Всеволод Соловьев - Капитан гренадерской роты
— Конечно, ваше высочество, — разом сказали офицеры. — И ради вас мы всегда готовы жертвовать нашей жизнью.
— Благодарю вас! — продолжала принцесса. — Так вот, видите, я и решаюсь требовать от вас жертвы! С самой минуты кончины императрицы я не знаю покоя. Меня, моего мужа и моего сына-императора преследует регент. Он хочет удалить нас из России. Он хочет совершенно завладеть всем. Он осыпает нас обидами и оскорблениями, он обращается со мною не как с матерью императора. Мне нельзя, мне стыдно даже сносить эти обиды. Я долго терпела, но, наконец, решилась его арестовать и поручила это фельдмаршалу Миниху. Надеюсь, что вы будете повиноваться своему генералу и помогать ему исполнить мое поручение.
Офицеры выслушали эти слова с очевидною радостью.
— Матушка! Ваше высочество! Давно мы все этого желаем и вы несказанно обрадовали нас вашими словами. Исполним вашу волю, хотя бы пришлось положить жизнь свою!
— Благодарю вас! — прошептала растроганная принцесса и протянула к ним руки…
Они кинулись целовать эти протянутые руки, а Анна Леопольдовна каждого из них целовала в лоб.
Но тут твердость ей изменила. Она бессознательно опустилась в кресло и едва слышно сказала Миниху:
— Ступайте! Да хранит вас Бог!
Миних подал знак офицерам и они все вышли.
Сошедши с фельдмаршалом вниз, офицеры тотчас же кинулись к караульным солдатам, поставили их под ружье.
Перед солдатами показался Миних и, прежде чем они его узнали в ночном сумраке, он заговорил с ними:
— Ребята! — сказал он. — Нужно спасать императора и его родителей от человека, присвоившего себе власть и творящего всякие беззакония: готовы ли вы идти за мною?
— Рады стараться! Хоть в огонь пойдем за тобою! — весело крикнули солдаты, наконец, дождавшиеся минуты, которой они давно и страстно ожидали.
Тогда Миних начал распоряжаться. Он оставил сорок человек здесь, при знамени, а с восемьюдесятью, в сопровождении нескольких офицеров и Манштейна, отправился к Летнему дворцу.
Тихо по пустой темной улице подвигалось это шествие.
Вот и Летний дворец; перед входом караулы.
Миних остановился со своим отрядом и послал Манштейна объявить дворцовым караулам о намерении Анны Леопольдовны.
Все чутко прислушивались и приглядывались. Ничего не слышно, только заметно движение в карауле.
Манштейн бегом возвращается и объявляет, что там с радостью его выслушали и даже предложили свою помощь при арестовании герцога.
— Так возьмите с собой одного офицера и двадцать солдат, — обратился Миних к Манштейну, — и ступайте, арестуйте Бирона, а если он станет сопротивляться, так и убейте его. Мы будем вас ждать.
Манштейн с двадцатью солдатами направился ко дворцу; наружный караул сейчас же пропустил его. Уже входя на крыльцо, он велел солдатам следовать за собою издали, и как можно тише. А сам пошел дальше.
Он один — караульные во внутренних комнатах ничего не знают, пропустят ли они его? Может быть, задержат? Может быть, вместо благополучного и блестящего исполнения этого неожиданного, смелого плана, Манштейну предстоит арест и затем казнь? Но смелый подполковник быстро отогнал от себя эти мысли и твердою поступью пошел дальше.
Караулы всюду пропускали, они знали, что это старший адъютант фельдмаршала и, конечно, думали, что он явился к регенту с каким-нибудь важным делом.
Манштейн прошел целую анфиладу комнат и остановился. Он не знал, куда ему идти дальше, не знал, где спальня регента. Спросить у лакеев нельзя, поднимется шум.
Он решился идти все вперед и вперед, авось, выйдет именно туда, куда ему нужно.
Он прошел еще две комнаты, очутился перед запертыми на ключ дверьми, сильно рванул двери и они отворились, потому что не были приперты задвижками внизу и вверху.
Манштейн вошел в большую комнату. В углу, на высокой мраморной подставке, горела лампа, заслоненная резным абажуром.
Прямо перед собою, в глубине комнаты, Манштейн заметил огромную, роскошную кровать под балдахином.
Он на цыпочках подошел по мягкому ковру к кровати, откинул штофную занавеску и разглядел Бирона и его жену. Оба они спали крепким сном.
Бирон, почти всю эту ночь метавшийся и ежеминутно вскакивавший с постели, наконец, утомился и заснул. И уже ничего ему не грезилось. Его не возмущали больше страшные сновидения, призраки. Он дышал мирно. Лицо его было спокойно.
