Эдвард Резерфорд - Нью-Йорк
Поэтому какое-то время Нью-Йорком правил мингер Лейслер. Но ему приходилось туго. Помню, как однажды он навестил Госпожу и пожаловался, насколько трудно ему поддерживать порядок. «А мне ведь придется поднять налоги, – сообщил он. – Тут-то меня и невзлюбят!» Я видел по его лицу, обычно живому и веселому, до чего он устал и как напрягался. «Но скажу вам одно, – продолжил он. – Я обещаю, что этот город впредь никогда не достанется католикам». И мингер Лейслер управлял городом примерно полтора года.
Но если Госпожа стояла за него горой, то Босс держался осторожнее.
То, что было у него на уме, я понял впервые, когда мы шли по главной улице, что проходит от форта до ворот, – англичане называли ее Бродвеем. В этой части города проживали голландцы не сильно знатные – плотники, извозчики, кирпичники, башмачники и моряки. Все они любили Лейслера. И я заметил Боссу, насколько по душе был мингер Лейслер местному люду.
– Гм… – буркнул он. – Это не доведет его до добра.
– Как это, Босс? – не понял я, но он не ответил.
Однако вскоре стало ясно, где корень зла. Мингер Лейслер начал рассаживать простолюдинов по конторам и наделять их властью. Это не понравилось даже крупным голландским купцам. На него стали жаловаться и пасторы.
Госпожа не обращала внимания на это нытье. Она неизменно оставалась на стороне Лейслера.
– Он голландец, а у нас теперь голландский король, – говорила она.
– Но он еще и английский король, – услышал я однажды предостережение Мастера, – а двор его находится в Лондоне. У крупного купечества там найдутся друзья, которых у Лейслера нет. – Он посоветовал ей выражаться осторожнее.
Ну и через несколько месяцев мингер Лейслер нанес по выдающимся людям удар, не видя с их стороны большого сопротивления. Он арестовал мингера Байарда, а на ван Кортландта и еще нескольких выписал ордера. Простые голландцы, любившие мингера Лейслера, даже разгромили дома кое-кого из этих важных людей. Босс был богат, а потому даже побаивался, как бы не сожгли и его собственный. Однажды вечером он вернулся домой и сказал, что на улицах ожидаются беспорядки, а когда я сообщил ему, что Госпожа ушла, приказал: «Идем со мной, Квош. Нам лучше позаботиться о ее безопасности». Вот мы и отправились в город. И стоило нам дойти по Бивер-стрит до Бродвея, как мы увидели больше сотни женщин, маршировавших к форту и намеренных выразить поддержку мингеру Лейслеру. А в первых рядах шагала Госпожа. Босс на секунду так рассвирепел, что я уж решил – сейчас он ее выволочит. Но он вдруг рассмеялся: «Ну что же, Квош! Полагаю, это означает, что они не тронут нашего дома».
Правда, в конечном счете все вышло так, как и предупреждал Босс. Из Лондона прибыл корабль с войсками для захвата города. Мингер Лейслер, знавший все о своих врагах, засел в форте, сказав, что не сдаст города без приказа самого короля Вильгельма. Но вскоре пришел и приказ. И тогда его арестовали, ибо королю доложили, что это опасный мятежник.
– Спасибо твоим дружкам, – сказала Боссу Госпожа.
– Радуйся, что и тебя не арестовали, – ответил тот.
Услышав, правда, что отцы города обратились к королю Вильгельму за разрешением казнить мингера Лейслера, Босс заявил, что это будет позор.
Сразу же после этого вернулся приватир Босса и мистера Мастера. Он кое-чем разжился, но этого было мало для того, чтобы предприятие стало выгодным. Доставили и сколько-то рабов, но мне не понравился их вид.
– Не думаю, что они здоровы, – сказал мистер Мастер. – Лучше бы нам их побыстрее продать.
И продал на следующий день.
Все это время несчастный мингер Лейслер томился взаперти и ждал, когда решится его участь. Большинство горожан было потрясено. В нашем доме царило неописуемое уныние. Госпожа едва ли с кем разговаривала. В начале мая, когда одна из шествовавших с Госпожой женщин попросила одолжить ей на несколько дней Наоми для какого-то шитья на ее ферме, Госпожа одолжила, и мне сдается, что Наоми была рада выбраться куда подальше. В доме была такая скорбь, что я сказал ей: «Возьми и крошку Марту». И так они отправились на то самое бувери, которое находилось всего в двух милях к северу от города, и провели там десять дней.
За это время погода вконец раскапризничалась. В иные дни стояла удушливая жара и улицы воняли конским и прочим навозом; затем становилось холодно и дождливо. Казалось, что все это чувствовали. Я человек обычно выдержанный, но тоже упал духом. Я едва справлялся с работой. Наконец однажды поздно вечером Наоми и крошка Марта вернулись. Мы толком не поговорили. Они так устали, что сразу легли спать.
