Дмитрий Петров - Юг в огне
Виктор, конечно, понимал, о какой работе идет речь, а поэтому, не задумываясь, взволнованно ответил:
— Да, я хочу у вас работать.
— Нам активисты нужны, — произнес Андреев. — Каждый человек, сочувствующий нам, для нас дорог… Что же, товарищ Семаков о вас хорошего мнения. Подавайте заявление, обсудим ваш прием в партию… Вот и товарищ Афанасьев тоже вступает.
Виктор с головой окунулся в политическую работу. Они с Семаковым и Афанасьевым проводили с солдатами беседы, распространяли среди них большевистские прокламации, газету «Наше знамя», пользовавшуюся большой популярностью среди рабочих и солдат. Тираж этой газеты доходил до пятнадцати тысяч.
Семаков в большевистской организации был агитатором. Он часто выступал на митингах, горячо пропагандируя большевистские идеи, клеймя позором согласительную политику меньшевиков и эсеров.
Каждый раз, когда Семакову приходилось выступать на митинге, Виктор в это время с Афанасьевым стояли в толпе солдат и слушали своего друга, удивляясь его умению проникать в солдатские сердца.
Как-то Виктор сказал Семакову:
— Завидую тебе, Иван Гаврилович. Как ты увлекательно умеешь говорить. Тебя все с удовольствием слушают…
Семаков заулыбался.
— Чего ж тут мудреного? — сказал он. — Выкладывай народу все по-честному, все, что ты глубоко продумал, что прочувствовал, что тебя волнует. И получится все хорошо. Тебя поймут и будут слушать. А вот когда ты им начнешь говорить неправду, то народ тебя сразу раскусит и слушать не станет… Надо тебе, Виктор, тоже научиться выступать. Человек ты грамотный, в гимназии учился, знаешь побольше моего… Да и Афанасьеву тоже надо к этому привыкать.
Афанасьев, как и всегда, промолчал, а Виктор отмахнулся:
— Ну какой из меня оратор! Не сумею я… Однажды я так выступил среди казаков, что они меня чуть не убили. Хватит!
— Какой же из тебя будет большевик, если ты не будешь уметь выступать? — назидательно сказал Семаков. — Вот что, друг, дам-ка я тебе кое-какую литературу, а ты подготовься. На следующем митинге выступишь.
— Да ты что, Иван Гаврилович? — ужаснулся Виктор.
— Без всяких разговоров, — с напускной строгостью сказал Семаков. Подготовься, и все. Я тебе подскажу, что надо говорить. Учись, дорогой, работать среди народа.
Он дал Виктору несколько брошюр, подсказал ему, как составить конспект. Виктор два дня трудился над составлением своего выступления, а потом показал конспект Семакову.
— Хорошо, — прочитав, сказал Семаков. — Неплохое выступление подучится. Сегодня выступишь на митинге… Когда будешь выступать, говори смело, уверенно, не волнуйся… Слушатели не любят, когда оратор не уверен в себе, теряется… Руби с плеча, и все!
Вечером в городском саду состоялся уже десятый, наверно, за день митинг. Как и всегда, выступали эсеры, большевики, меньшевики и даже кадеты.
Когда Виктор с Семаковым пришли на митинг, речь держал какой-то меньшевик. Он азартно выкрикивал о том, что сейчас-де наступил такой напряженный момент, в который все политические течения должны объединиться на платформе поддержки Донского войскового правительства. Он с яростью ругал Апрельские тезисы Ленина, глумился над решениями шестого съезда большевистской партии, нацелившего партию на вооруженное восстание.
— А ну-ка, Виктор, пойди-ка его срежь, — подтолкнул Семаков юношу. У тебя как раз в конспекте по этому вопросу есть… Дай меньшевику по морде…
Виктор оглянул толпу. У него сжалось сердце. Разве можно выступить перед такой массой народа? Ну разве он сумеет что-нибудь путное сказать? Ведь засмеют.
Семаков куда-то исчез, но тотчас же вернулся и сказал Виктору:
— Ну, я записал тебя у председателя митинга. Сейчас тебя вызовут.
И, действительно, не успел меньшевик сойти с подмостков трибуны, как председатель митинга, коренастый солдат, громко объявил:
— От большевистской организации слово имеет вольноопределяющийся Виктор Волков.
— Не робей, Витя! — шепнул юноше Семаков.
У Виктора сперло дыхание, он протиснулся сквозь жаркую, тугую толпу солдат к трибуне, взошел на подмостки. Дрожащими руками развернул листки конспекта. Но прочесть ничего не мог, в глазах стоял туман. Он с отчаянием взглянул на толпу и увидел сотни устремленных на него выжидающих глаз. «Черт меня дернул выступать!» — чуть не плача, подумал Виктор.
— Товарищи! — глухо сказал он.
