Михаил Ишков - Семирамида. Золотая чаша
Шами вздохнула, глянула в сторону задернутой щели — в присутствии этого противного Сарсехима, в окружении воинов и диких кочевников, охранявших караван, глупо мечтать о чуде.
Но хочется.
Нестерпимо хочется!.. Хотя бы одним глазком взглянуть на выдумку. Пусть хотя бы издали поманит!.. Среди сопровождавших ее людей единственный, кто был ей близок, это начальник охраны старик Ардис. Он был из скифов — привез ее мать в Вавилон, там и остался в качестве наемника. Ардис рассказывал, что далеко — далеко на севере, за высокими горами есть страна, в которой властвуют женщины, а мужчин они держат в гаремах, выбирая того или иного на ночь, после чего забывают о нем.
Конечно, это небылицы и зачем ей держать в гареме лысого мужчину с накладной бородой?..
Предостерегающий вопль часового заставил ее вздрогнуть. Шами, наплевав на запрет, высунулась из повозки.
Со стороны солнца, из слепящей, отливающей чернотой степи донеслось визгливое «ала — ала»! Конные фигуры изогнутой цепью приближались к каравану. Навстречу им с высоко поднятым штандартом поскакал старик Ардис. Ближайший всадник на ходу столкнул его с коня и прямиком помчался к коляске. Вавилонские воины бросились во все стороны, степняки поворотили коней и понеслись в степь. Сарсехим с трудом сполз с лошади и бегом бросился к повозке, залез под днище.
Царевна раскидала подушки и сверху, сквозь прутья решетки, глянула на евнуха. Губы у Сарсехима дрожали.
— Кто это? — торопливым шепотом спросила Шами. — Разбойники?
— Хуже, царственная. Ассирийцы! Боги — хранители, спасите мою голову!
Шами резко выпрямилась, несколько мгновений потратила, чтобы сообразить, чего можно ждать от ассирийцев. Если им и царский указ не указ, ничего хорошего от них не дождешься.
Она выскочила из повозки, вспрыгнула на брошенную евнухом кобылу, кое-как перебрала поводья и, подоткнув под себя тяжелое, немнущееся платье, поскакала в сторону утесов. Там среди каменных уступов ее будет труднее поймать.
— Ала — ала! — донеслось из-за спины.
Кобыла нехотя перебирала ногами, пришлось подбодрить ее пятками. Наконец лошадь с трудом перешла на неспешную рысь. Шами еще успела оглянуться и с изумлением узреть, как главный евнух, выбравшийся из-под повозки и внезапно осмелевший, потрясал кулаками в сторону молодого, в кожаном жилете на голое тело, мужчины. Ардис свистом остановил степняков, те тут же повернули коней и вместе с подручными ассирийца бросились в погоню за царской дочерью.
Шами ужаснулась — когда же они успели сговориться? Ардис тоже?! Она дружила с его внучкой, старик — скиф учил ее скакать на лошади, стрелять из лука Конечно, за царскую дочь дадут неплохие деньги. Но сначала поймайте.
Догнали быстро. Кляча, на которой она пыталась спастись, быстро доказала свою полную непригодность к бегству. Царевну отрезали от прохода в скалах, прижали к отвесному утесу, заставили остановиться. Вот когда Шами пожалела, что не сумела тайно прихватить с собой меч — акинак[2] — перед посадкой в повозку в Вавилоне Сарсехим обыскал ее. Зато есть ногти, зубы.
Атаман подъехал ближе и неожиданно спросил.
— Зачем же ты направилась в сторону утесов? Не лучше ли умчаться в степь?
— Лучше, — согласилась царевна, — но у меня скверная лошадь. Мне надо было добраться до скал, теперь будет легче.
Главарь задумался.
— Не понял, — признался он.
Было ему за двадцать, молод, но и юнцом не назовешь, черноволос до синевы. Судя по количеству завитков на бороде, знатен, выговор правильный, аккадский.
— Сейчас поймешь, — пообещала девушка и, мгновенно выскользнув из тяжелого платья, оставшись в одной тунике, вскочила на спину лошади, затем, ухватившись за выступ в скале, ловко взобралась на вершину откоса и показала разбойнику язык.
— Здесь тебе меня не достать.
— Ты уверена? — заинтересовался главарь и щелкнул пальцами.
Один из его подручных метнул аркан, прочная волосяная петля обвилась вокруг плеч Шами. Девушка попыталась освободиться от удавки, не тут-то было. Метнувший дернул, и она полетела с утеса вниз головой.
Главарь разбойников, подскочивший к самой скале, успел подхватить ее на руки. Очутившись в его объятьях, девушка вцепилась в его плечо ногтями. Тот, не повышая голоса, посоветовал.
— Не дерись, — потом спросил. — Ты кто?
— Царевна, дочь царя Вавилона Мардука — закир — шуми.
— Я имя спрашиваю, — с тем же спокойствием, не глядя на выступившую и закапавшую кровь спросил атаман, потом презрительно засмеялся. — Тоже, нашла царя.
