Игорь Олен - Инкские войны. Incas
Весь окровавленный, Пако бился и вскрикнул, чувствуя сзади руку. «Ты, Пако?» – «Инка-по-милости?!» – «Храбрый ты… Ясный День зовёт». Вырвавшись, поплелись на холм. Император ткнул скипетром павшего ниц Пако.
– Вновь ты?! Кто морем к зверю плыл?! Будь сотник! Айау хайли!!
Гвардия подхватила: «Хайли!»
Пако стыл, опоясываем красным поясом.
– Ну, иди, покажи, как злодеев бить!
Раненых несли в лагерь; знахари лили в раны всякие эликсиры, пришёптывали, сыпали в пламя травы. Многим давали водку для ампутации…
Солнце пал в холмы. Стяги в ставках сторон качнулись. Раковины провыли, инки попятились…
Среди мёртвых воины ели. Главные пяти тысяч («мастера боя») и генералы (темники) собрались и пошли к шатру на совет к Сыну Солнца. Тем и тем жёлто-красные нити крыли виски, и до плеч почти висли ушные диски, как и положено инкам крови. Только куда там мастеру боя Пáваку до Йупанки – родича, но от брака славного предка со старшей женой, не с младшей? Что даже доблестный Синчи-рýка – только лишь сын наложницы?
САМ прихромал.
– Потери!
– Малые – восемь тысяч! – скалился Синчи-рýка. – Живы все лучшие, вроде Пако. Завтра погоним злыдней к пяткам Южного Края!
– Я потерял пять тысяч двести, – темник Йупанки начал; пламя костра осветило помятую золотую броню его. – Надо ввести в бой самоотверженных.
– Да! – загорелся шеф гвардии Урку Инка.
– Солнце не даст победы, – молвил Йупанки, – если…
– Даст!! – император трясся. – Ты нам, Йупанки, как косоплёт врёшь, хоть сам – гривастый! Ты Титу Йáвару трон хочешь?! Или собаке Синчи Йупанки, старому горлодёру? Где нам людей взять, думал?! Скольких на севере держим, в Чиму и Чачапуйе, знаешь? Скольких мы держим в Куско, чтоб пугать косоплётов? Сколько Ольáнтая стерегут? Ждут, на две ноги охромеем?! Нет, дождь им в засуху! Всех уложим! Слуг в бой пошлём, сынов малых! Но врагов кончим!
Утром, воззвавши к Солнцу, он разместил рать с гвардией в центре.
Вот стяги вскинулись. Воины, завопив, рванули. Толпы мапуче вышли навстречу. Сталкивались секиры, камни крушили плоть. Сея смерть, мчал в носилках блистательный Урку; дротик пронзил доспехи. Вставши, будто держась за Солнце, юноша рухнул. Через мгновение голова его была в длани мапуче ростом с утёс, устрашая всех.
Император рванул ворот с визгом.
Вáрак пустился в бой. Необорный гигант, смеясь, тряс мечом. Вáрак с лёту ударил его в лоб секирой – и поволок. Инки, плача, сожгли осквернителя инкской плоти.
Людской лес трещал до сумерек. Пако, обороняя пах, вскинул ногу. Каменное остриё пронзило кость… Пятились друг от друга. Арауканы смотрели, как уволакивают вождя с красным поясом, нога тащится.
Раненых снесли в крепость.
Дождило. Пахло цветами и травами, если не дуло с поля сражений. Возле костров беседовали. «Пóкес все полегли». – «Правда… И у врагов негусто». – «Воняют-то, из кого души вышибли…» Угнетал сон…
Дождливой зарёй проснулись. Падая и скользя, построились. В красных носилках, в стёганой чёрной рубахе стыл император с мечом и пращой в ладонях. Красная бахрома лезла ему на глаза под шлемом.
– Соколы! Наш сын Урку, он отбыл к Солнцу и рассказал о гадах. Солнце хотел их сжечь… Можем ли утруждать? Не можем! Мы попросили скрыть гнев за тучей. Сами врага побьём!
Войско смотрело к югу.
Там в дожде – толпы, злые, недвижные.
Рать разъярилась. «Уах! Из-за них сдыхай!!» – «Как колы, торчат!» – «Гады упрямые, дьявол на них!» – «Айýски!» Последнее было матом.
Сшиблись.
Темник Йупанки бился безостановочно и, как пали носильщики, бился пешим. Доблестный Синчи-рýка дрался без жалости. Бился сам император. Сломав стрелу, что пробила нагрудник, он из пращи метал самородки золота и смарагдов.
Некий мапуче тряс пикой с криком:
– Я Кила-кýра, великий вождь!
Самородок разбил ему рот.
– Хайли!!
– Хайли-ахайли!! – гвардия пошла в бой.
Выпрыгнул из туч луч… Инки близились к вражьей ставке… Гром вдруг ударил, смерклось… и хлынул ливень. Из лесу выбрели толпы в шкурах… Бились до темноты, ни наступая, ибо силён враг, ни отступая, – ибо таков приказ божества с двумя перьями коре-кенке над красной налобной тканью. Ливень, не унимаясь, тёк по щекам его.
Ночью остатки войск инков скрылись за Маульи.
