Октавиан Стампас - Проклятие
— Это звонят колокола, — осмелился заметить де Бувиль.
— Да, — подтвердил канцлер, — все колокольни города, и Сен-Мартен, и Сент-Мэрри, и Сен-Жермен д'Оксеруа, и Сент-Эсташ и даже колокола Собора Парижской Богоматери гремят с самого утра.
Его величество криво усмехнулся.
— Но ведь это весь Париж.
Сглотнув слюну и поглубже вдохнув воздух, канцлер выговорил страшную правду:
— Да, Ваше величество, весь Париж восстал против вас.
И снова, против ожиданий, Филипп не выказал явного неудовольствия. Медленно подошел к резному деревянному креслу с высокой спинкой и спокойно уселся в него.
Приближенные переглянулись. Честно говоря, им казалось, что ситуация требует несколько иного поведения.
— И что же вы мне посоветуете, господа? — спокойно спросил король, краем глаза кося в небольшое круглое зеркало в дальнем углу галереи. В нем отражался его медальный профиль и изящно изогнутый золотой локон.
Де Ногаре опять протяжно втянул воздух, его шумное передвижение в недрах искривленного носа наводило на размышление о некоем лабиринте.
— Мы считаем, Ваше величество, вам совершенно необходимо покинуть Лувр.
— Вы думаете, они могут добраться и сюда?
— Боюсь, Ваше величество, это неизбежно. Боюсь, что именно Ваша персона является их заветной целью, — де Ногаре говорил сущую правду. Это было для него столь непривычным делом, что он искренне страдал.
— Так что же им в конце концов нужно, Ногаре?!
— Они голодают. И считают, как это не дико, что голодают по Вашей вине. Эта мысль втемяшилась им в голову и разубедить их нет никакой возможности.
— Да, Ваше величество, — тихо подтвердил первый камергер.
— И я, и господин коадъютор, и архиепископ, мы предпринимали все возможные меры… мы даже угрожали, что применим войска. Но дело в том, что, Ваше величество, человек, которому угрожает смерть от голода, перестает бояться смерти от железа.
Во время этой сбивчивой речи де Ногаре, Его величество продолжал незаметно заигрывать со своим отражением. Наконец, он добился от него того, чего видимо хотел и, не удержавшись, произнес вслух очень решительно и громко:
— Нет, я все-таки Капетинг!
Ни рыцарь, ни первый камергер не уловили никакой связи между этим заявлением и всем, что говорилось до этого, но сочли своим долгом бурно и хором поддержать своего короля.
— Да, Ваше величество, да!
Филипп резко встал из своего кресла и спросил.
— Что принцессы?
— Как и было велено Вами еще вчера, отправлены в Понтуаз. Они сейчас в полнейшей безопасности, — заверил канцлер.
Король огляделся.
— Обиднее всего, господа, что эти скоты все здесь разгромят.
Де Ногаре в третий раз за время своего визита развел руками. Потом счел нужным добавить, памятуя об особенностях характера своего монарха.
— Все деньги и драгоценности также отправлены в Понтуаз. И в Тампль.
Его величество невольно покосился в сторону своего приближенного, и, во взгляде его была рассеянность, смешанная с неодобрением. Де Ногаре подумал, что рано ему считать, будто он постиг, хотя бы в малой степени, душу своего господина.
— Все ли у вас готово, Ногаре для, того, чтобы я мог оставить Лувр?
— Да, Ваше величество. Нам нужно спуститься к Сене. Мною укрыта в зарослях ивняка хорошая, устойчивая барка. На ней шестеро рыцарей в тамплиерских плащах. По реке сейчас плавает много лодок с этими… с чернью. Они не посмеют приблизиться, увидев белые плащи.
Филипп саркастически усмехнулся.
— Так значит Тампль, в отличие от Лувра, неприкосновенен?
И рыцарь и первый камергер решили счесть этот вопрос риторическим.
Продолжая хранить на своем прекрасном лице глубокомысленную ухмылку, король подошел к самому большому зеркалу, встроенному в стену, тому самому, что было обрамлено античным сюжетом, и сказал, взяв за пасть самого яростного пса из тех, что преследовали несчастного Актеона.
— Помогите мне, господа. Сейчас я вам открою одну из дворцовых тайн.
И де Ногаре и де Бувиль, разумеется, отлично знали, что за этим зеркалом скрывается потайной ход, но не подали виду. Они подошли ближе и надавили на те части бронзового бордюра, что были указаны им королем. Филипп тоже догадывался, что его придворные знают об устройстве дворца чуть больше, чем ему хотелось бы, но, как человек умный, понимал — с этим ничего нельзя поделать и был удовлетворен тем, что они хотя бы старательно поддерживают его игру в таинственность. Впрочем, не в этих психологических деталях было сейчас дело. Нужно было уносить ноги.