На следующий день мы с Боссом пошли к реке. Мистер Мастер и другие купцы рассчитывались с приватиром и прикидывали, есть ли резон выслать еще один. После этого мы отправились в форт, потому что Боссу и мистеру Мастеру хотелось узнать новости о мингере Лейслере. Когда они вышли, Босс качал головой.
– Байарды настроены уничтожить его, – сказал он мистеру Мастеру. – Не верю, что они даже дождутся сло́ва короля Вильгельма.
Они уже входили на постоялый двор, когда мы заметили бегущего к нам юного Гудзона.
– Что стряслось, малый? – спрашивает Босс.
– Марта, сэр! – крикнул он. – По-моему, она умирает!
Бедная крошка сгорала от лихорадки. На нее было страшно взглянуть. А Наоми тоже выглядела больной, и ее начинало трясти.
– Это все те рабы с корабля Босса, – сказала она мне. – Их продали на то самое бувери, где мы жили. Они были хворые, когда мы прибыли, а один умер. Уверена, мы что-то от них подцепили.
Но никто не знал, что это за болезнь. Моя малышка Марта горела всю ночь, а к утру еле могла вздохнуть. Мы с Наоми ухаживали за ней, но где-то посреди ночи с Наоми начало твориться то же самое. Я обмывал их холодной водой, чтобы уменьшить жар, но толку было мало.
Затем, уже утром, к двери подошла мисс Клара.
– Мисс Клара, вам сюда нельзя, – возразил я. – Не хочу, чтобы вы захворали.
– Я знаю, Квош, – сказала она, – но я хочу ухаживать за ней.
Я чуть не задохнулся, когда она так сказала, однако сразу же позвал Госпожу, чтобы та удержала мисс Клару подальше. И Госпожа сказала ей, что входить ни в коем случае нельзя. Но мисс Клара была себе на уме. Она не уступила бы даже Боссу и Госпоже. Она заявила, что не уйдет, пока не даст Марте какого-то целебного травяного питья, с которым пришла. И Босс сказал: «Тогда отдай его Квошу», но она отказалась. И вот она встала, придержала Марту за руку и дала ей отпить. Марта едва смогла проглотить, но это питье, может статься, и пошло ей на пользу, так как она притихла. После этого мне удалось выпроводить мисс Клару из комнаты.
А на закате моя малышка Марта умерла. Ее мать была настолько измождена, что вскоре после этого погрузилась в тревожный сон. Я же, не желая, чтобы с ней рядом оставался детский трупик, подхватил Марту и тайком снес во двор. И Босс разрешил мне положить ее до поры на конюшню, а ночью мне, видно, следует ее похоронить.
Когда я вернулся, Наоми пыталась сесть и все искала Марту.
– Где она? – спросила Наоми.
– Внизу прохладнее, – ответил я, не будучи в силах сей же час открыть ей правду. – Пусть полежит там.
Но в этот миг в окне послышались рыдания мисс Клары. Значит, ей сообщили.
– Она ведь мертва? – говорит Наоми. – Моя крошка Марта мертва.
Не знаю, что на меня нашло, но я не сумел ответить. И тогда Наоми опрокинулась на постель и закрыла глаза.
Позднее той же ночью лихорадка одолела ее не на шутку. Она тряслась и вся пылала.
– Я умираю, Квош, – проговорила она. – Нынче же и умру.
– Держись, сколько можешь, – ответил я. – Ты нужна нам, Гудзону и мне.
– Знаю, – сказала она.
Наутро пошел дождь. Всего лишь неспешный, ровный дождь. Я сидел с Наоми и не имел никакого понятия о том, что творилось в мире. Но днем во двор пришел Босс и спросил о Наоми.
– Ты слышал новости? – осведомился он потом. – Сегодня казнили беднягу Лейслера.
– Сожалею, Босс, – сказал я.
– Госпожа очень переживает. Ему уготовили смерть изменника.
Я знал, что это значит. Сперва тебя вешают, но ненадолго, чтобы не убить сразу. Потом выпускают кишки и отрубают голову. Трудно было представить, что такая штука могла случиться с джентльменом вроде мингера Лейслера.
– Он был изменником не больше, чем я, – произнес Босс. – Люди растаскивают его платье по клочкам, как святыню. Они называют его мучеником, – вздохнул он. – Между прочим, Гудзону, по-моему, сегодня лучше заночевать на кухне.
– Да, Босс, – сказал я.
Ночью дождь продолжился. Я надеялся, что прохлада поможет Наоми, но нет. К середине ночи ее охватил такой жар, что она металась и кричала. Потом успокоилась. Ее глаза были закрыты, и я не мог судить, становилось ли ей лучше, или же она проигрывала бой. К рассвету я осознал, что дождь перестал. Наоми дышала мелко и выглядела очень слабой. Затем она открыла глаза.
