Алоис Ирасек - Скалаки
Когда она оделась, старик и Микулаш вошли опять.
— Ты устала, иди спать и ничего не бойся, бог всюду. Развесь как следует платье. Так, теперь иди за мной. — И, взяв лучину, старик пошел впереди.
Лидушка пожелала Микулашу доброй ночи; но тот сидел у стола, подперев голову сильной ладонью, и ничего ей не ответил. В сенях старый Скалак показал на лестницу и сказал:
— Полезай на чердак, там есть сено, заберись в него, другого места у нас нет.
— Бог вас наградит. Доброй ночи! — Девушка оглядела себя. Одежда на ней висела, как на вешалке, юбка была слишком длинна. В другое время она рассмеялась бы над своим видом.
Ласковый старик ушел, и девушку окутала тьма. Дальше она пробиралась ощупью, пока не почувствовала под ногами сено. Тогда Лидушка опустилась на мягкое, душистое ложе. Ей захотелось помолиться. Она начала читать «Отче наш»… Губы ее шевелились, но в голове были совсем другие мысли! Сколько впечатлений за сегодняшний день!.. Пошла за кореньями, которые были только у одной старушки, живущей под Туровом. Самой ей тоже хотелось видеть эту гору, о которой она столько слыхала. Происшествие в лесу, охота, князь, Иржик — все это пронеслось у нее в голове. Затем вспомнилась страшная дорога в лесу. От колодца Лидушка свернула влево, вскоре ее настигла буря. Ей пришлось прятаться под деревьями. Но когда и здесь ее доставал дождь, приходилось искать иное убежище. Обратно идти она не могла, было необходимо во что бы то ни стало добраться до деревни. И девушка заходила все дальше и дальше в лес. Она прикрылась платком, натянула на голову верхнюю юбку. Весь лес кругом стонал и качался. Молнии озаряли стволы деревьев, между деревьев неслись целые потоки, ноги скользили по мокрой земле. Лидушка часто натыкалась на колючий кустарник. В отчаянии она остановилась, сопротивляясь ветру, и стала кричать изо всех сил, но голос ее замирал в темноте. Вскоре Лидушка поняла, что кричать бесполезно. Тогда она пошла дальше, продолжая натыкаться на стволы деревьев, пока, после долгого и мучительного пути, не увидела огонек одинокой затерявшейся лачуги. Снизу доносился шум воды, и Лидушка, идя на свет, осторожно пробиралась сквозь кустарник. Остановившись у маленького окошка, она увидела только приветливое лицо старика. Микулаша, сидевшего спиной к окну, она не могла разглядеть. Когда Лидушка услышала имя Иржик, она догадалась, что ее спаситель был из семьи Скалаков. Имя Марии ей тоже было знакомо по рассказам «дядюшки».
Да, она у Скалаков, на ней платье Марии, но где же несчастная? Может быть, умерла? А моим защитником стал тот маленький мальчик Иржик. «У меня нет имени», — сказал он ей в лесу. Да, он не смел назвать свое имя. Где же он теперь, в такую бурю? Не преследуют ли его? Она опять начала молиться, но губы ее двигались все медленнее и медленнее. После такого купания было очень приятно лежать в сухом платье, на мягком душистом сене и временами слышать, как налетевший из лесу ветер сбрасывает на крышу дождевые капли. Молясь за Иржика, Лидушка уснула.
Глава седьмая
ТУРОВ
В Находских владениях, над деревней Рокетник, возвышается лесистая гора Туров, которая пользуется здесь такой же легендарной славой, как гора Бланик во всей Чехии. К Турову-то и направлялась Лидушка.
Когда она проснулась после крепкого сна, уже совсем рассвело. В сенях и хате было тихо. Перекрестившись, девушка сошла вниз. В лесу царило спокойствие. Только ручей у избушки шумел сильнее обычного. Сбежав к нему, Лидушка умылась. Лицо ее раскраснелось, глаза заблестели. Ей было привольно и легко, как птичке, которая весело распевала где-то вблизи. Лидушка вернулась в тихую хижину. На убогой постели лежал старый Скалак; Микулаш уже давно ушел на работу. Бледное лицо старика выражало страдание, но все же он приветливо поздоровался с девушкой и указал ей на очаг, где стоял горшочек молока и лежал кусок хлеба.
Он снова стал расспрашивать ее, откуда она и куда идет, забыв, что вчера вечером она уже обо всем поведала.
— Иду за кореньями для бабушки, у нас таких нет.
— Как зовут твою бабушку?
— Бартонева.
— Не помню что-то. Вы переселились в деревню Ж.?
— Мы живем в усадьбе «На скале» у Балтазара, — как-то несмело сказала Лидушка, и глаза ее с испугом и в то же время испытующе уставились на старика. Вчера при Микулаше она этого не сказала. Но ей хотелось знать, не ошибается ли она в том, кто перед ней, и если это Скалаки, то что они думают о «дядюшке», который хозяйничает там, где прежде жили они.
Старый Скалак вздрогнул и, опустив голову, глубоко вздохнул. Лидушке показалось, что он как-то сразу побледнел, и ей стало жаль бедного старика. Она сделала движение, желая подойти к нему и спросить, не нужно ли чего.
