Борис Комар - Векша
Давно уже Векша мечтал о том далеком, удивительном мире, о котором столько наслышался от своего деда. Дедусь ходил когда-то с князем Олегом Царьград воевать. Это только отец Векшин считал все пустыми выдумками. "Если бы, - говаривал он, - там так хорошо было, то почему же тогда наши нищими да калеками оттуда возвращались?" Однако дедусь совсем не печалился тем, что греческий меч отсек ему ухо. Невелика беда! Зато повидал столько! Было что людям рассказать, и почет какой ему от всех!.. Вот и этот гость: не однажды, видать, в Греччине бывал, а снова туда путь держит. Да разве только он?! Изо всех земель, говорят, люди к ней стремятся. Почему же и не послушать его совета? Тем паче, что, может, посчастливится кое-что и заработать.
Когда приходил гость, матери дома не было - за травами ходила на лужок.
Вернулась, услышала, что Векша собрался в дальнее странствие, и заголосила, запричитала, как по умершему. Сначала решила не отпускать дитятко из родного гнезда.
"Но лучше ли ему от этого будет?" - рассудила, поразмыслив. Им, старым, что - и нажились, и нагоревались, не страшна ни смерть голодная, ничто на свете. А ведь сыну, если не раздобудут ловецкие да рыбацкие снасти, придется в холопы княжьи подаваться. А так, может, и впрямь гость киевский поможет в беде.
- Счастливо тебе! - желали Векше соседи, когда он обходил их вечером, прощаясь.- Только возвращайся пораньше, до зимы лютой. Сам видишь, отец не в силах уже ни ратаем быть, ни ходить на зверя.
Поклонился хижине, клуньке, Даждьбогу-солнцу, опускавшемуся уже за густые деревья, накинул на плечи дырявую свитку и направился с отцом и матерью к реке.
Отец по дороге все наказывал Векше, чтобы слушался гостя, угождал ему. А в то же время и предостерегал:
- Смотри только, как бы он не обманул тебя.
- Не должно быть, гость будто хороший человек. Поклонился мне даже.
- А-а, от этого шапка у него с головы не слетела. Все они в ноги кланяются, а за пятки кусают...
Заплаканная мать ковыляла позади и тихонько сквозь слезы произносила заклинания в путь:
- Быть же тебе сильным и здоровым и в день, и в полдень, и в ночь, и в полночь. Уберегите его, добрые духи, от силы вражьей, от смерти внезапной, от горя и беды лютой. Уберегите на воде от утопления, в огне от сгорания. Да не забыть же тебе, дитя мое, и нашу любовь ласковую, и наш хлеб сладкий, и наш очаг теплый. Возвернуться тебе в отчизну родную, ударить ей челом трижды по три, припасть к сырой земле-матушке. И пусть слово мое будет сильнее воды, выше горы, крепче камня. И даже тот, кто в лугу всю траву выпасет и не подавится, а из моря всю воду выпьет и не захлебнется, и этот пусть не одолеет моего заклинания...
Векша тоже был печален. Сначала обрадовался, что гость его нанял, а теперь, оставляя родной дом, затосковал. Не на день, не на два он отправляется. И все меж чужими людьми, в чужой стороне. К тому же, говорит отец, не все и возвращаются из похода... А как они, старики, жить тут будут без него, кто о них позаботится? Не погорячился ли, согласившись плыть так далеко и так надолго?.. А что, если отказаться, сказать бородатому: "Передумал я, гость, прости, не могу бросать отца-матери, немощны они!" Ведь за это ничего лихого он не сделает... Э нет, раз уж поладились, нужно плыть. Да и как они тогда обзаведутся тем, что у них забрали? Сам привел их к этой напасти, самому и выкручиваться. Если бы сдержался тогда, не бросился на тиуна, так, может, и не ограбили бы так жестоко...
На траве у самой воды полыхал яркий живой костер [Живой костер - огонь, добытый трением дерева о дерево; его считали священным. Через такие костры славяне-язычники прыгали, чтобы отогнать от себя злых духов, болезни]. Юноши и девушки, взявшись за руки, водили вокруг него хоровод, пели веснянки. Призывно звучали в предвечерье голоса, заглушая соловьиные трели и свист за рекой.
Благослови, мати,
Весну призывати!
Весну призывати!
Зиму провожати!
Радуйтесь, леса,
Радуйтесь зеленые!
К вам весна пришла,
Свои дары принесла!..
Увидели друзья Векшу - подбежали, расспрашивают, как да что, надолго ли в путь отправляется, не возьмет ли гость еще кого-нибудь в помощники. Завидуют ему, - известно, каждому хочется повидать те сказочные заморские земли.
