Алоис Ирасек - Скалаки
— Боже мой! Господа попали в грозу, — говорила хозяйка свекру. — Ну, а Франтина, наверное, на панском дворе. Христос с нами! «Отче наш, иже еси на небесех», — молилась она, зажигая сретенскую свечку.
Иржик сквозь сумрак видел, как из леса проскакали два всадника. Едва они исчезли в темноте, вновь за окном промелькнуло несколько фигур. Люди бежали мимо березняка к ближайшей деревне. Спасаясь от ливня, они, словно ряженые, накинули на головы куртки и исчезали во тьме.
Иржик знал, что это были люди из княжеской свиты, искавшие смельчака, который напал на молодого князя. Усталые, промокшие, они возвращались ни с чем.
Камердинер нашел своего господина под деревом. Израненный, он был без чувств. Когда камердинер уже поднял князя, чтобы положить его на свою лошадь, к нему подбежали охотники, которые видели мчавшегося через поляну княжеского коня. Испуганное животное удалось поймать только у шатра. Мадемуазель фон Стреревитц, услышав шум, забыла о своей болезни и выбежала из шатра. Увидев окровавленного коня, она вскрикнула и попятилась назад. Вскоре доставили и всадника. Правда, доктор, пробужденный от приятных сновидений, признал ранение пустяковым, охота, однако, была испорчена. Все стали готовиться к возвращению в замок. Два охотника на конях во главе загонщиков бросились искать преступника. Но напрасно. Он спокойно сидел в Мартиновской усадьбе, задумчиво глядя в темноту ночи.
— Что с тобой? — спросила его хозяйка.
— Сохрани бог тех, кто теперь в лесу или в чистом поле.
— Правду говоришь! «Отче наш, иже еси…» — молилась хозяйка, ей вторил мальчуган, а губы старца тихонько шевелились.
Иржик встал и, пожелав им спокойной ночи, сказал, что идет спать на чердак.
В доме «На скале» в эту ночь тоже не спали. В тревоге за внучку старая бабушка молилась при свете сретенской свечи, шепча молитву против грозы. Полуодетый Балтазар Уждян, сидя на постели, разбушевался, как буря на дворе.
— Леший тебя дернул послать Лидушку так поздно за этой медуницей. Гроза застала ее в лесу либо в поле. Черт подери, вон что делается, — ворчал он, прислушиваясь. — Это нагонит страху и на старого кавалериста, не то что на девочку.
Глава шестая
МАТЕРНИЦКАЯ ПУЩА
В те времена, когда происходили эти события, в Находском панстве было много старых и обширных лесов.
Вблизи границ Находского панства и владений Полицкого монастыря тянется большой лес; часть его, где узкая долина проходит между высокими лесистыми холмами, известна в этих местах под названием «Матерницкой пущи». Нынче здесь кругом шумит молодой лес, но в те времена, о которых мы говорим, Матерницкая пуща была дикой, непроходимой дремучей чащей, разросшейся на крутых склонах.
В тот вечер, когда над Мартиновской усадьбой и в ее окрестностях разразилась страшная буря, в пуще был настоящий ад: непроглядная тьма окутала долину, лил дождь, в лесу бушевал ураган, выворачивавший с корнем сухие и слабые деревья. Раскаты грома следовали один за другим, вздувшийся ручей бурлил, кипел, разбиваясь в темноте о камни.
В самом узком месте долины, где между подножьями холмов протекал ручей, на густой кустарник, склонившийся над водой, падал красноватый свет. Этот свет исходил из маленького окошка старой избушки, скрытой в ложбинке склона, словно она спряталась там от посторонних взглядов.
В убогой светелке горела лучина, воткнутая в щель стены. У грубо сколоченного стола сидел седой как лунь, дряхлый, сгорбленный старик. Густая сеть морщин покрывала его лицо, кроткие глаза придавали ему выражение смирения и покоя. Увидев в окошко этого старика, каждый тотчас же, не колеблясь, постучался бы в дверь и попросил бы приюта. Но вряд ли кто-нибудь решился бы на это, если б заметил смуглолицего высокого человека, который развешивал на стене мокрый плащ.
На его угрюмом лице с орлиным носом и крепко сжатыми тонкими губами из-под густых бровей смотрели серые глаза. Это был Микулаш Скалак, бывший владелец усадьбы «На скале», вынужденный с отцом, сестрой и сыном бежать от господского гнева в эту глушь.
В ту морозную ночь, когда по совету старого драгуна они покинули свой дом, им пришлось брести по глубокому снегу, словно затравленным зверям. Многое они претерпели, особенно больная Мария, скрываясь поодиночке в соседнем панстве, пока не нашли этой лачуги. Верный Цыган не следовал за ними по их скорбному пути, он околел от ран, полученных в борьбе с камердинером.