С тяжелым металлическим скрипом зеркало сделало поворот вдоль своей вертикальной оси, давая возможность беглецам вдохнуть запахи, скопившиеся за его спиной. Пахнуло хорошо настоянной сыростью, выдержанной плесенью, благородной гнилью.
— За мной, господа, — почти весело оказал Филипп, подталкивая в зазеркалье первого камергера и де Ногаре.
ГЛАВА ВТОРАЯ. ТАМПЛЬ
Было уже совсем темно, когда Филипп Красивый вместе со своими спутниками выбрался на поверхность. Выбрался и замер. Виною королевскому оцепенению было открывшееся его глазам зрелище. В первый момент ему показалось, что это горит Сена. По ее поверхности сновали в хаотическом беспорядке десятки лодок, плотов, барок. Все они были до краев забиты беснующимися, орущими людьми, в руках у большинства были полыхающие факелы или просто горящие ветки. И на все это медленно сыпались хлопья крупного снега. Король помотал головой и только тогда догадался, что это скорей всего пух из распоротых перин.
Зеркало воды исправно отражало сполохи огней, ночь сохраняла в своем черном бархате жемчужины площадной брани, повисшей в воздухе в совокупности с пьяными, разудалыми песнями и угрозами в адрес короля, которыми взбадривал себя опьяневший от безнаказанности, взбунтовавшийся люд.
Огненному гулянию на реке вторил большой пожар налево от Лувра.
Полыхали дома на том берегу.
— Сюда, Ваше величество, сюда, — деловито шептал де Ногаре, никогда не терявший присутствия духа.
Филипп последовал за ним, скользя по довольно крутому склону. Зацепился за какой-то корень, довольно сильно ушиб колено, отчего приглушенно застонал.
— Тише, Ваше величество. Теперь спускайтесь.
— Куда, разрази вас… — Филипп не успел докончить ругательство, потому что увидел — куда. Между глинистым берегом и бортом барки хлюпала черная вода. Посудина выглядела достаточно устойчивой. На ней можно было, в случае чего, организовать хорошую круговую оборону. На таких барках углежоги доставляли в Париж свою продукцию.
В темноте рисовалось несколько смутных белых теней. Тени были подчеркнуто молчаливы. Филипп завернулся в плащ и сел на мешок с соломой, услужливо пододвинутый ему де Бувилем.
— Благодарю вас, мой дорогой де Бувиль, вы очень любезны, — с горькой иронией в голосе сказал Капетинг. Эта ирония должна была означать — посмотрите, господин первый камергер, в каких условиях приходится путешествовать вашему королю.
Де Ногаре отдал команду, невидимые шесты решительно оттолкнули опасный берег.
Путешествие было коротким, но насыщенным. Несколько раз вплотную к барке, охраняемой белыми плащами, выкатывали из темноты какие-то неуправляемые плоты, мелькали пьяные, хохочущие рожи в факельных разрывах мрака, кто-то бешено сквернословя требовал чтобы «господа тамплиеры» присоединились к народному гневу и «помогли поджарить пятки этому ростовщику, сидящему на троне». Самые пьяные при этом падали в холодную, полыхающую огненными отражениями, воду.
После очередного такого столкновения Филипп сказал, наклонившись к господину первому камергеру:
— Надобно сказать, де Бувиль, что простой народ, даже в умиротворенном и покорном состоянии никогда не внушал мне никакой любви. Можете себе представить, как я отношусь к нему сейчас.
— О, да, Ваше величество, — благонамеренно, но невразумительно отвечал первый камергер.
Прибытие в спасительные объятия тамплиерской пристани прошло не слишком гладко. Король, сходя с барки, куда-то не туда ступил, оказался по пояс в воде. Его шоссы и кафтан промокли совершенно, что никоим образом не способствовало улучшению королевского самочувствия и наложило отпечаток на план его первой беседы с Великим Магистром Ордена. Воистину, трудно быть величественным и независимо выглядящим, когда у тебя не только взбунтовавшаяся столица за спиной, но к тому же течет грязная вода с платья.
Но Жак де Молэ, несмотря на то, что не мог похвастаться особой родовитостью (он происходил из обедневшего нормандского рода), был человек истинно деликатный, узнав о падении короля в воду, он отложил разговор, давая Его величеству время привести себя в порядок.
Встреча состоялась в личных покоях Великого Магистра, причем с глазу на глаз. В огромном камине горело несколько небольших бревен. Убранство помещения совмещало в себе, примерно в равных долях, приметы военного и церковного обихода, что точно отражало и дух Ордена и характер самого Великого Магистра.
