Александр Листовский - Солнце над Бабатагом
— Ничего, это не старый режим… Спросите, как его имя?
— Его зовут Парда.
— Постойте, а что это у него за значок? — разглядел Вихров на лбу юноши синюю шестиугольную звездочку.
— Он проданный в рабство… Если кого продадут, выжигают значок.
— Какое варварство, — ужаснулся Вихров. — Но ведь это давно запрещено.
— Мало ли что, — сказал Гриша. — Они из Восточной Бухары покупают… Ну, а женщинами и здесь тайно торгуют… Да, женщинам совсем плохо живется. Сами посудите. Ну, к примеру, бай Шер-Мухаммед старик уже, семьдесят лет, а младшей жене тринадцать…
— С этим надо кончать, — сказал Вихров.
— Товарищ командир, вот и обед наш поспел. — Гриша кивнул в сторону котла, возле которого старик повар раскладывал дымящийся плов в большие деревянные чашки.
— Какой вежливый и гостеприимный народ, — заметил Вихров.
— Да. Между прочим, они, говорят, еще вчера знали, что мы приедем.
— Знали? Кто же мог им сообщить?
— Длинное ухо, молва, — сказал Гриша. — А там кто его знает…
После обеда Вихров, договорившись с аксакалом, занял под гарнизон стоявший на холме и похожий на крепость большой зимний дом местного богача, который жил в летнем доме в саду.
Позвав Гришу, Вихров долго разговаривал с Пардой и пришел к убеждению, что с помощью юноши, хорошо знавшего кишлак, ему удастся сплотить дехкан против пособников басмачества — баев.
Было далеко за полночь, когда он вместе с Гришей вышел из балаханы на глинобитную плоскую крышу. В темном небе ярко сияли звезды. Вокруг стояла такая тишина, что слышно было, как внизу, под навесом, тяжело вздыхали лошади.
Во дворе послышались шаги.
— Кто это? — спросил Вихров, нагибаясь и примечая силуэт человека.
— Я, товарищ командир! — отозвался взводный Сачков.
— Чего не спите?
— Посты проверял.
Сачков постоял некоторое время, думая, что его еще о чем-нибудь спросят, и, не дождавшись, тихо пошел по двору.
Внезапно до слуха Вихрова донеслись какие-то странные звуки. Казалось, где-то плакал и смеялся ребенок.
Он прислушался.
Плач, теперь уже многоголосый, вдруг перешел в заливистый хохот.
— Что это такое? — спросил он у Гриши.
— Шакалы… Подлый и трусливый зверь. Все равно как эти баи, — сказал Гриша, кивнув на кишлак. — Я все думаю: пройдет несколько лет, и настанет здесь такая жизнь, что люди сами не поверят, как они жили когда-то. Да-а. А сейчас надо им крепко помочь.
— Конечно, — подхватил Вихров. — Для этого мы сюда и пришли…
18Заложив руки за спину, Петров ходил крупными шагами по большой сводчатой комнате штаба бригады и, обращаясь к сидевшим за столом Шарипову и комбригу Деларму, сердито говорил:
— Если мы отпускаем на все четыре стороны некоторых басмачей, захваченных в плен, то это объясняется тем обстоятельством, что среди них попадаются одураченные баями дехкане. Но это вовсе не значит, что мы должны церемониться с бухарской знатью, которая, прикрываясь кораном, развила яростную контрреволюционную деятельность! Я категорически настаиваю, чтобы приехавший в Каттакурган этот… как его… муфтий был немедленно арестован и передан Чрезвычайной Комиссии. Человек приезжает, агитирует против Советской власти, а мы должны смотреть на это спустя рукава?.. Ведь он же прямой пособник басмачества! И мы, члены тройки по борьбе с басмачами, должны это терпеть? Чепуха какая!
— Я согласен, что муфтий должен быть арестован, — сказал Деларм, потрогав серебряные газыри черной черкески.
— Нет, товарищи. Этого ни в коем случае нельзя допустить, — запротестовал Шарипов. — Муфтий — очень влиятельное лицо в мусульманском мире, и его арест может только возбудить-против нас широкие массы.
— Что же вы предлагаете? — спросил Петров, остановившись у стола.
— Предложить ему выехать из Каттакургана.
— Чтобы он мог продолжать свою агитацию в другом месте? — воскликнул Петров.
— Товарищ военком, поймите меня, ведь я вам только добра желаю, — мягко заговорил Шарипов. — Смотрите, как бы вас не обвинили в превышении власти.
— В превышении власти?
— Да. На бригаду уже поступил материал. — Шарипов достал из кармана блокнот и заглянул в него. — Вот, например, начальник гарнизона Ак-Тюбе допустил явное безобразие. По-моему, его надо немедленно отозвать.
— Кто у нас в Ак-Тюбе? — спросил Деларм, с беспокойством взглянув на Петрова.
