Троянская война - Кулидж Оливия
– Куда путь держишь, старик? – любезно осведомился он, выходя навстречу Приаму из-за высокой скалы, которая возвышалась на равнине. – Ты находишься близко от вражеского лагеря и скоро столкнешься с опасностью, несмотря на темную ночь. Я – один из мирмидонян, оруженосец Ахиллеса, но я проведу тебя в память о моем отце, который тоже стар и похож на тебя.
– О, юный оруженосец, – в отчаянии вопрошал старик, поощренный дружеским тоном бога, – скажи мне правду. Тело Гектора все еще лежит в грязи у палаток мирмидонян?
– Оно лежит у могилы Патрокла, вокруг которой Ахиллес ежедневно волочит его, безуспешно надеясь найти утешение из-за потери своего друга.
Приам взял дорогой кубок и протянул его Гермесу.
– Прими это в подарок, – сказал он, – если ты проводишь меня к хижине Ахиллеса.
Притворный оруженосец поспешно отступил назад.
– Меня не нужно подкупать, – надменно отказался он. – Я пойду с тобой, потому что ты стар и из любезности.
Бог прыгнул в колесницу и поехал к рву, перед которым сидели греческие часовые, готовя себе ужин. Приам сжался позади своего молодого проводника, когда они приблизились к костру, но, к его удивлению, хотя горшок кипел на огне, солдаты лежали около него и крепко спали. Гермес, который усыпил их своими чарами, ласково улыбнулся и беспрепятственно проехал через лагерь, поскольку он заколдовал даже собак, погрузив их в сон.
Хижина Ахиллеса имела большой внутренний двор вокруг, огороженный высоким палисадом. Гермес открыл большие ворота и спокойно въехал во двор. Приам неловко сошел с колесницы и направился к двери хижины. Ахиллес сидел спиной к двери один за небольшим столом с двумя оруженосцами, прислуживающими ему. Приам мгновенно пересек комнату и упал на пол у ног Ахиллеса, целуя ужасные руки, которые убили так много его сыновей.
– Ахиллес, – взмолился он, – подумай о своем отце, который столь же стар и одинок, как я. Однако, пока он отчаянно борется в своем далеком неуправляемом царстве, он все-таки имеет надежду, что его великий сын вернется ему на помощь. Когда-то у меня было пятьдесят сыновей, но большая часть их мертва, а теперь и Гектор, лучший из всех, никогда не вернется ко мне или в мою страну в дни нужды. Имей жалость и позволь мне хотя бы выкупить его тело для захоронения. Я, должно быть, первый человек на земле, который дошел до того, что целовал руки убийцы своих многочисленных сыновей.
Печаль снова наполнила сердце Ахиллеса, но при виде жалкого старого Приама вся горечь наконец оставила его. Он мягко отстранил старика и закрыл свое лицо. Оба заплакали, Приам о своем сыне, а Ахиллес о своем одиноком старом отце и о погибшем Патрокле.
– Встань, старик, – наконец ласково сказал Ахиллес. – Наши печали, в конце концов, лишь обычный удел людей. Мой отец Пелей когда-то был героем и самым богатым и самым счастливым из царей. Зачем ему богатство, если он родил единственного сына, который обречен умереть молодым? Даже пока я жив, я не служу утешением и не помогаю своему отцу, а сражаюсь вдалеке от своей страны, принося горе тебе и твоим детям. Ты тоже был когда-то счастлив и могуществен, но теперь сражения и смерть унесли у тебя удачу.
Старик смотрел на него не двигаясь.
– Встань, – снова сказал Ахиллес. – Что толку в наших сетованиях? – добавил он, тяжело вздохнув. – Мы не можем оживить тех, кого любим.
– Гектор лежит на голой земле, – упорствовал Приам. – Почему я не на его месте?
– Я доставлю тебе твоего сына, – сказал Ахиллес, вставая, чтобы выйти и позвать своих людей.
Когда он доставил тело Гектора, чтобы его слуги омыли и одели его в богатые одежды прежде, чем положить его на телегу Приама, Ахиллес обратился к могиле Патрокла и переговорил с душой умершего.
– Патрокл, – кричал он, – не сердись, если я отдам тело Гектора его отцу! Мы ему отомстили, но нам от этого легче не стало. Ради твоей памяти, я возьму соответствующий выкуп у Приама.
Темная могила не дала ответа, но Ахиллес сердцем почувствовал согласие своего друга.
