Александр Листовский - Солнце над Бабатагом
— Чай да сахар, товарищ взводный! — сказал Латыпов бодрым голосом, появляясь из мглы с уздечкой в руке.
— Садись. Кувырни чашечку, ежели сахар есть, — радушно произнес взводный. Как всегда, он был в прекрасном расположении духа.
— А вот у меня кишмиш, — предложил Барсуков, подошедший на голоса. Он присел на корточки и развернул мешочек с кишмишом.
— Давай, давай, с кишмишом можно и по две чашечки выпить. — Сачков взял вскипевший чайник и налил кипятку в железную кружку. — А ну, у кого есть — подставляй.
— А мне можно, товарищ взводный? — спросил молодой боец Гришин.
— Пей! Всем хватит… А ты что, заболел? — Сачков пытливо посмотрел на молодого бойца. — Что тебя скрючило?
— Что-то мне голову ломит.
— Голову?.. А ты хину принимал? — спросил Сачков.
Гришин молчал.
— Лякпом! Лякпом! — крикнул Сачков.
— А? — отозвался басом Кузьмич. Он лежал на спине в канавке между могилами, выставив свой толстый живот.
— Ты Гришину хину давал?
— Факт. Всем давал.
— А ты ее принял? — Сачков недоверчиво смотрел на бойца. — Ну, чего молчишь? Говори!
— Горькая она, товарищ взводный…
— Ну как вы, ей-богу, не понимаете?! — рассердился Сачков. — Как ребята малые. За всем надо смотреть… Иди, иди сейчас же к лякпому, возьми вторую порцию.
А потом чаю напьешься и хорошенько укройся. Возьми мот мою шинель. Мне и так жарко… Постой, — остановил он бойца. — Смотри, сколько могилок. Оренбургские казачки. А почему лежат? Потому, что хину не принимали. И ты тоже хочешь туды? — Он ткнул пальцем в землю. — Ну, понял? Ступай!..
Сказав это, Сачков тут же решил с завтрашнего дня сам присутствовать при раздаче хинина.
— Слушай, Латыпов, — сказал Барсуков, — чтой-то в Речице на смотру товарищ Буденный какого-то кавказца поминал? Кто он такой?
— Это он за Мишу Казачка поминал, — вспомнил Сачков, — Прозвище такое. А фамилия ему была Гудушаури. Вот был боец! Добрый. А в бою первой отчаянности человек. Старый. Годов пятьдесят.
— Больше, товарищ взводный, — сказал Латыпов.
— А может, больше. Я не считал… Он, как война кончилась, в бессрочный уволился.
— А потом, как Куцыбо ездил в отпуск, встретил его. Он в Пятигорске на работу устроился, — подхватил Латыпов. — Ему, как непьющему, поручили заведовать винным магазином.
— Каким там магазином — духаном! — вставил Сачков.
— Ну не знаю, как там оно правильно называется, — продолжал Латыпов. — Так Миша по своей доброте воспылал к беспризорникам. Стал наставлять их на правильный путь. Кого на работу, кого на ученье, кого в детский дом. Так беспризорники за ним толпой ходили.
— А тут несчастье случилось, — не вытерпел Сачков.
— Погодите, взводный, я доскажу. Да, тут действительно нехорошо получилось. Один беспризорник свистнул у Миши всю выручку. Ну Миша, конечно, в полное остервенение пришел.
— Известно. Кавказец. Горячий человек, — опять вставил Сачков.
— А надо сказать, что Миша, как с фронта пришел, так все свое оружие под прилавок убрал. Ведь у него прямо склад был: винтовка, шашка, обрез, два пистолета и ручных гранат сколько-то. Вот он хватил пистолет и пустился за вором. На весь Пятигорск пальбу открыл! Ну, конечно, милиция. Куда деваться? Пришлось Мише в свой погребок отступать. Бочку к дверям подкатил, оружие на прилавок выложил. Попробуй возьми! Милиция ему кричит: «Миша, сдавайся!» А он: «Нет, — говорит, — только одному Буденному сдамся!» В общем, в полную отчаянность пришел. И, конечно, плохо бы кончилось, если б не один человек, бывший военком эскадрона связи Первой Конной армии. Фамилию его забыл. Он вынул белый платок, ну вроде как парламентер, подходит к духану и говорит: «Миша, ты меня знаешь?» Тот выглянул, посмотрел. «Знаю», — говорит. «А мне сдашься?» «Сдамся!»… Вот так и кончилось.
— Ну и как же, судили его? — спросил Барсуков.
— Нет. Старый человек. Да и раньше очень хорошим себя показал. Только оружие отобрали. Ну и с Пятигорском пришлось расстаться. Уехал к себе.
Из тьмы появилась высокая фигура Харламова.
— Ребята, чего это вы тут полуночничаете? — заговорил он. — А ну, давай живо спать! Завтра выступаем в четыре часа. Стало быть, по холодку. Пока не жарко. Ложитесь!
