнулся.
Марфа прошла в вагон, нашла свое место у окна возле откидного столика и села.
Затем прозвучал еще свисток и еще. Вагон Марфы дернулся, а затем перрон с немногочисленными провожающими и стайкой хмурых собак и деревянное здание вокзала медленно поплыли назад.
«Куда это оно?» – в недоумении подумала Марфа, но через мгновение сообразила, что это не вокзал поплыл назад, а поезд двинулся вперед. Она удобнее устроилась на сиденье, подперла подбородок ладонью и устремила взгляд в окно.
Лукавый его знает, о чем думает едущий в поезде человек, когда долго смотрит в вагонное окно. Может, на мелькающие пейзажи? Возможно. Только вот видит ли он эти пейзажи? Вернее, замечает ли их красоту? И не устремлен ли его взгляд внутрь себя? Так же, когда он смотрит на огонь или воду. И спросите его вдруг, о чем он думает, то вразумительный ответ вы вряд ли услышите.
Так же и Марфа. За окном мелькали деревья, поля, полустанки; вдали проплывали деревеньки и поселки, но она не замечала этого. Марфа даже не думала о вознаграждении, которое «должен» был ей выдать граф за сведения о его пропавшем главноуправляющем, господине Попове, хотя, по сути, ехала именно за этим. Удивительно, но она ни о чем не думала. В неких восточных трактатах и практиках такое ее состояние зовется медитация, которой человеку, не знакомому с данными приемами, добиться весьма затруднительно. В этот самый момент человек полностью погружен в себя и не замечает ничего вокруг. Не существует ни пространства, ни времени. Ни дня, ни ночи. Ни тела, ни мысли. Человек отрешен от всего, что творится вокруг него. И в каком состоянии и измерении находится его сущность, известно одному лишь Богу.
Марфа очнулась, когда поезд уже подъезжал к Москве. Пассажиры сделались суетливы, и эта суетность, точнее, биотоки, исходившие от взволнованных завершением пути людей, вернули женщину и в текущее время, и в окружающее пространство. Появились мысли: как доехать до графа – а о том, что Виельгорский живет на улице Тверской, она выведала за несколько дней до поездки у Настьки Чубаровой, что живет вместе с управляющим Козицким, – и как она будет говорить барину про ссору и крики. Как потом поедет обратно из древней столицы в свое село и что скажет про свое отсутствие мужу, ежели тот успеет вернуться до ее приезда…
Москва показалась ей слишком шумной. Народу было столько, что даже толпы богомольцев, собирающихся на Пасху в их церковь, казались мелкими кучками по сравнению с тем количеством народа, который толокся на вокзале в ожидании поездов.
Марфа вместе со всеми прошла на извозчичью биржу и, выбрав шарабан попроще, попросила довезти ее до Тверской.
– Рупь, – заломил извозчик, видя, что тетка явно деревенская и в Москве впервые. Однако Марфа была не из таковских, на ком ездят, свесив ножки, и вступила в торг:
– Полтина.
– За полтину пешком топай, – притворно обиделся «ванька», краем глаза наблюдая за действиями Марфы.
– Как знаешь, – ответила Марфа и стала искать глазами свободного извозчика. – Эй, мил-человек, – подошла она к пошарпанной пролетке, на козлах коей восседал старикан с бородой на два раствора. – За сколь до Тверской довезешь?
– Тверская больша-ая, – протянул дед, тоже искоса наблюдая за Марфой. – Тебе какой дом-то нужон?
– Господина графа Виельгорского, – ответила Марфа.
– Знаю такой, – почесал шею дед. – Шесть гривен.
– Пять, – ответила на предложение старикана Марфа.
– А ты пошто у меня седоков отбиваешь? – накинулся на деда первый извозчик, к которому подходила Марфа.
– Ты ж ей отказал, – удивленно ответил ему дед.
– Ничо я не отказал, – возмутился «ванька». – Раздумывал только. – Он посмотрел на Марфу: – Садись, тетка! Довезу я тебя до Тверской за полтину.
– Какая я тебе тетка, – огрызнулась неожиданно для себя Марфа и обратилась к старику: – Довезешь за полтину до дома господина графа Виельгорского?
– Ладно, садись, – ответил «ванька» с бородой на два раствора. И добавил: – А ты с гонором.
Марфа ничего на это не ответила и уселась в пролетку. Она и сама удивлялась такой своей прыти. Верно, воздух в Москве был такой настоянный: резкий и звонкий, требующий непременно такого же поведения. А на селе воздух иной: густой, тягучий. Ни торопиться, ни «быть начеку» нет особой необходимости…
Приехали скоро. Марфа достала из недр юбок кошель, отсчитала пять гривенников и отдала вознице.
– Благодарствуйте, – произнесла она и сошла с пролетки.
– Бывай, – ответил «ванька» с бородой на два раствора и тронул вожжи: – Но, кляча старая, пошла.
Конечно, Марфа все-таки робела. Дом графа Виельгорского был большой, ухоженный. Как, впрочем, и все дома на Тверской улице. В таких домах живут важные люди, требующие к себе уважения хотя бы потому, что имеют такие вот красивые дома. И обладают средствами, чтобы их содержать. А денежек на это надобно нема-а-ало…
Марфа прошла по посыпанной гравием дорожке, ступила на крыльцо и нерешительно дернула кисточку звонка. За высокими дверьми тренькнуло несколько раз. Марфа терпеливо подождала, но двери не открылись. Она дернула кисть звонка еще два раза, уже потребовательнее. В ответ – снова тишина.
Не может же быть, чтобы в таком большом доме никого не было. Чай, без прислуги не обходятся. А она, верно, разбаловалась и обленилась и не торопится исполнять свои обязанности. Стало быть, хозяева этого дома не строги и не требовательны, что для Марфиного дела – хорошо.
Она уже решительно дернула кисть звонка. Потом еще раз. И еще. Двери наконец открылись, и в проем высунулась голова девицы в белоснежной наколке:
– Чего тебе?
– Мне до господина графа, – ответила Марфа.
Девица окинула ее взглядом с головы до ног:
– Оне почивают.
Двери закрылись.
Марфа постояла на крыльце, спустилась, прошла по гравийной дорожке, затем вернулась и позвонила снова.
– Чего тебе еще? – открыла дверь та же девица.
– Мне надо видеть господина графа, – заявила Марфа.
– Тебе же сказано: оне еще почивать изволят, – прозвучал в ответ сердитый голос.
– Но у меня дело до господина графа, – решительным тоном произнесла Марфа.
Девица снова окинула взглядом Марфу, и в ее глазах появилась ехидная усмешка:
– Да какое дело у тебя может быть к нашему графу, деревня? Небось денег пришла просить, как и все прочие. Ну, так граф по средам не подает. Ступай, откуда пришла!
Девица попыталась было закрыть дверь, но не тут-то было: Марфа так дернула на себя дверь, что девица вылетела на крыльцо.
– Филимоныч! – испуганно закричала она внутрь дома.
Марфа оттолкнула девицу и вошла в прихожую. Навстречу ей почти бегом спускался по мраморной лестнице со второго этажа старик, зыркая из-под кустистых бровей тревожным взглядом:
– Что? Что тут такое?!
– Вот… она… – девица указала пальцем на Марфу, – насильно ворвалась… я не пускала… зовите полицию…
