Фау-2 (ЛП) - Харрис Роберт

Водитель вернулся. Она закрыла глаза и притворилась, что засыпает, чтобы избежать разговора, но вскоре притворство стало реальностью, и она проснулась только тогда, когда фургон резко остановился и послышались голоса. Она открыла глаза.

На окраине города, над редкими полями, нехотя начинался день. За высоким забором из сетки-рабицы в сером свете вырисовывались ангары и диспетчерская вышка. За ними, по Уэстерн-авеню, тянулся утренний поток машин в Лондон. Водитель опустил стекло и разговаривал с военным полицейским с планшетом. Тот наклонился в кабину и попросил у Кэй документы. Она передала их. Он внимательно их изучил, пролистал несколько страниц на своём планшете. Всё это заняло подозрительно много времени — слишком много — и ей пришло в голову, что даже в самый последний момент неповоротливая бюрократия Министерства авиации способна ей всё испортить.

— Всё в порядке, мэм, — сказал он, возвращая документы. — Я провожу вас.

— Спасибо за поездку, — сказала она водителю. — И за чай. И за сигарету.

Она выбралась из фургона и последовала за полицейским через ворота, на территорию авиабазы. Ранее ей не доводилось бывать в Нортхолте, но всё здесь казалось до боли знакомым — точно таким же, как на базе в Бенсоне: ровный ветер, дующий над плоским аэродромом, повсюду витал сладкий, проникающий в лёгкие запах авиационного топлива, те же безликие одноэтажные здания, сделанные как будто временно, но ставшие постоянными, и знакомый, резкий треск «Спитфайров», заходящих на посадку или взлетающих. После болтливого кокни-водителя молчаливость военного полицейского была почти облегчением. Он провёл её за административный корпус, мимо пустых цветочных клумб, отделённых от дорожки белёными камнями, через узкую дверь и по тёмному коридору — в комнату ожидания, где по периметру стояли деревянные стулья, а у окна в стальной раме виднелась дверь, ведущая на бетонную площадку. Снаружи наземная команда заправляла большой двухмоторный транспортный самолёт. Она узнала его по таблице распознавания в Медменхеме. «Дакота». Вдали в ряд стояли с десяток «Спитфайров».

Она стояла у окна, наблюдая за подготовкой. На краю бетонной площадки появилась машина сопровождения Morris 8 — окрашенная в тускло-сине-серый цвет ВВС. Машина подъехала к самолёту и припарковалась. Из заднего сиденья выбрался коммандер Ноузли, выглядевший как строгий банковский управляющий. Он несколько секунд разглядывал «Дакоту», затем дёрнул за полы мундира, стараясь привести себя в порядок. С другой стороны вышла высокая, худая женщина средних лет в форме ВВС, с двумя полосками — знак звания флайт-офицера, на ступень выше, чем у Кэй.

Водитель начал разгружать багажник: деревянные ящики и несколько длинных тубусов, похожих на свёрнутые карты. Позади Morris остановился автобус. Из него, шумно хлопнув дверью, вышла румяная сержантка ВВС, за ней — с полдюжины женщин двадцати с лишним лет, весёлые, с чемоданами. За ними — секционные офицеры. Кэй насчитала семерых. Она с тревогой наблюдала за ними. Ей никогда не удавалось легко вливаться в уже сложившиеся коллективы, особенно в такие, где царило сплочённое веселье. Что-то в их смехе напоминало ей выездную игру школьной команды по лакроссу. Она взяла чемодан и вышла на площадку.

Никто не обратил на неё внимания. Девушки из ВВС уже выстраивались в очередь на посадку. Худая флайт-офицерша контролировала погрузку: техники загружали ящики в хвостовую часть. Ноузли стоял спиной, беседуя с пилотом. Кэй подождала, пока разговор закончится.

— Коммандер?

Он обернулся и в замешательстве уставился на неё сквозь толстые линзы очков.

Кэй отдала честь:

— Секционный офицер Кэтон-Уолш, сэр.

На его лице проступило узнавание.

— Да, конечно. Вы были в Министерстве авиации.

Он ответил на её приветствие и повернулся к флайт-офицеру:

— Сисили! — окликнул он. — Вот ваша новенькая.

Женщина раздражённо отвлеклась от своих дел и подошла, нахмурившись. Кэй отдала ей честь. У той было жёсткое, умное лицо, лишённое всякого юмора.

