Ян Мо - Песнь молодости
Чтобы сломить сопротивление крестьян и собрать с них арендную плату, он попросил губернатора провинции Тан Юй-линя прислать военную полицию. Одинокий и слабый старик и его внучка оказались в полной власти помещика-де пота. Так Сю-ни стала наложницей Линь Бо-тана. Она целыми днями плакала, несколько раз пыталась покончить с собой, искусала Линь Бо-тану все руки, но ничего не помогало. Помещик только покручивал усы и посмеивался.
Через два месяца Сю-ни почувствовала, что она беременна. Линь Бо-тан перевез ее из родной деревушки в свой дом в столице.
В ночь, когда внучку увезли из деревни, ее дед доковылял кое-как до речки, протекавшей неподалеку, и бросился в нее…
Попав в городской дом Линь Бо-тана, Сю-ни из живой, сообразительной девушки превратилась в угрюмое, забитое существо. Целыми днями от нее нельзя было добиться ни слова. Она ела, работала, но большую часть времени сидела, уставившись глазами в стену, словно стремилась пробуравить ее взглядом. Узнав, что Сю-ни беременна, Сюй Фэн-ин — жена помещика — сразу изменила к ней свое отношение. Это объяснялось тем, что сама она рожала несколько раз, но ни один ребенок не выжил. Она надеялась, что Сю-ни родит для Линь Бо-тана сына.
У Сю-ни родилась дочь… Состояние молодой матери улучшилось. Всю свою любовь и надежды она перенесла на ребенка. С какой нежностью она ухаживала за своей беленькой, толстенькой дочуркой! Стоило только девочке улыбнуться, как печаль, горе и позор забывались и опустошенное сердце вновь наполнялось жаждой жизни.
По ночам, когда старый Линь Бо-тан уходил к другим наложницам, Сю-ни тихонько вставала, меняла пеленки, кормила ребенка грудью, целовала румяные, пухлые щечки и ласково шептала:
— Доченька, расти скорей! Живи! Твоя мама всегда будет с тобой!..
Слезы, которых уже давно никто не видел на ее глазах, капали на чистое личико девочки. Сю-ни решила жить ради своего ребенка.
Девочке исполнился год. Она начинала говорить, водила маленькими пальчиками по лицу матери, хватала ее за волосы — и на лице Сю-ни появлялась счастливая улыбка.
Однажды Сюй Фэн-ин позвала Сю-ни к себе в комнату. Взяв из рук матери ребенка, она перестала улыбаться и сказала:
— Это ребенок моего мужа, я хочу оставить его у себя. А ты, бесстыдная нищенка, немедленно убирайся отсюда!
Сю-ни обезумела: она кричала, билась головой о стену, дралась, как тигрица, отбивая своего ребенка. Но все было напрасно. Линь Бо-тан, позабавившись ею вволю, задолго до этой сцены предусмотрительно скрылся.
— Мама! Мама! — кричала девочка, протягивая ручонки к Сю-ни. — Хочу к маме!
Слуги выволокли Сю-ни на улицу и бросили в поджидавшую у ворот машину…
* * *На первых порах супруги Линь хорошо относились к девочке, которую назвали Дао-цзин. Но когда девочке исполнилось три года, Сюй Фэн-ин сама родила сына. С этого времени начались невзгоды маленькой Линь Дао-цзин: ее постоянно били, спала она вместе со слугами, ей не разрешалось входить в дом, и она целые дни проводила на улице, играя с детьми мусорщиков.
Однажды зимой Сюй Фэн-ин позвала Дао-цзин в дом и заговорила с ней неожиданно ласково. Заметив, что ребенок дрожит и заикается, она удивленно притянула девочку к себе и спросила:
— Что с тобой, Дао-цзин??
— Чешется!..
К этому времени девочке было уже семь лет. Напуганная неожиданным вызовом к мачехе, она шмыгала носом и была готова расплакаться.
Неожиданно у Сюй Фэн-ин появилось сострадание к Дао-цзин. Она сняла с девочки рваную ватную куртку. Беглого взгляда было достаточно, чтобы увидеть кишащих на ней вшей.
Умиляясь своему великодушию, Сюй Фэн-ин бросила куртку в пылающий камин. Сюй Фэн-ин внимательно осмотрела маленькую, посиневшую от холода Дао-цзин и, повернувшись к лежащему на диване с газетой Линь Бо-тану, сказала:
— Я уже несколько дней присматриваюсь к ней: красивая девчонка! Отдадим ее учиться, а когда вырастет — мы не прогадаем!
Покручивая усы, Линь Бо-тан кивнул головой:
— Хорошо! Ты, жена, всегда отличалась проницательностью. Раньше говорили: «Необразованная женщина более добродетельна». Но эти времена прошли. Отдадим ее учиться!
