Бенито Муссолини - Клавдия Партичелла, любовница кардинала
Все погибло! Убийца кинулся на Клавдию, но Рахиль заслонила ее своим телом. Клинок кинжала вонзился в грудь девушки.
Пажи, рыцари и солдаты набросились на убийцу. Они крепко связали его и бросили в лодку. Женщины собрались вокруг раненой.
— Пустяки, — прошептала девушка. — Не беспокойтесь, синьора, это пройдет…
Кровь залила ее белое платье. Клавдия, рыдая, велела собрать ковры и положить в лодку. Осторожно поплыла лодка, доставляя раненую в замок.
Мартелли был брошен в темницу, Рахиль положили на постель и окружили всеми заботами. Замковый врач заявил, что рана не опасна. Клавдия не захотела видеть убийцу и проплакала всю ночь.
— Негодяй заплатит за это своею жизнью!
Глава XVII
На следующее утро Мартелли привели к Клавдии. Убийца шел, склонив голову и потупив глаза. Но Клавдия, бросив на него внимательный взгляд, воскликнула:
— Я узнаю тебя!.. Нет, не надо! Уведите его обратно в тюрьму!
Убийца не проронил ни слова.
В тот же день Клавдия написала длинное письмо кардиналу. Сообщив ему во всех подробностях о событии, она требовала разрешения казнить убийцу.
Но кардинал ответил не сразу. Он предварительно хотел посоветоваться с влиятельными людьми. Долго он совещался с Людовико Партичелла, не зная, как быть. Клавдия послала второе письмо. И Эммануил, слабый и нерешительный, уступил.
Спустя четыре дня положение Рахили настолько улучшилось, что появилась надежда на выздоровление. Клавдия посоветовалась с приближенными и назначила день суда. Суд, конечно, был комедией.
Обвиняемый не проронил ни слова. Ни одним взглядом, ни одним жестом не показал он, что дело идет о его жизни. Не отвечал на вопросы, не просил прощения. Когда был оглашен смертный приговор, он выслушал его с полным безучастием.
— Я простила бы тебя во второй раз, — сказала Клавдия, — если бы ты не ранил самого дорогого мне человека. Так как первое прощение не образумило тебя, на этот раз не жди пощады.
Мартелли и к этим словам отнесся равнодушно. Его увели в тюрьму, где он должен был ожидать казни.
Лодочник, узнав о том, что произошло, исчез. Он испугался, что ему тоже придется быть в ответе.
Несколько дней Мартелли провел в ожидании. Темница его находилась в глубине подземнаго хода, ведущего к озеру. Во время бури он мог слышать шум ударявшихся о стену волн. Каждое утро к нему приходил монах, приготовлявший его к смерти. Мартелли мучило сознание, что он нанес рану невинной девушке. Поистине, Клавдию охранял какой то злой гений! Недаром про нее говорили в Тренте, что она колдунья.
Неужели нельзя убить ее? Вот вопрос, который чаще всего задавал себе узник. Что теперь думают о нем сообщники? По всей, вероятности, они теперь уже знают о неудачном исходе покушения. Он поступил слишком беспечно.
Прошло несколько дней. Приговоренный к смерти не понимал, почему его не казнят. Чего они ждали? Неужели хотели продлить его муки?
Мартелли ошибался. Казнь откладывалась по настоянию Рахили. Добрая девушка простила нападавшего и настаивала перед Клавдией на помиловании. Рахиль была из тех натур, для которых месть была незнакомым чувством. Она уже давно простила Мертелли. Рана ее заживала.
— Прости его, — просила она Клавдию. — Мне известно, что ты однажды оказала ему милость. Докажи ему и всем твоим врагам, что сердце твое преисполнено добротой и состраданием.
— Он заслуживает примерного наказания, — отвечала подруге куртизанка. — Кроме того, я не верю, чтобы прощение повлияло благотворно на душу этого негодяя. Он проявил упорство неслыханное. Это опасный человек. Он снова может решиться на такой же поступок.
Но эти слова не убеждали девушку.
— Дорогая синьора, — настаивала она. — Не думай, что он неисправим. Я боюсь, что если он будет казнен, дух его будет являться ко мне по ночам!
В первые дни просьбы Рахили не колебали решения Клавдии. Она получила разрешение кардинала казнить преступника и твердо решила, что Мартелли должен умереть. Он дважды покушался на ее жизнь и не заслуживает прощения.
Но Рахиль продолжала настаивать. Девушка уже поднялась с постели и приступила к исполнению своих обычных обязанностей. Она не отчаивалась, так как знала, что Клавдия в глубине сердца была не злой женщиной.
В первые дни апреля, прогуливаясь со своей госпожой по саду, Рахиль снова стала молить о прощении.