Арауканию покорила история, – не захватчики. В восемнадцатом веке Испания официально признала её суверенность.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
предоставляющая возможность понять, сколь
дружно жили те инки, отмеченные добродетелью, и сколь тяжки заботы о благе и процветаньи
подданных, никогда, кстати, не бунтовавших…
Куско сиял, пах дымом, свежестью. Двигался караван вьючных лам с альпаками. Семенили, скручивая веретёнцами пряжу, женщины. Шли кураки.
У Дома Советов – тьма паланкинов. Все златоухие, прибывая, взбирались крутой узкой лестницей к входу сплошь в золоте, и, коридорами, достигали в конце концов зала с Холмом в средине, венчанным троном. По склону – серебряные (у подножья) и золотые (вверх) табуреты.
Как все расселись, поднялся худой длинный инка Амару Тýпак, канцлер.
– Всесильные! Набольший Господин велел доложить законы. Я как Вещающий скажу первый закон, земельный. Синчи Йупанки – Вождь Нижнего Куско43 – пусть возражает… – он глянул, и седовласый, с гривой, старик, сидевший внизу, кивнул.
Амару Тýпак вёл:
– Закон отдаёт право собственника единственному – владыке. Инки, и óбщины, и кураки, какие б ни были, больше не собственники в рассужденьи: Набольший дал – он взял. Инки, óбщины и кураки землями наделяются впредь за службу Набольшему владыке. Причин бунтовать не будет, знай злодей, что живёт на земле царя царской милостью.
Титу Йáвар (шеф Верхнего Куско) с Синчи Йупанки (шеф Нижнего Куско, так называемый Вождь Кусканский) переглянулись.
– Всяк глава рода, – канцлер продолжил, – сколько ни есть их: чима-панака, айльу-панака и остальные, – властен, точно наместник эры аймарского Чучи-Кáпака. Ныне любой из вас – член Совета – правит таким числом óбщин, коим владел Йáвар Вакак – инкский последний вождь при аймарцах и твой отец, Титу Йáвар. Этим должны мы Династии, кончившей распри инков. Днесь Нижний Куско знает, что он не в меньшей славе, чем Куско Верхний, что серебро под его ягодицами чтится как золото. Ибо чтó семя мужа без лона женского, Верхний Куско без Нижнего, давшего Перво-Инку, славного Мáнко Капака, и жену его, первую койу, луннорождённую Маму Óкльо? (Гривастые подобрели). Кровь Пача Кýтека – сын его Тýпак Инка возвысил инков, не глядя, кто «верхний», кто «нижний», дал им вселенную Четырёх Сторон Света. Инки – оплот Династии! Слушайте: Чáва Инке, викакирау, сдать вотчины и быть в Чиму наместником; Ильма Инке, викакирау, сдать Писак44 и стать наместником в Тукме; тебе, Вождь Куско, из Кота-нéры и Кота-пáмпы45 выехав, получить взамен лен восточней – Пóкес и Кáнку.
– Дерзость! – яростно заскрипел Титу Йáвар, швырнув себе в ноги нюхательного табаку, что нюхал. – Пóкес и Кáнку лучшие земли края, где я наместник! Нашему роду смерть идёт!
– Оскорбительно! – сжав кулак, крикнул снизу Синчи Йупанки (он же Вождь Куско), старичок с перцем. – Чима-панака исстари вожди кéчуа! Как так – сдать Кота-нéру и Кота-пáмпу?!
– Писак мой! – ревел дюжий Ильма. – Псу под хвост Тукму!
Инки полезли на Холм, ругаясь. Скучившись подле трона в самом вверху, инка-панака, стриженные коротко, защищались. Сгорбленный одноухий старик хрипел:
– Убью!!
Все сникли.
– Хватит, всесильные, – поддержал Анта Кена, бледный от страха.
И златоухие разошлись.
– Сидим-слушаем, не то я, Вáман Ачачи, косы вам откромсаю. Дальше вещай, брат.
Амару Тýпак, кашлянув и зардевшись болезнью, хлопнул в ладоши. Слуги втащили макет с золотыми хребтами и изумрудными чащами.
– Срок решить и вопрос восточный. Помним вторженья при Пача Кýтеке, побудившие возвести Саксавáман… – Указка качнулась к крепости на макете в северной части Города. – Помним рейды на чунчу и мýсу. И помним áнти – орды Ольáнтая. Ни одна Сторона не грозит, как эта. Диким, что в Чили, месяц пути от нас, не семь дней, как чунчу, и не два дня, как áнти, людям Ольáнтая. Замирённые чунчу и мýсу шатки; только хананцы с их Руми-Ньáви верные, прочие же с Ольáнтаем могут выступить каждый миг, известно.
Центр и север инкской империи Тауантин-суйу
– Требую защитить край Пóкес и Кáнку! – встал Вождь Кусканский. – Самоуправно вы взяли вотчины, а дарованные имения объявляете полем битвы?! Власть проявилась! Ждёт, чтоб молили, клянча защиты, и чтобы кланялись их чиновникам?! Триста лет род мой пестовал кéчуа – нынче вдруг мне дают окраины: пусть-де чима-панака их окультурят. Речь твоя, Амару Тýпак, сластит бесчестье! Нас с твёрдой почвы тащат в болото, чтоб мы тонули. Что нам мошна без власти? Чимуский Минчансаман-царь носит руно, ест с золота – но любой мелкий инка ему начальник… В общем, вопрос земельный выбил с нас перья, восточный – выкручивает крылья. Выиграли – инка-панака! Всесильные, губим себя, поддавшись!
