В Сухомлинский - Письма к сыну
Обзор книги В Сухомлинский - Письма к сыну
Сухомлинский В А
Письма к сыну
В.А.Сухомлинский
ПИСЬМА К СЫНУ
В книгу вошли широко известные произведения В. А. Сухомлинского "Сердце отдаю детям", "Рождение гражданина", а также "Письма к сыну". Названные произведения тематически связаны между собой и составляют своеобразную трилогию, в которой автор поднимает актуальные проблемы воспитания ребенка, подростка, юноши.
Предназначается для учителей, воспитателей общеобразовательных школ, работников народного образования, студентов и преподавателей педагогических вузов.
1. Добрый день, дорогой сын!
Вот ты и улетел из родительского гнезда - живешь в большом городе, учишься в вузе, хочешь чувствовать себя самостоятельным человеком. Знаю по собственному опыту, что, захваченный бурным вихрем новой для тебя жизни, ты мало вспоминаешь о родительском доме, о нас с матерью, и почти не скучаешь. Это придет позже, когда ты узнаешь жизнь. ...Первое письмо сыну, улетевшему из родительского гнезда... Хочется, чтобы оно осталось у тебя на всю жизнь, чтобы ты хранил его, перечитывал, думал над ним. Мы с матерью знаем, что каждое молодое поколение немного снисходительно относится к поучениям родителей: вы, мол, не можете видеть и понимать все то, что видим и понимаем мы. Может быть, это и так... Может быть, прочитав это письмо, ты захочешь положить его куда-нибудь подальше, чтобы оно меньше напоминало о бесконечных поучениях отца и матери. Ну что же, положи, но только хорошенько запомни, куда, потому что придет такой день, когда ты вспомнишь эти поучения, скажешь себе: а все-таки прав был отец... и тебе надо будет прочитать это старое полузабытое письмо. Ты найдешь и прочитаешь его. Сохрани же его на всю жизнь. Я тоже сохранил первое письмо от отца. Мне было 15 лет, когда я улетел из родительского гнезда - поступил учиться в Кременчугский педагогический институт. Был трудный 1934 год. Помню, как провожала меня мать на вступительные экзамены. В старенький чистый платок завязала новое, хранившееся на дне сундука рядно и узелок с продовольствием: лепешки, два стакана жареной сои... Экзамены я сдал хорошо. Абитуриентов со средним образованием тогда было мало, и в институт разрешали принимать выпускников семилетки. Началось мое учение. Трудно, очень трудно было овладевать знаниями, когда в желудке пусто. Но вот появился хлеб нового урожая. Никогда не забуду того дня, когда мать передала мне первый каравай, испеченный из новой ржи. Привез передачу дедушка Матвей, извозчик сельского потребительского общества, еженедельно приезжавший в город за товаром. Каравай был в чистой полотняной торбе - мягкий, душистый, с хрустящей корочкой. И рядом с караваем отцовское письмо-то первое письмо, о котором я говорю: оно хранится у меня, как первая заповедь... "Не забывай, сын, о хлебе насущном. Я не верю в бога, но хлеб называю святым. Пусть и для тебя он на всю жизнь останется святым. Помни, кто ты и откуда вышел. Помни, как трудно добывается этот хлеб. Помни, что дед твой, мой отец Омелько Сухомлин был крепостным и умер за плугом на ниве. Никогда не забывай о народном корне. Не забывай о том, что пока ты учишься - кто-то трудится, добывая тебе хлеб насущный. И выучишься, станешь учителем - тоже не забывай о хлебе. Хлеб - это труд человеческий, это и надежда на будущее, и мерка, которой всегда будет измеряться совесть твоя и твоих детей". Вот что писал отец в своем первом письме. Ну, была еще приписка о том, что получили рожь и пшеницу на трудодни, что каждую неделю будет привозить мне дед Матвей по караваю. Для чего я пишу тебе об этом, сын? Не забывай, что корень наш - трудовой народ, земля, хлеб святой. И проклят будет тот, кто хоть одним помыслом, одним словом, одним поступком своим выразит пренебрежение к хлебу и труду, к народу, давшему всем нам жизнь... Сотни тысяч слов в нашем языке, но на первое место я бы поставил три слова: хлеб, труд, народ. Это три корня, на которых держится наше государство. Это самая сущность нашего строя. И эти корни так прочно переплелись, что ни разорвать их, ни разделить невозможно. Кто не знает, что такое хлеб и труд, перестает быть сыном своего народа. Тот теряет лучшие духовные качества народные, становится отщепенцем, безликим существом, недостойным уважения. Кто забывает, что такое труд, пот и усталость, тот перестает дорожить хлебом. Какой бы из этих трех могучих корней ни был поврежден у человека, он перестает быть настоящим человеком, у него появляется внутри гниль, червоточинка. Я горжусь тем, что ты знаешь труд на хлеборобской ниве, знаешь, как нелегко добывается хлеб. Помнишь, как накануне первомайского праздника я пришел к вам в класс (кажется, учились вы тогда в девятом) и передал просьбу колхозных механизаторов: замените нас, пожалуйста, в поле в праздничные дни, мы хотим отдохнуть. Помнишь, как не хотелось всем вам, юношам, вместо праздничного костюма одевать комбинезон, садиться за руль трактора, быть прицепщиком? Но зато какая гордость светилась у вас в глазах, когда эти два дня прошли, когда вы вернулись домой, чувствуя себя тружениками. Я не верю в такое вот, я бы сказал, шоколадное представление о коммунизме: всех материальных благ будет предостаточно, всем человек будет обеспечен, все будет у него как будто бы по мановению руки, и все так легко ему будет доставаться: захотел - вот тебе на столе, что душе твоей угодно. Если бы все это было так, то человек превратился