Потом снова образовали круг, затянули в него Векшу, начали новую песню:
Хвалилась березонька перед дубочком,
Перед дубочком своею красою:
"Что на мне кора да беленькая,
Что на мне листья да широкие,
Что на мне ветви да высокие".
Ой, Див, Ладо, широкие,
Ой, Див, Ладо, высокие!
Отозвался из рощи зеленый дубочек:
"Ой не хвались, да березонька,
Не ты свою кору да выбеливала,
Не ты свои листочки да ширила,
Не ты свои ветви да высочила".
Ой, Див, Ладо, белила,
Ой, Див, Ладо, широчила!
"Выбелило кору Даждьбог-солнышко,
Широчил листву Стрибог-ветер,
Высочил ветки да мелкий дождичек".
Ой, Див, Ладо, ветер,
Ой, Див, Ладо, дождичек".
Разрумянился Векша в хороводе, волосы разметались, улыбка заиграла на устах, куда и девалась грусть недавняя, прощальная. Со всех сторон - девушки-веселухи. Головки их в венках то склоняются стыдливо к его плечам, то откидываются назад. Длинные сорочки выбелены, вымережены, реют, отливают огненным отсветом.
А между тем Куделя уже ждал Векшу у челна - не терпелось поскорее пуститься в путь - домой. Он обошел селение . быстрее, чем предполагал.
Сумели все же некоторые ловцы припрятать от алчных тиунов и для себя немного мехов. Теперь они у гостя.
Послал своего толстяка-челядника Путяту поглядеть, не идет ли Векша. Тот взбежал на прибрежный холм, долго щурившись, глядел в сторону селения.
- Не видно, - сказал вернувшись.- Разве может вон там, у костра?..
Гость подождал еще немного, потом поправил шапку, все время сползавшую на глаза, одернул кабот и решительно зашагал на поляну. Уже отдалившись, крикнул сердито челяднику:
- Гляди, чтобы течение челн не унесло! - Не унесет - я в него сяду.
"Эге, тут-таки он", - еще издали увидел гость в кругу высокого Векшу. Подошел, дернул юношу за рукав, молвил укоризненно: - Пора, пора в дорогу, скоро уже небо вызвездит...
Векша подхватил с травы свитку, поцеловал руки отцу и матери, поклонился друзьям, перепрыгнул напоследок через костер, чтобы отогнать от себя все недоброе, злое, если оно к нему привязалось, и пошел вслед за гостем.
- Не задерживайся там, возвращайся поскорее, - наказывал отец.
- Береги себя, дитятко мое, - просила мать, утирая слезы.
- Гляди, девушек наших не осироти! - кричали в шутку ему юноши.
- Да чужачки не приводи! - бросали вдогонку и девушки.
Глава вторая
КИЕВ
В Тетереве уже спадали весенние воды. Еще недавно они заливали луга и болота, бурлили на излучинах. А сейчас то тут, то там выступали островки, выбрели на сухое толстоногие кудрявые вербы-печальницы и яворы стройные, на нижние ветви которых нацеплялись пучки почерневшей прошлогодней осоки и длинных раздавленных стеблей камыша. Угомонилось своенравное течение.
Гостю, видимо, не раз доводилось плавать по Тетереву, он знал каждое селение, каждую весь [деревня] у реки. Даже тогда, когда тех еще и видно не было, показывал на берег: "Там, за леском Порубичи. Тут, под горой, Яружичи..."
Векша все спрашивал, скоро ли они выплывут в Днепр. Гость обещал: "Скоро, скоро", - а на самом деле вышли к нему лишь около полуночи.
Это произошло немного неожиданно для Векши. В тот миг он так глубоко задумался, замечтался, что даже глаза прикрыл. Когда же почувствовал, как течение крутануло челн, а весло начало заносить, и раскрыл глаза, то долбленка уже стремительно мчалась вдоль правого, окутанного сумраком берега широкой реки. Левого совсем видно не было.
- Вот мы и на Славутиче! - сообщил гость, хотя мог этого и не говорить.
Векша и сам догадался. "Ого, какой он могучий, какой красивый, этот Днепр!.." - восхищенно озирался вокруг Векша. Прошло немного времени, небо начало светлеть, а звезды блекнуть. Опершись на рулевое весло, Куделя поднялся и покричал встречным рыбакам, не слыхали ли они, из каких земель уже проплыли гости на Киев. Рыбаки ответили: новгородцы прошли четыре дня назад, лю-бечане и смоляне еще раньше.
- А черниговцы? - спросил гость.
Про черниговцев рыбаки не ведали, ведь те плывут по Десне, а Десна вливается в Днепр под самым Киевом. Разве того не знает Куделя?