Его невозмутимость успокоила девушку. Если уж придется быть рабыней, то лучше у такого молодца, чем у лысого сирийского развратника.
— Шаммурамат.
— Куда тебя везут?
— В Дамаск, замуж.
Главарь удивился — Что ж вы так далеко забрались в степь?.. Торговый путь проходит по берегу Евфрата.
Девушка пожала плечами.
— Меня не спрашивали.
Атаман понимающе покивал, потом, между прочим, спросил.
— Хочешь, я возьму тебя в жены?
— У тебя нет жены? — удивилась девушка.
— Есть, но я хочу взять тебя.
Шами задумалась — чудо чудом, а голову терять не следует.
— А ты кто?
— Предводитель разбойников.
— Как же тебя зовут, предводитель разбойников.
— Называй меня Нину.
— Сколько у тебя разбойников, Нину?
— Тысяч десять наберется.
— Другими словами, твое логово не похоже на земляную нору или пещеру в горах?
Теперь засмеялся не только главарь, но и подъехавшие поближе разбойники. Они буквально покатились со смеху, один из них, схватившись за живот, картинно свалился с лошади.
— Нет, у меня хороший дом. Каменный. Двести комнат.
— Это неплохо, — согласилась Шами. — только у меня есть условие. Ты позволишь мне ездить верхом?
Главарь хмыкнул.
— Может, ты желаешь и в охоте поучаствовать?
— Очень желаю, — обрадовалась Шами. — Ну, пожалуйста?..
Подоспевшему евнуху и начальнику охраны главарь заявил.
— Эта женщина — моя добыча.
Евнух страстно принялся стучать кулаками по голове, потом неожиданно взвыл.
— А моя голова, господин?
— Зачем тебе голова, если ты лишен куда более важных органов.
— Как насчет моей головы? — поинтересовался старик — скиф.
— В твоем возрасте, уважаемый, самое время задуматься о вечном. О путешествии в загробный мир, к безжалостной Эрешкигаль.
— Но у меня есть дети, внуки.
Шами вступила в разговор.
— Его внучка была единственной моей подругой. Стоит ли лишать дедушку возможности прижать ее голову к своей щеке? Это такая радость.
Главарь задумался и кивнул.
— Хорошо. Ваши головы останутся при вас. Пока. А сейчас поворачивайте быков — и на восход.
— Голова головой, — напомнил старик, — но эта женщина царская дочь. К лицу ли могущественному господину превращать ее в рабыню?
За главаря ответила Шами.
— Послушай, Ардис. Ты можешь сообщить отцу, что этот благородный господин сделал мне предложение.
Евнух озадаченно глянул на нее.
— Ты считаешь, что можно полагаться на слово этого доблестного господина? Я всегда говорил, что ты, царевна, безнадежно глупа.
— Пусть моя глупость тебя больше не тревожит, — ответила Шами и, повернувшись к атаману, пообещала. — Я буду тебе верной женой.
Евнух всплеснул руками — Не слушай ее, господин!
— Заткнись! — коротко приказал главарь, и добавил. — Сначала мы отправимся ко мне, там будет видно. А пока никому не отлучаться от каравана.
* * *Вскоре неспешность быков вогнала всех сопровождавших царский обоз в неодолимую дрему. Предводитель разбойников, предложил Шами прокатиться на его жеребце, сам же залез в колесницу и там заснул. Его помощник, одноглазый, зверского вида, бритый наголо воин, пристроился поближе к царевне, правда, его рвения хватило ненадолго — скоро он тоже начал клевать носом.
Была конец месяца аддару (февраль — март). Близилась жара, огненные маки и цикламены уже начали терять лепестки, но степное разнотравье еще цвело. Травостой был густ и высок. Конь атамана, покрытый выделанным из шкуры степного льва чепраком, чаще других позволял себе останавливаться и срывать губами колоски и соцветия. Шами не торопила его, и шаг за шагом конь начал отставать, сближаясь с толпой тянувшихся позади повозки конных скифов и пеших воинов, пока обмякший, с полузакрытыми глазами Ардис не занял место рядом с принцессой. Некоторое время старик молчал, потом тихо обронил на родном языке.
— Будь осторожна, Шами.
Девушка вздрогнула и, не поворачивая головы, откликнулась.
— Он дал слово, что возьмет меня в жены.
Старик бросил взгляд в сторону низких, покатых увалов — там, за обрывистой линией прибрежных откосов бежал священный Евфрат. Еще дальше, на три дня пути, тянулись холмистые плодородные земли, упиравшиеся в куда более полноводный и стремительный Тигр. На его берегу — как раз в направлении на солнце, на скалистом уступе высился древний Ашшур. Тень от его стен, крепостных башен и храмов — дворцов покрывала все Междуречье, вплоть до гор на востоке и моря на западе. Даже ночью нельзя было спрятаться от этой тени, она наползала внезапно, по мановению руки главного разбойника Салманасара{3}. Старик бросил взгляд в сторону царской колесницы, куда забрался атаман — по-видимому, этот головорез не последний в своре Салманасара, и его слово имеет такую же цену, как и обещание ветра не рушить хижины.