— В Ак-Тюбе помощник командира эскадрона Вихров. Федин дал на него прекрасную характеристику. Гм… Странно. — Петров пожал плечами. — За эти два месяца он прислал нам около тридцати добровольцев в мусульманский отряд. Командир отряда Куц очень им доволен… А что такое Вихров натворил? — спросил он Шарипова.
— Отобрал рабочего у всеми уважаемого гражданина, старика Шер-Мухаммеда, и вдобавок ко всему избил.
— Кого? Рабочего? — спросил Деларм.
— Нет. Самого Шер-Мухаммеда, — поднимая палец, сказал Шарипов. — Потом самовольно занял дом Шер-Мухаммеда, а все его имущество выбросил вон. Говорят, много ценных вещей присвоил себе. Теперь меняет на кишмишовую водку. Каждый день пьян.
— Какое безобразие! — заметил Петров.
— Надо будет написать приказ об отстранении его от должности и предании суду военного трибунала, — сказал Деларм, поднимаясь со стула..
— Подожди, разберемся, — остановил его Петров. — Я это дело расследую, и если обвинения подтвердятся хоть наполовину, то разговор с ним будет короткий.
— Ну, мне, пожалуй, время идти, — сказал Шарипов. — В четыре заседание исполкома.
Он попрощался и вышел из комнаты. Петров молча проводил его взглядом.
— Какого ты мнения о Шарипове? — спросил он Деларма, когда за Шариповым закрылась дверь.
— Трудно сказать, — неопределенно пожал плечами Деларм. — Работает человек хорошо.
— Мне не нравится его позиция в отношении муфтия.
— Иван Ефимыч, как бы нам действительно не было неприятностей. Очень уж тут тонкая политика требуется. Да. Нелегко это все охватить и понять.
Вихров сидел в балахане и в ожидании обеда перечитывал директиву — инструкцию, недавно полученную из штаба полка. Инструкция предусматривала меры борьбы с басмачами и требовала изучения местного языка. Но с момента прихода гарнизона в Ак-Тюбе басмачи в районе исчезли, и хотя Вихров за время стоянки в кишлаке несколько раз ходил в горы, ему еще не пришлось встретиться с противником. С изучением языка дело обстояло несколько лучше, и хотя он первое время путал самые простые слова, все же за два месяца с помощью Гриши он научился немного говорить по-узбекски…
Вихров поднял голову и прислушался. За приоткрытой дверью говорили два человека. Вихров узнал их по голосу. Разговаривали Латыпов и Парда.
С первого же дня Латыпов взял под опеку молодого локайца, оказывая ему большое внимание и даже принялся учить его русскому языку. Парда со своей стороны платил товарищу самой искренней преданностью.
Сейчас, как понял Вихров, проходил урок русского языка. Он поднялся и заглянул в приоткрытую дверь.
Товарищи сидели близ стены на супе. Латыпов объяснял значение русских слов. Парда с широко раскрытыми глазами внимательно слушал его.
— Повтори, — говорил Латыпов. — Уртак — товарищ.
Юноша повторил.
— Нон — хлеб… Су — вода…
— Хорошо, — сказал Латыпов. — Мы с тобой будем теперь заучивать по десяти слов каждый день. Вот этаким манером.
— Вутедаким… — машинально повторил Парда. — Вутедаким! — Он рассмеялся, довольный, что подхватил новое слово. — Вутедаким манером, — произнес он медленно, стараясь запомнить.
Постояв в дверях, Вихров вернулся к столу и стал читать директиву. Он дочитал инструкцию до половины, когда в комнату вошел Гриша, сопровождаемый немолодым худощавым узбеком с мрачным лицом.
— Вот жаловаться пришел, — показывая на дехканина, сказал Гриша.
Дехканин горячо заговорил, то показывая на Вихрова, то ударяя себя в грудь кулаком.
— Что же вы нам рассказывали, что Советская власть защищает дехкан? Зачем вы нас обманывали? — переводил Гриша слова узбека.
— Я никого никогда не обманывал! — вспылил Вихров.
— Раньше, говорит, меня бил царский пристав, а вчера избила Советская власть! — перевел Гриша.
— Вихров с недоумением взглянул на Гришу.
— Пришел, говорит, жаловаться в Каттакурган, в исполком, что бай ему деньги не платит, а начальник милиции Улугбек камчой его избил!.. Видите? — Гриша снял тюбетейку с головы узбека и показал на кровавый рубец.
Дехканин плакал, размазывая рукавом пот по лицу.
— Ничего не понимаю, — сказал Вихров, пожимая плечами. — Может быть, он сам драку затеял?
— Нет, он говорит, пришел тихо, смирно.
— Ну, хорошо, ашна, успокойся. — Он положил руку ему на плечо. — Слышишь? Плакать не надо. Стой!.. А, черт, как это говорится! Гриша, скажите ему, пусть успокоится. Я сообщу обо всем в Каттакурган… А если он не хочет возвращаться к своему баю, то пусть поступит к нам в мусотряд. Я дам записку. Будем вместе бить басмачей.
