Светлана Кузнецова - Ричард III
— Ты чего? — Эдуард удивился такой перемене.
— Ты просто боишься, — усмехнулся Дик, хитро сощурившись.
— Я?..
— Конечно, — он тряхнул головой. — Ты не желаешь проспорить и потому боишься заключить пари.
Эдуард нахмурился, ощутив подвох. Но любопытство уже взяло верх над осторожностью, и он переспросил:
— Какое пари?
Ричард мог ликовать. Вступив в любовно расставленные сети спора, старший брат никогда не шёл на попятную.
— Если мы станем придерживаться моего плана, я верну тебе корону. Спорим? Я готов поставить в заклад собственную голову!
— Мне только этого не хватало! — вызверился Эдуард, но быстро успокоился. — Впрочем, я придумал кое-что получше. Ты лично будешь организатором триумфальных торжеств. Подобное не соответствует ни статусу правителя севера, ни титулу. Я тоже многое помню, Дикон, и знаю, насколько это станет для тебя унизительно. Приблизительно как для меня твоя затея.
— В случае моего проигрыша? — уточнил Ричард.
— Нет, братец! — рявкнул Эдуард, и Глостер поразился, насколько же в нём уверены. — Теперь твои условия.
— Служба в Йоркшире подальше от двора, — не задумываясь, выпалил Дик. — И... ты дашь разрешение на мой брак с Анной Невилл.
* * *
Промедление казалось Ричарду подобным смерти. Граф Уорвик уже посадил на трон слабоумного Генриха и выполнил обещание, данное Маргарите Анжуйской. 13 декабря 1470 года Анна вышла замуж за Эдуарда Ланкастера.
У Елизаветы Вудвилл, которая всё это время скрывалась в Вестминстерском аббатстве, после трёх дочерей родился долгожданный наследник престола, принц Эдвард. Вряд ли Ланкастеры упустили из виду такое событие.
Ричард как мог торопил возвращение в Англию, потому и предпочитал действовать самостоятельно. Пропадал то в порту, то в оружейных. Сам снаряжал корабли и руководил погрузкой войска в тысячу человек, предоставленных Карлом Смелым. А когда выдавались свободные часы, практиковался в бое на мечах, ставя против себя двоих, а то и троих противников.
Дик старался вымотать себя как можно сильнее, лишь бы падать на кровать и не видеть снов. Видения приходили слишком часто. Они донимали до такой степени, что у герцога начиналась бессонница. Даже задремав под утро, он чувствовал, как хочет и не может заснуть.
Он видел себя участником многолюдной битвы и чувствовал, как кровь струится под разрубленными доспехами. Высоко вскидывал голову, сжимая в одной руке монарший венец, а в другой — меч. Стоял подле охваченной огнём церкви, слышал вопли и проклятия и даже ощущал запах гари и дыма. Ему хотелось помочь несчастным, но тело немело, и Дик лишь смотрел. Анна Невилл протягивала к нему руки, губы двигались, но Ричард не мог разобрать ни слова.
А потом слуга будил его громким стуком в дверь, и Глостер вставал. Плескал в лицо ледяной водой — её специально остужали по его просьбе — и выбегал во двор, часто не находя времени для утренней трапезы.
Они отбыли в Англию, чуть только погода стала благоприятной. 14 марта 1471 года Эдуард IV благополучно высадился на берег в Рэвенспберге и отправился в Йоркшир.
— Я полагаюсь на милость стоящих у власти, — повторял он своим врагам, и те пропускали бывшего венценосца без промедления. Они догадывались, какая «милость» может ожидать Эдуарда.
Приблизительно о том же размышляли и соратники, прибывавшие в расположение небольшого отряда со всех земель королевства. Слух о возвращении короля прокатился по всей Англии, и йоркисты, положение которых не стало лучше с реставрацией Ланкастеров, потянулись к своему сюзерену. Его Величество приятно удивлял их. Несдержанный, гордый и быстрый на расправу, нынче он являл собой человека задумчивого и скромного.
— Это же верная погибель! — Бэкингем битый час потрясал закованным в железную перчатку кулаком.
Они расположились в шатре Эдуарда — самом большом и роскошном, если сравнивать с остальными. На столах стояло неизменное вино и яства. По мнению Дика, еды было слишком много. По словам короля, какой-то внеплановый пост.
Бэкингем прибыл в расположение Йоркского эскорта одним из первых — как только узнал о высадке — и даже привёл с собой войска. Однако порывистый и любящий авантюры герцог не мог смириться с существующим положением дел.
— Вы жаждете взойти на плаху, мой король?! — вскричал он. — Да, пожалуйста! Только я сделаю это после вас...