— Выслушай меня, синьора, — начала она. — Пойми, что я счастлива, что мне удалось спасти тебе жизнь. Я не испытала бы ни малейшего сожаления, если бы мне пришлось умереть. Я с радостью оставила бы этот мир, сознавая, что тело мое послужило щитом для тебя. Но теперь, когда весь ужас этого преступления остался позади, я прошу простить несчастного! Прояви милосердие и дай мне возможность служить тебе и любить тебя, как пресвятую Мадонну.
Слова, шедшие из глубины души, тронули сердце Клавдии. Она чувствовала, что должна, чем-нибудь, отплатить преданной девушке и согласилась, наконец, исполнить ее желание.
— Я попытаюсь простить его, — проговорила Клавдия в раздумье. — Я прощу его от твоего имени. Но не сейчас, а когда ты оправишься и сможешь сама пойти к нему в камеру. Я не хочу его видеть. Мне трудно снова разговаривать с этим негодяем.
— О, синьора, — воскликнула Рахиль, — ты бесконечно добра!
— Я делаю это для тебя.
— Я тебе глубоко благодарна. Теперь я могу спокойно спать.
Растроганная Рахиль покрыла поцелуями руки Клавдии.
Прошло еще две недели. Мартелли сидел в темнице уже месяц. Никакой надежды на спасение он не имел. Отсрочку казни он приписывал стараниям друзей, вероятно, делавших, все, чтобы спасти его.
Он ошибался. Мало кто был осведомлен о том, что произошло в замке Тоблино. Даже дон Беницио и граф Кастельнуово ничего не знали. Отсрочка казни зависела всецело от состояния здоровья Рахили.
Мартелли не рассчитывал на то, что Клавдия простит его во второй раз. Понятно было его удивление, когда однажды дверь темницы отворилась в необычайный час и, вместо ожидаемого монаха, к узнику вошла Рахиль, в сопровождении служанки и двух алебардщиков.
Месяц тюремного заключения, сильно изменил внешность Мартелли. Глаза его сверкали болезненным блеском, волосы спадали на плечи, спина сгорбилась. Он казался старым и изможденным. От непрерывного ожидания смерти человек стал своею собственной тенью.
Пораженная столь страшной переменой, Рахиль на секунду остановилась в дверях камеры.
Подойдя к узнику, она изменившимся голосом, спросила:
— Ты знаешь меня?
Мартелли поднял на нее глаза и глухо ответил:
— Нет.
— Неужели ты забыл, что сделал со мной?
Мартелли опустил голову и промолчал.
— Ты забыл? — продолжала девушка.
— Нет, помню.
— Но ты не боишься смерти?
— Нет.
— Ты не хочешь больше жить?
— Не очень.
— Ты не сожалеешь о том, что сделал?
— Сожалею, потому что не достиг цели.
— Знал ли ты женщину, которую собирался убить?
— О да! Я знаю ее давно. Но ту, которую я ударил, я никогда прежде не видел.
— А если та женщина, которую ты ранил, простит тебя, будешь ли ты питать вражду к той, другой?
— Нет.
— Я та женщина, которая своим телом заслонила Клавдию. Это меня ты ударил кинжалом. Но я простила тебя и вымолила тебе прощение от Клавдии.
Мартелли сперва не мог понять. Потом щеки его слегка зарумянились, и чувство радости мелькнуло в глазах. Жизнь снова начинала манить его.
— Я признателен тебе, — проговорил он с усилием и, помолчав, спросил: — Прощая, ты не ставишь мне условий?
— Нет, есть одно условие. Ты должен, либо, поступить в монастырь, либо покинуть границы княжества.
Условия были поставлены Клавдией. Мартелли задумался и молчал.
— Позволь мне на досуге обдумать твое предложение, — ответил он наконец.
Признательным взглядом проводил он девушку, вышедшую из темницы. Тяжелая железная дверь закрылась.
Рахиль сообщила Клавдии о своем разговоре с заключенным, гуляя по парку.
— И все равно люди будут называть меня колдуньей, — возмущаясь говорила Клавдия. Они будут утверждать, что мое сердце полно ненависти и злобы, что я разорила народ, довела до унижений кардинала. Народ слеп! Мартелли был нанят духовенством, чтобы убить меня, и дважды совершал покушение. У него нет личных поводов ненавидеть меня, он — слепая игрушка в руках дона Беницио и графа Кастельнуово. Граф считает меня ответственной за смерть Филиберты… А дон Беницио ненавидит меня, потому что я отвергла его любовь… Ты помнишь, когда он приезжал сюда уговаривать меня от имени властей, которых я не знаю и не хочу признать? Он смертельно надоел мне, и я выгнала его. Он бежал отсюда, одержимый бесом ревности и злобы. Это он вооружил против меня несчастного, которого я простила ради тебя. Как грустно, когда тебя проклинают и осуждают люди, которым ты не сделала ничего, кроме добра!
Но не надо предаваться печальным мыслям, — продолжала она, помолчав. — Природа смеется и приглашает нас принять участие в ее радости. Человек сам портит и отравляет свою жизнь.