Так маленькая Дао-цзин попала в школу. Она полюбила книги и росла смышленой, но замкнутой девочкой. Целыми днями она молчала, и те, кто не знал ее, могли принять девочку за глухонемую. Младший брат, избалованный матерью и подстрекаемый ею, часто обижал Дао-цзин, но она никогда не плакала. Дао-цзин обычно молча переносила обиды; но порой в ней закипал гнев, и она давала сдачи мальчишке, хотя этим и могла заслужить более жестокие побои.
Когда мачеха наказывала Дао-цзин, она не пользовалась ни тростью, ни плетью: ей нравилось щипать и кусать девочку. Как-то раз вечером, когда Дао-цзин уже задремала, брат разбил любимую вазу матери, а осколки положил возле Дао-цзин. И вот безмятежно спавшая девочка была разбужена неожиданным градом ударов. Она сразу же поняла, что произошло, и, стиснув зубы, приготовилась к издевательствам.
— Собачье отродье! Совсем обнаглела! Ты мне ответишь за вазу!..
Ноги Дао-цзин вспухли от щипков, руки были искусаны до крови, но она не плакала, не просила прощения. Из ее глаз, сверкавших упрямым блеском, не упало ни одной слезинки.
Так и жила она в этой семье, как собачонка. Во всем доме лишь одна старая служанка — бабушка Ван любила девочку и заботилась о ней. Она часто ласкала ее, но делала это тайком, так как боялась госпожи. Дао-цзин любила старушку; и когда девочке бывало особенно тяжело, она всегда уходила к ней в комнату и здесь давала волю своим слезам.
После того как Дао-цзин окончила начальную школу и поступила в женскую среднюю школу, отношение к ней мачехи заметно улучшилось. К этому времени Дао-цзин стала стройной, красивой девушкой с правильным овалом чистого, как мрамор, лица. Густые черные брови доходили почти до висков. Но самым прекрасным в облике девушки были ее трогательно печальные глаза. Сюй Фэн-ин немало радовала расцветающая красота девушки; она чувствовала необходимость дать ей образование, так как только после этого можно было выдать Дао-цзин замуж за богатого и влиятельного человека.
В первый день занятий, когда она собиралась в школу, отец и мачеха были так рады, что вышли провожать ее до ворот и даже усадили в коляску рикши. Линь Бо-тан, нарядившийся по этому случаю в длинный шелковый халат, покручивая усы, стоял на каменных ступенях у ворот дома. Задумавшись на мгновение, он рассмеялся и довольным голосом сказал Дао-цзин:
— Ну, вот ты и барышня. Поздравляю! Ты поступила в среднюю школу, а это все равно, что сдать экзамен на сюцая[5]. Ха-ха-ха!
* * *Линь Бо-тан был не только деятелем просвещения, но и имел немаловажную в то время ученую степень цзюйжэня[6]. После получения этого звания он собирался ехать в столицу для сдачи экзаменов на следующую ученую степень, но тут наступил период «Ста дней реформ»[7], и в Пекине был создан педагогический институт (предшественник Пекинского университета). Почтенный цзюйжэнь, воспользовавшись благоприятными обстоятельствами, вместе с супругой переехал в столицу и стал профессором нового педагогического института. После революции 1911 года[8], когда с особой остротой встал вопрос о просвещении, этот «профессор», почувствовав, куда дует ветер, очень быстро сделался просветителем и по низкой цене стал скупать земли, принадлежащие маньчжурским князьям, якобы для учреждения на них «просветительных заведений». За «Сто дней реформ» этот цзюйжэнь всеми правдами и неправдами сумел добиться назначения его ректором института, и его визитные карточки с триумфом облетели «высшее» столичное общество.
Люди восхищались талантами и добродетелями профессора Линь Бо-тана, и никто не знал, как жестоко обошелся он с бедной Сю-ни…
Линь Бо-тан с жаром принялся за изучение конфуцианских канонов и чтение философских трактатов Канта и Монтескье; теперь самой сокровенной его мечтой стала степень академика. Вот почему он так убежденно заявил дочери, что поступление в среднюю школу равносильно получению звания сюцая.
Не дав Дао-цзин ответить, мачеха — толстая женщина, которая даже в прохладном августе обмахивалась шелковым веером, — прищурила глаза и сказала:
— Детка, учись хорошенько! Твоя мать сумеет достать деньги, чтобы дать тебе возможность окончить школу и университет. Если же тебе еще и удастся получить образование за границей, то ты будешь наслаждаться счастьем и богатством большим, нежели сам Чжуанюань[9].
— Ты чего смеешься, старый дьявол? — обрушилась она на Линь Бо-тана. — Я ее вырастила, и если она разбогатеет, то ты все равно ни шиша не получишь! Ведь для нее ты даже пальцем ни разу не пошевельнул! — сердито брызгала слюной Сюй Фэн-ин.