Раньше подобные речи непременно вызвали бы у Эдуарда гнев, но сейчас король лишь глянул на младшего брата:
— Дикон, оставь нас на минуту.
Ричард поклонился кивком головы и незамедлительно вышел. Этой ночью ему снова не удалось выспаться, голова раскалывалась, и слушать Бэкингема оказалось крайне утомительно. Ричард присел к воинскому костерку и сам не заметил, как его сморил сон.
— Ты дочь предателя и жена изменника! — голос, принадлежащий герцогу Кларенсу. Та же переливчатость и прорывающиеся сквозь неё визгливые нотки. Однако Дик ни разу не слышал от Джорджа такой ожесточённости.
Брат возвышался над кем-то, сжимая кулаки и часто дыша. С кем он так? Почему? Ричард не мог представить. С дамами даже незнатного происхождения Кларенс всегда любезничал и руки на них не поднимал. Однако фигурка, сжавшаяся в углу бедно обставленной комнатёнки, могла принадлежать только женщине. Тонкие пальчики прикрывали лицо. Тёмные волосы растрепались. Рубище, одетое на неё, язык не повернулся бы назвать платьем, но в том, что перед его взором благородная леди Глостер, не сомневался.
Скрипнула дверь. В щель скользнул подол светлого платья. Джордж отвернулся от своей пленницы и резко выкрикнул:
— Прочь!
Кто это был. Изабелла? И почему она не препятствовала Джорджу?! Она ведь всегда считалась набожной. Разве Господь учит жестокосердию и может оправдать измывательства над слабой женщиной, что бы ни совершили её отец и муж?!
Дик хотел бы кинуться на брата, но законы сна ему не позволили. Более того, пока он размышлял над невмешательством Изабеллы, комнатушка исчезла. Вместо неё Ричард оказался в грязной кухне.
В углу висели пучки трав. От очага валил режущий глаза дым и шёл запах, настолько отвратный, что Дик не мог понять, как можно вкушать приготовленную здесь пищу. На давно не метённом полу валялись черепки. Видимо, кто-то разбил кувшин и не удосужился убрать за собой. Рядом лежала грязная тряпка и стояло ведро помоев. Об него и споткнулся буквально влетевший в кухню слуга, толстый и неповоротливый, облачённый в одежду ярко-малинового оттенка.
Толстяк запнулся о ведро, расплескал помои и едва не протаранил головой стол. Вовремя уцепился руками за столешницу. Стоящие на той сковородки и горы посуды затряслись, но не посыпались на пол.
Слуга грязно выругался, восстановил равновесие и, осторожно выпрямившись, направился к очагу. Ходил он вразвалочку, как бывший мореходец.
— Поднимайся, живо!.. — прикрикнул он.
Тьма в углу зашевелилась. Присмотревшись, Дик разглядел ту самую женщину, на которую кричал Джордж. В том же рубище, всё так же закрывавшую лицо. Вот только руки у неё не казались больше белыми и ухоженными. Кожа потемнела, на запястьях выступили синяки, и многочисленные порезы изуродовали кисти. Она не реагировала на слова, и тогда слуга грубо ухватил её за плечо. Женщина... почти девочка отняла от лица руки...
Дик ахнул. Перед ним стояла Анна. Его леди Анна!
— Надевай! — слуга швырнул младшей дочери графа белоснежный передник.
Послышался шум, и в кухню, запнувшись о то же многострадальное ведро, влетел роскошно одетый вельможа. Наверняка хозяин замка. Стол устоял, но тарелки на этот раз не удержались и посыпались на пол.
— Как фы шмеете?! — заорал вельможа, видимо, некто пока невидимый дал ему хорошего пинка. — Мой ферцог, — зубов у хозяина замка явно недоставало, — не шпуштит этого... Я фассал ферцога Кларенса!
— Превосходно! — в кухню вошёл Ловелл. — С вами разберусь лично я. А мой сюзерен, герцог Глостер, разберётся с вашим... Кларенсом.
— Френсис! — выкрикнул Дик.
Конечно же друг его не услышал. Он увидел леди Анну и теперь находился в растерянности не меньшей, нежели Ричард. Лицо Ловелла словно окаменело, а глаза налились кровью. Пальцы побелели, стиснув рукоять меча.
— Как вы посмели?! — выплюнул Френсис с презрением.
— Она готовила еду, — запричитал малиновый слуга. — Вот, видите, передник? Мы держали её на сытной должности и...
Договорить он не успел. Резкий удар обрушился на толстяка, поднял его над полом, словно тот весил не больше пушинки, и обрушил на стену. Вновь посыпались тарелки. Слуга так и застыл, не издавая даже стона. Возможно, Френсис убил его.