Манштейн стоял у кровати с той стороны, где лежала герцогиня.
— Проснитесь! — громко сказал он.
Но они не просыпались.
Тогда он наклонился еще ближе к кровати и сказал еще громче: «проснитесь!»
Бирон и его жена разом открыли глаза, испуганно взглянули на Манштейна и приподнялись с подушек.
— Что это? Что? — с ужасом выговорил регент.
Герцогиня взвизгнула и закрылась одеялом.
— Арестую вас именем его императорского величества! — громко произнес Манштейн, обнажая шпагу.
— Караул! — отчаянным голосом крикнул Бирон.
— Караул! — взвизгнула под одеялом герцогиня.
При этом Бирон вскочил, и Манштейну показалось, что он хотел спрятаться от него под кровать. Действительно, он прятался; но в то же время продолжал кричать: «караул!»
— Молчите! — грозно выговорил Манштейн, быстро обежал кругом кровати и старался схватить регента.
Тот начал обороняться и кричать еще громче.
— Молчите! Вас все равно никто не услышит. Я привел с собой много солдат, и если вы будете сопротивляться, то я убью вас.
Бирон вздрогнул.
Манштейн схватил его и крепко держал до тех пор, пока не явились солдаты.
Между тем, вся уже комната наполнена народом.
Герцогиня все лежит, закутанная одеялом, и визжит.
Манштейн передал Бирона солдатам. Но когда они подошли, чтобы взять его, он вдруг собрал все свои силы, сжал кулаки и стал отмахиваться направо и налево. Солдаты кинулись на него, но долго не могли совладать с ним.
Завязалась отчаянная борьба. Рубашка регента разорвана, его колотят по чему попало сильные, мозолистые руки. Он все еще отмахивается; но, наконец, сил больше нет. Его повалили на ковер, засунули носовой платок ему в рот, связали руки офицерским шарфом, закутали в одеяло и вынесли из спальни.
Несчастный Бирон был в забытьи, не шевелился и со стороны можно было подумать, что это несут безжизненное тело.
В первую секунду, когда голос Манштейна разбудил его, он подумал, что случилось что-нибудь очень важное и что Манштейн прибежал предупредить его. Ему и в голову не могла придти мысль относительно фельдмаршала Миниха; он даже сразу не поверил ушам своим, когда услыхал слова Манштейна: «арестую вас».
Но Манштейн повторил эту ужасную фразу.
Неужели, действительно, это арест и падение? Неужели его могут арестовать… здесь, в его Летнем дворце, в его спальне? Здесь, по крайней мере, он считал себя в безопасности; ведь, кругом народ, бездна прислуги, караулы! Значит, что же?.. Значит, все в заговоре… все?! Но это, ведь, не может быть! Этот негодный Манштейн прокрался, как вор… Стоит только крикнуть и сбегутся люди, схватят этого Манштейна, весь этот низкий заговор рушится! И он еще раз посмеется над своими врагами, да так посмеется, что потом ни у кого уже не поднимутся руки на него, никто не решится выдумывать заговор…
«Караул! Караул!» — повторяет Бирон, а, между тем, никто не является ему на помощь.
Вот и солдаты! Его хватают. Мысли его остановились; он совершенно машинально отбивался от солдат. Но его схватили, связали, и он уже ни о чем не думает. Он все забыл. Ни страха, ни ужаса, ни отчаяния, ни злобы нет в нем. Он только чувствует, как мало-помалу начинает разбаливаться его тело, как крепко скручены руки, как неловко солдаты несут его. Ему трудно дышать; у него болят челюсти; у него противно во рту от всунутого платка. И он старается делать языком и зубами осторожные движения, чтобы как-нибудь освободиться от этого платка. Но нет, видно ничего не поделаешь!
Он начинает сердиться на то, что никак не может помочь себе. Он сердится на этот несносный платок и снова придумывает всякие хитрости, как бы каким-нибудь образом освободиться от платка. Все его мысли и все его чувства поглощены этой работой.
Ему уже начинает казаться, что и дело-то все в одном только платке, что стоит от него освободиться и тогда все кончено, тогда не останется ничего больше страшного и дурного. Потом он вдруг начинает думать о том, что же дальше будет? Но он не думает о своей будущности, а думает только о том, что будет через минуту, через пять минут, через час. Куда его повезут и как повезут? Неужели в одеяле? Ведь, холодно, мороз, да и неприлично. «Нет! Что-нибудь да сделают, непременно сделают!» — успокоительно заканчивает он и только ждет с любопытством.
Он уже о платке позабыл, как-то привык к этому неприятному ощущению во рту…