Ноузли сказал:

— Лётный офицер Ситуэлл — наш научный наблюдатель. А это секционный офицер Кэтон-Уолш из Мэдменхэма.

Женщина окинула Кэй скептическим взглядом:

— Мэдменхэм. Значит, умеете пользоваться логарифмической линейкой?

— Да, мэм.

— Логарифмы?

— Да.

— Имеете какое-то представление о математике?

— До некоторой степени, да.

— Слыхали об Эйлере?

— Нет, мэм, — Кэй тут же пожалела о своём ответе.

— Якоби? Лежандр?

Кэй покачала головой.

— Теорема баллистической траектории?

— Нет.

— Значит, ваши знания весьма поверхностные! — вздохнула Ситуэлл. — Но, полагаю, вы не хуже остальных. Поднимайтесь на борт.

— Так точно, мэм. Благодарю. — Кэй отдала честь.

Дверь была как раз за крылом. Чувствуя лёгкое унижение, она поднялась по трапу и пригнулась, заходя в тёмную, тесную кабину. По десять кресел с каждой стороны стояли лицом друг к другу. Почти все уже были заняты девушками из корпуса ВВС. Была и пара армейских офицеров. Сквозь квадратные иллюминаторы проникал слабый утренний свет. Весь багаж лежал у ног. Кэй пробралась по центру фюзеляжа и нашла свободное место слева, ближе к передней части.

— Можно?

— Да, мэм.

Сержант-женщина из ВВС нехотя подалась в сторону, ровно настолько, чтобы Кэй смогла протиснуться на своё место, а затем демонстративно отвернулась. Кэй улыбнулась остальным женщинам, сидящим в салоне, но никто не встретился с ней взглядом — ни офицеры, ни сержанты. Похоже, она уже была непопулярна, ещё не успев начать. Ну и чёрт с ними, подумала она с внезапным раздражением, и с той чопорной старой каргой, что командует ими. Она вытащила из-под сидящих рядом половинки ремня безопасности и пристегнулась.

В хвостовой части кабины в дверном проёме пригнулась Ситуэлл, за ней последовал командир звена. Они заняли последние два места. Один из техников убрал трап и закрыл дверь. Двигатели закашлялись, пропеллеры начали рубить воздух. Гул быстро нарастал, переходя в рев, и с рывком самолёт покатился по перрону к бетонной взлётной полосе.

Разговаривать было невозможно из-за шума. Все смотрели прямо перед собой. Кэй ощущала напряжение. Аварии на таких рейсах были печально известны. Даже на этом этапе войны всё ещё сохранялась вероятность встречи со случайным истребителем Люфтваффе. Девушка напротив шевелила губами, и Кэй поняла, что та молится. Ей стало неловко, и она отвернулась к окну. В груди сжался знакомый ком тревоги. Она попыталась сосредоточиться на взлёте. Значит, вот как это — пауза на краю полосы, внезапное ускорение, от которого тебя бросает назад, здания и деревья мелькают за иллюминатором, а потом — словно замедленное движение: земля уходит вниз, и вместе с ней, кажется, падает и желудок. «Дакота» задрожала и заскрипела, разворачиваясь на восток. Кэй успела заметить поток машин на Уэстерн-авеню, крыши домов с красной черепицей, а затем всё скрылось — мимо окна промчались полосы облаков.

Казалось, самолёт набирает высоту с перегрузкой для своих двигателей. Кабина тряслась и грохотала. Девушка, что молилась, начала плакать. Кэй вцепилась в край сиденья. Всё ощущалось, как будто они внутри подводной лодки, отчаянно пытающейся всплыть. Прошло, вероятно, не больше двух-трёх минут, но показалось вечностью — и наконец они вынырнули сквозь облака, и в салон хлынул солнечный свет. «Дакота» выровнялась. На расстоянии примерно в триста ярдов справа от них она заметила «Спитфайр». Он шёл на той же высоте и тем же курсом. Через противоположное окно был виден ещё один. Значит, им дали истребительное сопровождение. Либо на борту кто-то важный, кого она не узнала, либо это сопровождение было выделено специально для женского подразделения.

Когда все заметили «Спитфайры», напряжение спало. Девушка перестала плакать. Кэй поискала в карманах носовой платок, расстегнула ремень и, наклонившись через проход, протянула его ей. Сержантша взглянула с благодарностью: