Георгий Марков - Завещание
— Пока деньги не растеклись — покупайте. А пустой дом сейчас не редкость: началась утечка населения в другие места, более обжитые и более светлые. Пока шла война, люди терпели, не было выбора, а теперь что же — мир, свобода передвижения… покой. Непривычно даже: покой.
— И многие, очень многие начинают жить как бы заново, — вставил Нестеров.
— Вот вроде меня. Кругом один: жена и дочь погибли под бомбежкой, братья погибли в боях, мать и отец сожжены вместе со всей деревней… — Голос военкома прервался, загас, помрачнело его испитое, с глубокими впадинами на щеках желтое лицо. Он поспешил наклонить голову, скрывая заблестевшие в глазах слезы.
Опустил голову и Нестеров, чувствуя, что ему становится тяжело дышать от каких-то острых схваток в горле.
2
Дом, который купил по дешевке Нестеров у родственников вдовы погибшего фронтовика, уже откочевавшей из этих мест, оказался в самом деле не настолько старым, чтобы нуждаться в большом ремонте. С внешней стороны Нестеров ограничился самым необходимым: проконопатил мхом пазы и на четверть метра поднял уровень завалинки… А вот внутри дома пришлось похлопотать: вставил вторые рамы, переменил крюки дверей, перебрал в прихожей расщелившийся пол, побелил печь, покрасил белой эмалевой краской косяки и подоконники, замазал тертой глиной отверстия между печной трубой и потолком.
Когда эта работа была закончена, Нестеров соорудил из плах книжные полки, скамейку «на три посадочных места», табуретку. К его удовольствию, делать стол не потребовалось. На вышке дома он нашел столешницу, перекладины, ножки от старого стола. С помощью гвоздей и клея он заново собрал стол, слегка подкрасил его густой охрой и водрузил в передний угол.
Райвоенком майор Фролов сдержал свое слово: он помог Нестерову не только стройматериалами, досками, кирпичом, гвоздями, краской, олифой, но и прислал два грузовика пиленых березовых дров. Не остался безучастным к судьбе одинокого полковника и райпотребсоюз: председатель райпотребсоюза Силантьев — одноногий инвалид, завершивший свой ратный путь еще в подмосковных боях сорок первого года, разыскал на складах потребсоюза набор столярных инструментов, кое-что из посуды — эмалированные кружки, чайник, два котелка различных объемов, сковородки, ложки и вилки, ножи, настольную керосиновую лампу — двенадцатилинейную, с пузатым, грушевидным стеклом.
А вскоре поступил ящик с имуществом Нестерова, отправленный им по железной дороге большой скоростью из Горького, где полковник провел почти целый год, вначале в госпитале, потом в ожидании протеза, а точнее сказать, в размышлениях о своей будущей жизни, в поисках возможных вариантов устройства личного существования.
Правда, ящик ненамного увеличил достояние Нестерова, но все-таки без него было бы совсем трудно. Больше чем наполовину ящик был загружен книгами. Немало усилий употребил Нестеров, чтоб собрать книги, а главное, сберечь их в трудных условиях боевой походной жизни. Когда отступали, тогда, естественно, было не до книг — унести бы подобру-поздорову собственную голову. Но вот пробил долгожданный час военной фортуны, подготовленный неслыханным упорством наших бойцов в кровопролитных битвах с наседавшим противником. И покатилась живая волна с неостановимой силой назад, обратно к Западу.
Входя в разбитые, полусожженные города России, Украины, Польши, Нестеров с горячим интересом, ставшим неодолимой страстью, бросался к книгохранилищам — что с ними стало? Сбереглись ли? Уцелели или погибли бесследно в прожорливом чреве войны?
Почти всюду была одна и та же картина: на месте зданий библиотек лежали груды размельченного кирпича, перемешанного с серым пеплом сгоревших книг. Ветер разбрасывал обожженные переплеты, обгоревшие листки книг по улицам и площадям, и, может быть, ничто другое не подчеркивало с такой наглядностью варварства фашистов, как эти растерзанные книги.
Простой саперной кайлой Нестеров расковыривал битый кирпич, надеясь натолкнуться на уцелевшие книги, обратить внимание на них комендантов и местных властей освобожденных городов. Но занятие это не приносило успеха. Книги погибали не только от огня, не меньше они гибли и от воды. Перебитые взрывами водоисточники выбрасывали на поверхность тысячи кубометров воды, превращая пожарища в месиво известняка, глины, картона и бумаги.