— Не слышно-о! — заорал из толпы голос.
— Громче-е!..
— Товарищи, сейчас перед вами выступал оратор от меньшевистской организации… — слабым голосом начал Виктор.
Толпа притихла, прислушиваясь к его словам.
— Да громче ж! — с раздражением закричал какой-то солдат. — По покойнику псалтырь, что ли, читаешь?
В толпе засмеялись, Виктор покрылся испариной и, повышая голос, продолжал:
— Что он говорил, этот оратор?.. К чему призывал? Он призывал к объединению вокруг атаманско-генеральской власти. А по пути ли нам, революционным рабочим и крестьянам, объединяться вокруг власти атаманов и генералов?.. Конечно, нет!.. Тысячу раз нет!.. Чего хотят атаманы и генералы?.. Хотят они власти над нами, диктатуры. Они хотят продолжения войны. Хотят нашей крови!..
Виктор заметил, что его внимательно слушают. Это его ободрило. И он, уже не чувствуя никакого смущения и неловкости, совершенно почти не заглядывая в конспект, говорил:
— Товарищи солдаты! Надвигается четвертая военная зима. Разве ваше сердце не содрогается при приближении ее?.. Эта четвертая страшная военная зима принесет гибель нашей армии, гибель нашей стране. А контрреволюционерам всех оттенков и мастей этого и надо. На бедствии народа они будут наживаться. Им только и надо, чтобы прибрать нас к рукам… Народ должен быть спасен от гибели. Революция должна быть доведена до конца. Власть должна быть вырвана из преступных рук буржуазии и передана в честные, трудовые руки организованных рабочих, солдат и революционных крестьян…
— Вот чешет-то, проклятый! — в восхищении воскликнул какой-то тщедушный солдат.
— Не перебивай, олух! — оборвал его восторг второй, рядом стоявший солдат.
— Товарищи, — с воодушевлением продолжал Виктор. — Уже сейчас контрреволюция начинает поднимать голову. Помещики и чиновники при помощи карательных экспедиций громят отчаявшееся крестьянство. Фабриканты хотят голодом смирить рабочих и закрывают заводы и фабрики. Буржуазия и генералы требуют применения беспощадных мер для восстановления в армии слепой дисциплины. Корниловщина не дремлет. Она деятельно готовится задушить революцию. А правительство Керенского не хочет этого видеть, потому что оно против рабочих, солдат, казаков и крестьян. Это правительство продалось крупной буржуазии и сознательно губит страну…
— Истинный бог, правда! — восторженно замотал головой тщедушный солдат. — Вот говорок так говорок, ажно за душу берет… Сроду не слыхал таких.
— Да слухай ты, земляк, — сердито сказал ему все тот же рядом стоявший солдат. — Чего перебиваешь?.. Ежели есть охота, то возьми да и сам выступи…
Окружавшие солдаты засмеялись:
— В самом деле, выступи-ка, Иван.
— А что ж, — задетый за живое, решительно заявил солдат. — И выступлю. Не побоюсь… Истинный бог, могу выступить и сказать.
— Выступи, — подзадоривали солдаты.
— Мы, — распаленно кричал с трибуны Виктор, — требуем передачи всей власти Советам как в центре, так и на местах! Мы требуем немедленного перемирия на всех фронтах!.. Требуем честного демократического мира народам!.. Мы требуем передачи помещичьей земли без выкупа крестьянам!.. Требуем установления рабочего контроля над производством!.. Долой проклятую войну! — Да здравствует честно созванное Учредительное собрание!..
Толпа разразилась шумными криками, аплодисментами.
— Браво!.. Правильно!.. Правду сказал!..
Виктор сошел с трибуны покрасневший от возбуждения, улыбающийся. Его окружили солдаты. Жали ему руки, благодарили, смеялись:
— Молодец, вольноопределяющийся!
— Правду урезал!
— Здорово ты их прокатил!..
Виктор пошел разыскивать Семакова и Афанасьева. Но они куда-то исчезли. Сумеречные тени ложились по аллеям. Вспыхнули фонари. Сад заполнялся гуляющими парами. Где-то настраивали музыкальные инструменты.
Не найдя Семакова и Афанасьева, Виктор присел на скамью. К нему подошла Вера. Она была нарядна, и от нее пахло духами.
— Витенька, милый, — зашептала она, прижимаясь к нему. — Ты сегодня очаровательный. Я немного слушала тебя и была в восхищении. Я даже и не представляла себе, что ты такой прекрасный оратор. Как тебе бурно аплодировали!.. Знаешь что, — оглянувшись, сказала она. — Я здесь со знакомыми… На минутку убежала от них… Завтра я уезжаю в Новочеркасск. Приходи сегодня, сейчас, прощаться со мной… Я сейчас пойду домой, приходи и ты. Я тебя хочу очень видеть, — схватила она его за руку.