бы в черт знает что, наверное, в пресыщенное животное. К счастью, этого не будет. Ничто не будет доставаться человеку без напряжения, без усилий, без пота и усталости, без тревог и волнений. Будут и при коммунизме мозоли, будут и бессонные ночи. И самое главное, на чем всегда будет держаться человек - его ум, совесть, человеческая гордость - это то, что он всегда будет добывать хлеб в поте лица своего. Будет всегда тревога у вспаханного поля, будет сердечная забота, как о живом существе, о нежном стебельке пшеницы. Будет неудержимое стремление к тому, чтобы земля давала все больше и больше - на этом всегда будет держаться хлебный корень человека. И этот корень надо беречь в каждом. Ты пишешь, что скоро вас посылают на работу в колхоз. И очень хорошо. Я этому очень, очень рад. Работай хорошо, не подводи ни себя, ни отца, ни товарищей. Не выбирай чего-нибудь почище да полегче. Выбирай труд непосредственно в поле, на земле. Лопата-тоже инструмент, которым можно показать мастерство. А в летние каникулы будешь работать в тракторной бригаде у себя в колхозе (конечно, если не будут набирать желающих на целинные земли. Если же будут набирать обязательно поезжай туда). "По колосу пшеницы узнают человека, вырастившего ее",- ты, наверное, хорошо знаешь эту нашу украинскую пословицу. Каждый человек гордится тем, что он делает для людей. Каждому честному человеку хочется оставить частицу себя в своем пшеничном колосе. Я живу на свете уже почти пятьдесят лет, и убедился, что ярче всего это желание выражается в том, кто трудится на земле. Дождемся твоих первых студенческих каникул - я познакомлю тебя с одним стариком из соседнего колхоза, он уже больше тридцати лет выращивает саженцы яблонь. Вот это настоящий художник в своем деле. В каждой веточке, в каждом листике выращенного деревца он видит себя. Если бы сегодня все люди были такими, можно было бы сказать, что мы достигли коммунистического труда... Желаю тебе здоровья, добра, счастья. Мама и сестричка обнимают тебя. Они написали тебе вчера. Целую тебя. Твой отец.
2. Добрый день, дорогой сын!
Письмо твое из колхоза получил. Оно очень взволновало меня Не спал всю ночь. Думал о том, что ты пишешь, и о тебе. С одной стороны, хорошо, что тебя тревожат факты бесхозяйственности: в колхозе прекрасный сад, но уже тонн десять яблок скормили свиньям; гектара три помидоров остались неубранными, я председатель колхоза приказал трактористам перепахать участок, чтобы и следов не осталось... Но, с другой стороны, меня удивляет, что в твоем письме - только недоумение и больше ничего, растерянность перед этими возмутительными фактами. Что же это получается? Ты пишешь: "Когда я увидел утром этот участок вспаханным, у меня чуть сердце не вырвалось из груди..." А потом что? Все-таки, что же произошло с твоим сердцем? Успокоилось оно, по-видимому, и бьется ровненько? И сердца твоих товарищей-тоже ни у кого не вырвались из груди?
Плохо, очень плохо... Ты помнишь, наверное, мои рассказы о Талейране, этом сверхцинике и архипрожженном политике. Он поучал молодежь бояться первого движения души, потому что оно, обыкновенно, самое благородное. А мы, коммунисты, учим другому: не давай погаснуть в себе первым движениям души, потому что они самые благородные. Делай так, как подсказывает первое движение души. Подавлять в себе голос совести - очень опасное дело. Если ты привыкнешь не обращать внимания на что-нибудь одно, ты вскоре не будешь обращать внимания ни на что. Не иди на компромисс со своей совестью, только так можно выковать характер. Запиши в свою записную книжку вот эти слова из "Мертвых душ": "Забирайте же с собой в путь, выходя из мягких юношеских лет в суровое, ожесточающее мужество, забирайте с собою все человеческие движения, не оставляйте их на дороге, не подымете потом!"'. Самое страшное для человека-это превратиться в спящего с открытыми глазами: смотреть и не видеть, видеть и не думать о том, что видишь, добру и злу внимать равнодушно; проходить спокойно мимо зла и неправды. Опасайся этого, сын, больше смерти, больше любой самой страшной опасности. Человек без убеждений - тряпка, ничтожество. Раз ты убежден, что на твоих глазах творится зло,пусть сердце твое кричит об этом, борись против зла, добивайся торжества правды. Ты спросишь у меня: а что же я конкретно мог сделать, чтобы воспрепятствовать злу? Как бороться против зла? Не знаю и не буду прописывать рецептов. Если бы я был там, где ты работаешь, если бы увидел то, что увидел ты с товарищем,- я бы нашел, что мне делать. Ты с удивлением пишешь, что к таким фактам в колхозе все привыкли и не обращают на них внимания. Тем хуже для тебя и твоего товарища. Никогда не бойтесь выразить то, что вы чувствуете. даже если ваши мысли противоречат общепринятым 2. Эти слова Родена тоже не мешало бы тебе зарубить на носу. Я на своем месте сразу же пошел бы с товарищем в партийную организацию, сказал бы: что это делается? Если сами не можете убрать помидоров - мы, студенты, уберем, но нельзя допускать, чтобы погибал человеческий труд. Не получилось бы ничего в парторганизации - дошел бы до райкома, поднял бы на ноги группу народного контроля - не верю я в то, что все равнодушны ко злу, все притерпелись к недостаткам... Не может быть этого. Сейчас ты поднимаешься на ту ступеньку духовного развития, когда человек уже не должен оглядываться на других: что они делают? Как поступают? Надо думать самому, решать самому. Целую тебя. Твой отец.