17Выступив на рассвете из Каттакургана, Ладыгин вел эскадрон быстрым маршем, чтобы засветло достичь кишлака Ак-Тюбе, а главное, поскорее уйти в горы, где, как говорили, малярия была не так страшна, как в долине. За эту ночь в эскадроне заболело семь человек. Всех пришлось оставить в тыловой части полка.
Стоял удушающий зной.
Эскадрон двигался по залитой солнцем долине. Справа от дороги зеленели сады. За ними, в глубине, виднелись предгорья. Слева простиралось ровное поле с тянувшимися вдоль арыков длинными рядами серебристых тополей. Раскаленный воздух дрожал и струился, и казалось, что и неровная кайма дальних гор тоже струится и вот-вот поднимется в ярко-синее небо.
Впереди показалась горбатая арка моста. Под ней быстро бежала бурая, как кофе, вода. У въезда на мост стояли три красноармейца в обмотках. Один из них, высокий, с простодушным восхищением смотрел на всадников, сидевших на рослых, упитанных лошадях. Он толкнул локтем товарища и, кивнув в сторону колонны, сказал:
— Так вот они какие, буденновцы! Ну, эти-то басмачам духу дадут.
Вихров, ехавший позади эскадрона рядом с Харламовым, остановил лошадь.
— Ну, как воюете, товарищи? — спросил он, обращаясь к бойцам и с любопытством оглядывая их дочерна загорелые лица.
— Да разве это война, товарищ командир?! — наперебой заговорили красноармейцы. — Он конный, а мы пешие. А разве пешему за конным угнаться. Давно вас ожидаем. Тут третьего дня опять банда на кишлак налетела. Ужас, сколько народу побили. Мы пока успели добежать, их уже и следу нет, в горы подались.
— Их за то побили, что они отказались собирать деньги для эмира, — пояснил низенький красноармеец в расстегнутой гимнастерке.
— Далеко ли едете? — поинтересовался высокий боец.
— Далеко, — сказал Вихров. — Ну, мне, товарищи, надо спешить. Прощайте пока.
— Счастливый путь!.. Да, слушайте, впереди не сам ли товарищ Буденный поехал? — понизив голос, спросил с таинственным видом высокий боец.
— Нет. Это наш командир эскадрона, — сказал Вихров, улыбаясь.
— А-а-а, — разочарованно протянул тот. — А я гляжу, уж очень с виду геройский. Не иначе, думал, Буденный.
Колонна подходила к кишлаку Митань. Здесь с полуэскадроном должен был остановиться Ладыгин. Вихрову с остальными бойцами предстояло двигаться дальше, до кишлака Ак-Тюбе.
У развалин хлопкового завода эскадрон спешился. Завод был сожжен басмачами. На заросшем травой дворе валялись обгоревшие горы хлопка, разбитые бочки и осколки стекла.
— Вот бандиты что делают, — заметил Иван Ильич, оглядывая двор и передавая лошадь ординарцу Крутухе, молодцеватому бойцу из терских казаков. Потом он присел в тени на кучу хлопка и, подозвав к себе Вихрова, сказал ему, что тот может двигаться дальше.
— Смотри, Алексей, действуй осторожно, не зарывайся, — поучал его Ладыгин, ласково глядя на него своими мягкими карими глазами. — Теперь ты будешь подчиняться непосредственно командиру полка, но и со мной поддерживай связь.
— И в точности выполняй инструкции комиссара, — добавил подошедший Ильвачев.
Вихров пообещал, что все будет исполнено в точности, и, получив разрешение, отправился в путь. Ему предстояло пройти около двадцати верст, и он, взглянув на часы, решил, что еще засветло достигнет кишлака Ак-Тюбе.
Дорога шла по предгорьям, то поднимаясь на гребни возвышенностей, то опускаясь в долину. Рядом с Вихровым ехал переводчик, здоровенный добродушный малый лет двадцати трех. Когда Вихров спросил, как его имя и отчество, тот сказал, что все зовут его Гришей, а отчество ему ни к чему, и просил звать его только по имени. Из разговора Вихров узнал, что до революции Гриша работал молотобойцем в Ташкенте, где он родился и вырос, гражданскую войну провел в Семиречье, а теперь, вот уже месяц, служит в мусульманском отряде по борьбе с басмачами.
— Народ здесь замечательный, трудолюбивый и ласковый, но до того забитый, что вам сперва странно покажется, — говорил Гриша, — Да вот недавно случай был. Послали меня разыскивать одного командира, который выступил в горы с отрядом. Ну и что же? Приезжаю в один кишлак, спрашиваю жителей — не проезжал ли здесь такой командир. В общем, приметы даю. Правильно, говорят, такой человек проезжал. Да разве это командир? Попросил воды напиться, да и поехал. Вот прошлый год, говорят, заезжал к нам командир Сашка Черный с отрядом. Так Бабаяру полбороды оторвал, Ишанкула плеткой избил. Вот это действительно командир, говорят…
— Ишь ты… гм… — протянул Вихров, с сомнением глядя на Гришу. — А кто такой. Сашка Черный?