— Подожди, девушка, постой на месте, — поднимаясь с трудом, сказал старик. — Когда я смотрю на тебя, мне кажется, что вижу покойницу Марию. Она была немного повыше, но в этом платье ты все же напоминаешь ее. — И, сжав высохшие руки, он долго смотрел угасшим взором глубоко запавших глаз на девушку, одетую в платье его дочери. — Ну, хватит, хватит, — прошептал он, — в глазах у меня все расплывается. — Старик был глубоко взволнован. — Переоденься, девушка.
Отойдя в сторонку, Лидушка быстро переоделась в уже просохшее платье. Теперь, когда она была в своей одежде, ей казалось, что старик уже не вспоминает о дочери.
— Что делает Уждян? — спросил старый Скалак. — Я знал его. Как он поживает?
— Жив, здоров. Что передать ему?
— Вряд ли он меня помнит, — уклончиво ответил Скалак и, закашлявшись, снова опустился на подушки.
Поблагодарив старика, Лидушка собралась в путь.
— Сын-то ушел в лес, а мне не под силу тебя проводить. Но ты иди все время вдоль ручья, пока не выйдешь из леса, а потом лугом, тропинкой вдоль опушки до самого склона. Оттуда как раз и увидишь Рокетник и Туров.
Лидушка вышла. Отойдя немного, она оглянулась на лачугу, едва видневшуюся в ложбине за деревьями и густым кустарником, и стала пробираться по узкому берегу ручья. Чистый воздух был напоен ароматом леса. Лидушка набросила на плечи белый платок. Утром в лесу стояла прохлада. Проворно, как лань, пробиралась она по узкому берегу ручья, ловко цепляясь за прибрежные стволы, перепрыгивая с камня на камень. Берега зеленели папоротником и щавелем. Утренний ветер шумел в верхушках деревьев, спускавшихся к ручью, вокруг раздавались птичьи голоса. Местами берег был непроходим — густой кустарник подступал к самой воде, и Лидушке приходилось обходить эти места, взбираясь на откос, а потом вновь спускаться к ручью. Она почти не обращала внимания на темный, печальный лес и душой все еще была в избушке, рядом с ее обитателями. Там, в полном одиночестве, лежит старый больной Скалак, и никто за ним не ухаживает, его внук Иржик помогает чужим людям и не знает, что дедушка заболел. Но что это? Далеко в лесу слышатся глухие, тяжелые удары — там, видно, трудится Микулаш, он рубит деревья или выжигает уголь.
Кто же повинен во всем этом?
Впервые в жизни сердце девушки наполнилось чувством горечи. Разве мир создан только для одних господ, а все остальные сотворены лишь для того, чтобы терпеть от них мучения и издевательства? Почему они пользуются такими правами и привилегиями? Лидушка и раньше слышала жалобы крестьян и рассказы о страданиях крепостных. Она знала о судьбе Скалаков, но картина оказалась еще более мрачной, когда она собственными глазами увидела их бедственное положение. Да и на себе Лидушка уже испытала, каковы господа.
Ущелье постепенно расширялось, открывая голубой небосвод с белыми облаками. Лидушка очутилась на опушке леса. Перед ней раскинулась долина. Тут и там между деревьев виднелись домики, а далеко на горизонте в прозрачном воздухе синели чешско-кладские горы. Повернув влево, она пошла по лесной опушке до крутого подъема. Туров был уже недалеко. Под этой горой в бедной хатке жила старуха, которая, как и старая Бартонева, была знахаркой.
В это время на вершине Турова в тени могучих старых буков отдыхал Иржик. Возле него лежали цимбалы. Свернутая куртка служила ему подушкой. Шапка свалилась с его головы, и ветерок, играя черными кудрями, овевал отважное лицо Иржика. Он спал.
Утром, после ночной бури, вдова с Мартиновской усадьбы напрасно разыскивала паренька, который так помог ей в трудную минуту. Он исчез задолго до рассвета, взяв незаметно свои цимбалы. Иржик направился к Рокетнику.
Почему он пошел к Турову?
Он надеялся встретиться с той, о которой думал вчера в Мартиновской усадьбе. Он все беспокоился, не случилось ли с ней чего-либо в бурю.
Воспитанный иначе, чем другие деревенские дети, Иржик не знал радостей детства, как они, и уже в раннем возрасте испытал все тяготы жизни. Роковая ночь в усадьбе «На скале» оставила неизгладимый след в его душе. Больше всего любил он свою семью и уже ребенком видел ее муки и унижения. С тех пор всей душой возненавидел Иржик виновника всех этих несчастий. В нем текла горячая отцовская кровь. Живя в полном одиночестве, семья терпела крайнюю нужду. Молодая тетя Мария, заменявшая ему мать, скончалась. Ее смерть была на совести господ. Мальчик видел угасающего деда, угрюмого, измученного отца. Он рос, как одинокое дерево, и мог бы вырасти ожесточенным и одичалым, если бы не добрый и кроткий дедушка, который, следуя заветам своей веры, учил его находить в себе силы безропотно сносить все невзгоды и прощать людей. Иржик глубоко чувствовал несчастье своей семьи, он познал и страдания, выпавшие на долю крепостных, но чувства эти наводили его на странные мысли, сходные с мыслями его отца. Дед уповал на божью волю, а Микулаш отступал от заповеди, жаждал отомстить за себя и за своих близких.