Приам сидел на стуле у очага, дрожа с головы до ног, растеряв свою былую храбрость, порожденную отчаянием. Ахиллес посмотрел на старое, морщинистое лицо и следы слез из уголков глаз.
– Давай спокойно посидим вместе, перекусим и выпьем вина, – любезно предложил он, увидев, что старик был не в состоянии встать со стула. – Потом ты должен немного поспать, прежде чем везти Гектора домой. Я сам не сомкнул глаз со дня смерти Патрокла, но теперь наконец мое сердце успокоилось.
Часть третья
Конец войны
Царица амазонок
Мужчины бежали, чтобы взять свое оружие со стен, и поспешно облачались в броню. Снова грохот колесниц и ржание лошадей заполнили улицы Трои. Миновало несколько дней после смерти Гектора, и военачальники троянцев потеряли надежду на то, что греки когда-нибудь выйдут в море. Деифоба и Гелена, теперь самых великих из принцев, не связывала дружба, хотя оба противостояли Энею, так как тот не был сыном Приама. Делегация сторонников заключения мира, возглавляемая Полидамантом и Антенором, открыто искала поддержку народа, несмотря на то что никто не смог бы предложить таких условий побеждающим грекам, которые те наверняка бы приняли. Впавшие в уныние и напуганные троянцы прятались за стенами своего города, и греки скоро могли бы устроить им осаду, если бы Ахиллес не сдерживал их, чтобы дать Приаму передышку для похорон Гектора.
Двенадцать дней траура миновали, и, вопреки всем ожиданиям, троянцы снова вступили в войну. В это время сомнений и отчаяния им на помощь подоспела Пенфесилея, царица амазонок, нации женщин-воительниц. Теперь она скакала верхом через большую площадь от дворца Приама к Скайским Вратам среди приветствующих ее мужчин и женщин, которые высыпали на улицы. Только истерзанная горем Андромаха смотрела на нее с сомнением, полуспрятавшись за колоннадой дома Гектора.
– Гектор был воином, – сказала она тихо, – а это – молодая девушка, почти такого же сложения, как и я. Разве она под стать Ахиллесу, как она хвастает? Боюсь, она и в самом деле ничего не понимает в войне.
На мгновение горожане позабыли о Гекторе, поглощенные этим новым чудом, которое появилось, чтобы их спасти. Пенфесилея гарцевала на горячем белоснежном коне и от развевающегося гребня шлема до сандалий на ногах сверкала золотом. Хотя она была по-девичьи стройной, царица без усилий несла круглый щит с двумя пиками, закрепленными позади него, а правой рукой сжимала огромное копье. С широкого ремня поперек ее плеч свисал меч в ножнах из слоновой кости и серебра. Казалось, она носила свою тяжелую броню и управляла конем с легкостью и изяществом охотницы Артемиды. Позади ехала ее охрана – две пары амазонок. Все они были молоды, но ни одна не могла сравниться с царицей, чей шлем был небрежно откинут назад, открывая ее милое лицо, заливавшееся краской смущения, когда она приподнимала свое копье в ответ на приветствия троянцев.
Большие ворота распахнулись настежь, и скоро толпа орущих троянцев ринулась к позициям противника. Пенфесилея пустила своего коня в галоп и с боевыми криками поскакала в сопровождении своей охраны по равнине, за ней неслись колесницы принцев и бежали отряды легковооруженных пехотинцев.
Разведчики помчались в лагерь изумленных греков, чья армия оказалась совершенно неподготовленной к немедленной схватке.
– Они не посмеют на нас напасть, – сказал Ахиллес Аяксу, стоящему с ним у могилы Патрокла, где они приносили жертвы духу умершего. – После такого разгромного поражения они вряд ли представляют для нас опасность. Нет никакой надобности прерывать наш обряд.
Повсюду в лагере воины бросились к оружию и по мере готовности, не отличаясь согласованностью действий, выбегали на равнину. Пенфесилея со своими воительницами набросилась на них подобно богине войны.
Первыми вступили в бой с амазонками воины Протесилая, во главе с Подарком, братом погибшего героя. Шестеро из них пали от копья королевы и были растоптаны копытами ее кровожадного коня. Тем временем Клония, амазонка, находящаяся справа от царицы, сразила Мениппа, самого близкого друга Подарка. При этом сам Подарк с громким воплем нацелил свое копье в Клонию и, проткнув ее насквозь, стянул с коня. Пенфесилея, словно фурия, повернулась к нему и нанесла разящий удар поверх плеча. Кровь брызнула фонтаном, и Подарк умер на руках своих друзей, вынесших его с поля боя.