Виктор Поротников - Олег Рязанский против Мамая. Дорога на Куликово поле
— Ничего, стерпится — слюбится! — проворчал Олег. — И вовсе не стар еще Иван Титович, ему всего-то тридцать с небольшим.
— Не пара он Агриппине! — стояла на своем Евфросинья. — Ей, лебедушке, еще и семнадцати годков нету. Агриппина очаровательна так, что глаз не оторвать! Иван Титович рядом с ней стариком смотреться будет, у него же седины много в бороде и волосах.
— Ты за меня замуж выходила тоже за тридцатилетнего, — заметил супруге Олег, — в пору нашей свадьбы тебе было семнадцать лет. И вот, живешь — не тужишь, четверых детей родила. А ведь и у меня в тридцать лет первая седина появилась.
Евфросинье так и не удалось переубедить Олега. Пришлось Агриппине со слезами на глазах собираться в путь до Козельска, чтобы стать женой Ивана Титовича, который уже был ей ненавистен. С каким горем покидала Агриппина свой родной дом, какие обидные слова она говорила отцу!
Олег отмалчивался, не пытаясь оправдываться перед Агриппиной, не выпрашивая у нее прощения за свою непреклонность. Будет так, как он решил! Олег тоже поехал вместе с Агриппиной в Козельск, желая оказать честь Ивану Титовичу своим присутствием на его свадьбе.
Глава двенадцатая
Посол Московского князя
Если ствол молодого дерева вдруг надломится при порыве урагана, то скорее всего дальнейшая судьба его будет предрешена. Дожди и ветры станут трепать надломленное дерево и дальше, пока оно не сломается под безжалостным напором непогоды и не рухнет с треском на землю. Даже если поврежденное ураганом дерево каким-то чудом выстоит перед летними и осенними бурями, ему не выдержать зимней стужи и тяжести снега, который укроет его крону пышной белой шапкой. Под воздействием холода древесные соки застынут, превратившись в лед, ствол дерева в месте надлома станет хрупким, как стекло. Давление тяжелого снежного покрова в конце концов сделает свое дело — надломленный ствол переломится, и верхняя часть дерева обрушится вниз со скрипом и стоном.
Олегу уже доводилось видеть такое в лесу. Деревья, как люди, одни живут долго, вырастая до могучих размеров, другие ломаются и падают наземь, не успев обрести толщину и прочность. Неужели и Рязань стала ныне, как надломленное дерево, с тревогой размышлял Олег. Княжество Рязанское уже давно не присоединяет к себе никаких соседних земель, наоборот, оно понемногу теряет свои исконные владения. Москва напирает на Рязань с севера, отхватывая кусок за куском рязанские земли. К западу от Рязани в верховьях Оки расположены русские удельные княжества, подвластные Литве. К югу от Рязани простираются бескрайние владения Золотой Орды. Если в верховьях Дона еще селятся рязанские смерды, то южнее близ реки Воронеж, впадающей в Дон, уже кочуют курени степняков, перегоняющие с места на место свои бесчисленные стада. Расширяться Рязанскому княжеству просто некуда. До поры до времени можно было раздвигать границы на восток в сторону Волги, но с обособлением от Рязани Мурома и Мещеры и эта возможность исчезла.
С Литвой и Ордой рязанские князья старались дружить, дабы иметь в них опору в своем давнем противостоянии с Москвой. Так делали отец и дед Олега, его двоюродные и троюродные дядья. По этому же пути шел и Олег, сначала женившийся на знатной татарке, а после ее смерти взявший в жены дочь литовского князя Ольгерда.
Старик Ольгерд так и не смог победить Дмитрия, хотя совершил три похода на Москву, а его брат Кейстут разорил Дмитров и Переславль-Залесский. Москва теперь высится перед Литвой, как неодолимая гора. Ольгерд уже не смеет воевать с Дмитрием после того, как московские полки покорили Тверь. Ольгерд теперь пытается дружить с Дмитрием. Он выдал свою дочь от второго брака за Владимира Андреевича, двоюродного брата московского князя.
Владимир Андреевич держит свой княжеский стол в Серпухове, его владения почти вплотную подступают к северо-западным землям Рязанского княжества. От Серпухова рукой подать до Лопасни, которую московляне отняли у рязанцев и никак не отдают назад.
В прошлом году Владимир Андреевич приезжал в Рязань, поддавшись на уговоры своей жены Елены, которой непременно хотелось повидаться с Евфросиньей. Елена Ольгердовна доводилась Евфросинье Ольгердовне сводной сестрой, так как матери у них были разные.