Беда и нужда преследовали их; немало хлебнули они горя.
Когда же растаял первый снег и вновь буйно зазеленели леса, бедная Мария, так и не оправившаяся от болезни, тихо угасла на руках своего отца.
С этого момента ее брат стал еще более угрюмым и неразговорчивым. Старику казалось, что сына постоянно одолевают какие-то тяжелые мысли.
Они прожили несколько лет в этом тихом укрытии, но тревога и беспокойство так и не оставляли их.
— Я думал, что ты не придешь в такую бурю, — сказал старик.
— Я задержался в лесу. Сегодня недалеко от нас была панская охота. Один человек, который пришел оттуда, рассказал, что там кто-то хотел убить молодого князя.
— Но не убил?
— Нет, удар пришелся по коню. А жаль!
— Микулаш! — вскричал с укором старик.
— Это он нас выгнал из дома, это он загубил Марию, это он…
— Молчи! «Мне отмщение, и аз воздам», сказал господь. Подай библию, Микулаш.
Плечистый Микулаш послушно, как ребенок, отодвинул в углу шкафчик, приподнял половицу, достал из тайничка большую, толстую книгу и положил ее на стол.
Старый Скалак зажег новую лучину и попросил сына почитать вслух. В семье издавна был обычай каждый вечер, а когда можно, то и утром, читать что-нибудь из этой книги, но только в полном уединении. Никто не должен был видеть ее, хранимую в строгой тайне, как драгоценный клад. Они унаследовали эту книгу от своего предка, «крестьянского офицера». Его потомки находили в ней совет и утешение, берегли ее, как величайшее сокровище. И так же, как эту книгу, свято хранили они веру своих отцов. Скалаки всегда к «Общине чешских братьев», жили согласно их учению и этим отличались от соседей. Внешне, как это приходилось делать тогда «братьям» и протестантам, они признавали католический обряд.
Микулаш склонился над книгой и уже стал читать, как вдруг раздался стук в двери. Он выпрямился.
— Это не Иржик, — сказал он и вопросительно посмотрел на отца.
— Иди открой, но книгу…
Сын молча поднялся и в мгновение передвинул шкафчик на место.
— Кто там? — сурово спросил Микулаш, выйдя в сени.
— Откройте, пожалуйста, — отозвался слабый голос. Деревянный засов упал, и в лачугу вошла девушка. Старый Скалак, стоя посредине комнаты, пытливо разглядывал незнакомку. Она промокла насквозь, ее влажные растрепанные волосы прилипли ко лбу. Юбка на ней была в грязи и во многих местах разорвана, ноги поранены. Это была Лидушка. Робко глядя на хозяев, она сказала молящим голосом:
— Я заблудилась в этом большом лесу, разрешите мне побыть у вас до утра.
Лицо Микулаша утратило строгость. Старый Скалак пригласил ее сесть.
— Найдется там что-нибудь поесть? — спросил Микулаш.
— Я оставил Иржику, но он уже не придет. Возьми в печи. Девушка, сидевшая на скамейке с опущенной головой, услыхав имя «Иржик», вздрогнула.
— Откуда ты? — спросил старый Скалак.
— Иду из деревни Ж.
— Вон откуда! Так! — И мужчины переглянулись. — А как же ты заблудилась?
— Я пошла на Туров за кореньями для бабушки. Вышла в полдень и задержалась в Б-ском лесу. — Тут Лидушка запнулась. — У колодца меня застала буря и темень, я шла, пока не заметила ваш огонек.
— Видела ты в Б-ском лесу панскую охоту? Правда, что хотели убить князя? — спросил Микулаш.
— Нет, не хотели… Он только, — добавила она решительно, — хотел помочь. — И замолчала.
— Кто он? Кому помочь? — быстро спросил Микулаш. Лидушка покраснела. Нехотя, с паузами она в конце концов рассказала все, что знала. Взор Микулаша загорелся грозным огнем, кулаки его сжались.
— Бедная девочка! — сказал сочувственно старый Скалак. — Микулаш, давай-ка сюда еду. — И он подал Лидушке горшочек молока и кусок хлеба.
Пока она ела, старик снял с вешалки женскую юбку, платок и какое-то белье.
— Бедняжка Мария, — сказал он, вздохнув, и задумался. Потом, указав на одежду, добавил: —Ты, девушка, переоденься, а твое платье до утра высохнет. — И вместе с сыном он вышел из комнаты.
Переодеваясь, Лидушка слышала их тихий разговор. Осмотревшись, она заметила, что на голых небеленых стенах не было ни одной картинки.
Когда она оделась, старик и Микулаш вошли опять.
— Ты устала, иди спать и ничего не бойся, бог всюду. Развесь как следует платье. Так, теперь иди за мной. — И, взяв лучину, старик пошел впереди.