Однако в трех-четырех городах Нестеров извлек из руин десятка два относительно уцелевших книг. Это были разные книги: однотомник Пушкина, поэмы Маяковского, два разрозненных тома из собраний сочинений Тургенева, справочник электромонтера, четвертый том Толкового словаря русского языка Даля, сборник стихов Асеева.
Практически книги были не нужны Нестерову, но у него возникло к ним чувство уважения и почтительности, словно они были одушевленные существа и могли поведать обо всем, что довелось им пережить в эти годы борьбы и страданий. И он решил сберечь их.
Потом, в Германии, он пополнил свою небольшую коллекцию новыми приобретениями. Это были книги, также извлеченные из руин. Сами по себе они не представляли особой ценности. Но, будучи поднятыми из завалов рейхстага и имперской канцелярии, они становились по одному этому экспонатами истории.
Кое-кто из товарищей по службе подшучивал над Нестеровым:
— Зачем они тебе, полковник? Подумай лучше о другом: что будешь носить на себе, когда наступит мирное время? Или уж лучше возьми вон какой-нибудь сервиз на память… Или еще что-нибудь… У немцев есть что выбрать: и своего добра много и нахапали они всего со всей Европы.
Нестеров отшучивался:
— Прошу не навязывать свои вкусы. Каждый чудит по-своему.
И вот теперь все его книги достигли конечной пристани. Ну а кроме книг, в ящике были вещи более необходимые: зимнее пальто с каракулевым воротником, плащ, белье, два костюма, два бельгийских винчестера, изъятых бойцами Нестерова из арсенала охотничьего оружия какого-то поместья в бывшей Пруссии, фронтовые карты, записная книжка, пишущая машинка «Олимпия».
Короче сказать, прошло лишь три недели, как Нестеров появился в Приреченске, а у него все уже было готово к тому, чтобы начинать новую жизнь в мирных условиях, на новом месте.
3
Было воскресенье. Ласково светило предзакатное солнце, голубело по-летнему высокое небо, и от раскрашенных палисадников широкие улицы Приреченска казались праздничными. Стояли последние погожие деньки теплой осени, вслед за которыми начнутся тягучие дожди с прохладными ветрами и острыми, режущими ноздри запахами остывающей земли.
Именно такой день и такой час выбрал Нестеров для посещения Лиды. «По крайней мере она сегодня свободна от работы. И время подходящее: обед давно закончился, а до ужина еще далеко», — думал Нестеров, причесываясь перед квадратным зеркалом, которое он прочно укрепил на стене.
Оделся он во все штатское: синий костюм из добротного довоенного бостона, белая шелковая рубашка, пестрый галстук, штиблеты с крупными круглыми носками, почему-то названными в просторечии гамбургскими, ну и плащ сверху.
Нестеров отвык от штатской одежды, то и дело передергивал плечами. Было у него такое ощущение, что вся одежда ему велика, она повисла на нем, как мешок на колу. Но ощущение это было ошибочным, возникло оно от привычки к военной форме в обтяжку. Через полчаса Нестеров притерпелся к штатской одежде, и непривычно свободные на нем, широкие, полоскавшиеся брюки не вызывали уже тихого раздражения.
Еще в первые дни своей жизни в Приреченске Нестеров изучил городок, по нескольку раз прошагал по его улицам и переулкам, поросшим по обочинам плотной зеленой травкой и покрытым широкими тротуарами из крепких, не успевших еще прогнить плах.
Лида жила за больницей, в каменном доме, прятавшемся в березовой роще. Ее адрес Нестеров помнил по конвертам, которые нередко бывали в его руках.
Нестеров шел не спеша, изредка поднимал над головой теплую, с широким козырьком кепку, с удовольствием чувствовал, как легкий ветерок своим бережным прикосновением шевелит волосы. Костюм теперь не обременял его, правда, раненая нога временами подвертывалась и тянула куда-то в сторону.
На душе у Нестерова было и смутно и горько. Но не посетить Лиды он не мог и уже не раз втайне упрекал себя за промедление, которое допустил исключительно из-за хлопот с домом. Но ему казалось, что будет лучше, если он придет к Лиде не просто человеком, случайно заглянувшим в Приреченск, а уже его постоянным жителем, имеющим даже собственный дом. Ничто другое, пожалуй, не сможет ее убедить в серьезности его намерений.
Возле дома Нестеров увидел ребятишек, суетившихся на полянке с мячом. Он подошел к ним, поздоровался. Ребятишки прекратили игру и с откровенным интересом принялись рассматривать незнакомого человека.