В это лето Владимир Андреевич снова пожаловал в Рязань, на этот раз по поручению московского князя. Вот он сидит напротив Олега и ведет речь о том, что пора бы рязанцам и московлянам, позабыв прежние обиды, объединить свои силы против татар.
Олег Иванович внимает своему гостю с благосклонным выражением лица, незаметно приглядываясь к нему. Во внешности Владимира Андреевича гармонично сочетаются благородная красота и физическая мощь. Он высок ростом и широк в плечах. В свои двадцать четыре года Владимир Андреевич уже прослыл бывалым воителем, поскольку ему довелось повоевать и с литовцами, и с ливонцами, и с соседними князьями, враждебными Москве… До сих пор Владимир Андреевич не потерпел ни одного поражения.
«Не зря Ольгерд породнился с Владимиром Андреевичем, — думал Олег. — Старик понимает, коль случится с Дмитрием непоправимая беда, стол московский неминуемо достанется Владимиру Андреевичу. Малолетние сыновья Дмитрия еще не скоро дорастут до зрелых лет».
Владимир Андреевич предлагает Олегу Ивановичу присоединиться к московскому князю, который скликает соседних князей в поход против Араб-Шаха. Разбитый Мамаем Араб-Шах подался со своим конным войском в мордовские земли. Там, на реке Мокше, уже более двадцати лет существует основанный татарами град Наровчат, укрепленный рвами и земляными валами. Основал этот город ордынский царевич Тагай, некогда сражавшийся с Азиз-Шейхом за ханский трон в Сарае. Разбитый Азизом Тагай обосновался среди мордовских племен близ юго-восточных окраин Руси. Тагай совершил набег на Рязанское княжество, но жестоко поплатился за это, с трудом унеся ноги от Олеговых полков. Неизвестно, где сгинул Тагай, а в основанном им граде сначала сидел независимым правителем Хаджи-Черкес, потом Хасан. Оба в свое время безуспешно воевали за трон в Сарае с Мамаем и Урус-ханом. В конце концов, Хаджи-Черкесу удалось закрепиться в Ас-Тархане в дельте Волги. Хасан обосновался в Булгаре на Средней Волге.
Наровчат долгое время пребывал в запустении. Ныне в этой земляной цитадели утвердился воинственный Араб-Шах, который уже обложил данью мордовских князьков и, конечно же, не оставит в покое русские города на Оке и Волге.
Собираясь нанести упреждающий удар по Араб-Шаху, Дмитрий беспокоился прежде всего за Нижний Новгород, куда перебрался из Суздаля его тесть Дмитрий Константинович, затеявший перестройку нижегородских стен и башен. Общий сбор русских полков был назначен возле Мурома.
— Муромский князь изъявил готовность выступить на Арапшу вместе с московлянами и суздальцами, — молвил Владимир Андреевич. — Городенский князь Борис Константинович тоже надумал сражаться с Арапшой, а также ярославские князья иже с ним. В Костроме и Юрьеве тоже ратники собираются на сечу с Арапшой. Неужто рязанцы в стороне останутся? Ведь и на рязанские земли может нагрянуть разбойный Арапша.
— А что же тверской князь? — поинтересовался Олег. — Он-то готов ли выступить на Арапшу по зову московского князя?
— Обиду затаил Михаил Александрович на Дмитрия Ивановича, — со вздохом сожаления проговорил Владимир Андреевич. — Гнетет тверского князя договор, который ему пришлось подписать, дабы замириться с Дмитрием Ивановичем. По этому договору Михаил Александрович и все его потомки не имеют права претендовать на великое Владимирское княжение. Отныне князь Михаил считается по отношению к Дмитрию «братом молодшим», и сие ему вельми тягостно.
— Это и понятно, — усмехнулся Олег. — Михаил Александрович по возрасту Дмитрию в отцы годится. Унизительно для него чувствовать себя «молодшим братом» перед тем, кто сам гораздо моложе его.
— Договор есть договор, — заметил Владимир Андреевич с жестким оттенком в голосе. — Пусть Михаил Александрович благодарит бога за то, что Дмитрий не сбросил его с тверского стола. Хотя следовало это сделать за те бесчинства, сотворенные Михаилом в Торжке и Угличе! Сожженный им Торжок новгородцам пришлось отстраивать заново. Такие зверства жители Торжка видели токмо при Батыевом нашествии!
Владимир Андреевич напомнил Олегу Ивановичу о том уважении, какое питает к нему московский князь, предоставивший ему полномочия третейского судьи в своем договоре с побежденным тверским князем. Это было записано в договоре буквально так: «Коль случится спор о земле иль о людях, то московские и тверские бояре пусть съедутся на рубеже для мирного разбирательства. Ежели сами не сговорятся, то пусть призовут третейским судьей великого князя рязанского Олега Ивановича».
