Ольга Гурьян - Обида маленькой Э
Сюй Сань положила зеркальце, и рука, державшая его, была тоже чужая, набеленная, с кольцами на указательном и безымшптм пальцах.
— Чего ты боишься? — сказала Юнь-ся и усмехнулась, — Если бы ты знала, какая ты красивая. Лучше Яо-фэй.
На сцене за занавеской слышался голос Гуань Хань-цина, игравшего роль богатого негодяя:
— Сегодня счастливый день. Пойду я к ним в дом, скажу ее матушке: «Как поживаете?» И сделаю предложение.
Госпожа Лэй, в кофте и юбке из темного шелка, дернула Сюй Сань за руку и шепнула:
— Пора!
Можно было подумать, что помпоны на туфлях сделаны из свинца — ноги никак не хотели отделиться от пола.
Вдруг скрипка заиграла знакомый мотив, под который она училась театральной походке. Госпожа Лэй откинула занавеску, вышла на сцену и запела:
Цветы расцветают вновь,
Но юности нет возврата, —
и вдруг правая пятка Сюй Сань повернулась бочком, так что стал виден край подошвы, правая нога переступила через левую и Сюй Сань оказалась на сцене.
Голос госпожи Лэй, говорившей вступительный монолог, шум гостей, сидевших вокруг сцены, мелодия скрипки — все слилось в мерный шум, в котором Сюй Сань не могла разобрать отдельные ввукн, Вдруг она услышала отчетливые слова:
— Я все откладываю и откладываю свадьбу. Боюсь, что после придется страдать.
Будто кто-то дернул ее за челюсть, Сюй Сань открыла рот и выговорила высоким, капризным голосом:
— Об этом не беспокойтесь! Я твердо решила выйти за него.
Тут она как будто раскололась надвое. Смертельный холод, который только что сковывал все тело, залило волной жара, и лед начал таять, и только где-то глубоко в груди торчала острая льдинка и больно колола:
— Повернись, отступи два шага, нагнись, подними рукой кончик рукава, говори громче, тебя не слышно.
А лицо пылало, все тело горело, очаровательная Инь-чжан семенила по сцене, тяжелая прическа клонила ее голову к плечу, сверкающие кольцами руки изгибались, она кокетничала и с бедным студентом, и с богатым женихом и, не слушая уговоров Пань-эр, упрямилась.
— Ах, он так нарядно одет, как его не любить!
— Ах, он так обо мне заботится. Летом обвевает меня веером, зимой греет мой халат.
Когда после ссоры с Пань-эр она вдруг оказалась за сценой, она, никого не видя, ничего не слыша, только прислушивалась к тому, как внутри нее льдинка опять растет, замораживает руки и ноги, и ужасалась, что сейчас она опять станет Сюй Сань, а Инь-чжен навсегда исчезнет.
Но снова позвали се звуки скрипки, снова задвинулась за ней занавеска, снова стояла она на подмостках, несчастная жена богатого негодяя. Невыносимая жалость к себе жгла ее, высокий голос Инь-чжан звенел скрытыми слезами. Рукава, не касаясь лица, слегка его закрывали. Она печалится, что не послушалась советов Пань-эр, она жалуется, что муж ее избивает:
— Ах, небо свидетель! Похоже, что он забьет меня насмерть.
Наконец прозвучали последние слова пьесы. Инь-чжан получила развод и, сияя счастьем, вышла за своего студента. Оркестр сыграл мотив «Вэй мэн ся», который обозначает конец спектакля. Все вокруг Сюй Сань стирали грим с лица, снимали парики, переодевались, а она стояла в своем розовом платье и не могла двинуть ни одним пальцем. В это время вошел пожилой монгол, доверенный господина Эзеня, чтобы расплатиться с Лэй Чжень-чженем, а вслед за ним ввалился сам Эзень Мелик. Он был пьян, и его коричневое старое лицо сияло. Он закричал:
— Я доволен. Очень хорошо. Я очень доволен! Где Инь-чжан? Подойди сюда!
И, не дожидаясь, сам подошел к Сюй Сань, оторвал от своего халата пуговицу, сунул ей в руку и опять ушел, покачиваясь и радостно смеясь. Сюй Сань открыла ладонь и увидела круглый красный камень, сияющий скрытым в нем огнем, такой пламенный, что, казалось, вся ладонь окрасилась кровью.
На другом конце комнаты старый скрипач рассказывал:
— Когда я был молод, я ходил из дома в дом, зарабатывая себе на чашку риса. Через плечо висел у меня на ремне ящик, а на ящике был укреплен небольшой бамбуковый шест с перекладинами. С них свисала деревянная рыбка и ведерко с водой, стояла там деревянная пагода и лежала деревянная дыня. Вниз до самого ящика спускалась веревочная лестница. В ящике, в теплом гнездышке из хлопка, жила у меня белая мышка с красными, как вишни, глазами. Она умела карабкаться вверх по лесенке, ловила лапкой рыбу, пила из ведерка, шмыгала сквозь пагоду и пряталась в дыне. Зрители были очень довольны и платили пять вэней за представление.
— Действительно, похоже, — сказал Гуань Хань-цин и улыбнулся.
— Я не понимаю, к чему вы это рассказали, — пробормотал Погу.
— А вот господин Гуань понял, — ответил скрипач. — Можно шаг за шагом, движение за движением научить белую мышку выступать перед зрителями, но от этого она еще не станет актрисой.
Глава седьмая
КАК СЮЙ САНЬ ВЫШЛА НА ПРОГУЛКУ
Сюй Сань открыла глаза — было еще совсем темно. Из темноты выступило прекрасное лицо — семь локонов на лбу, яркий румянец вокруг глаз, пунцовый кружок краски на верхней губе и от этого пятнышка рот круглый и спелый, как вишня.
«Это я», — подумала Сюй Сань и нежно улыбнулась.
Под прелестным лицом струился розовый атлас платья, руки в кольцах взлетели, как белые птицы.
«Это я, — подумала Сюй Сань. — Такая я была вчера». И, взмахнув рукой, она оцарапала ее о солому рваной циновки. Тотчас видение исчезло, и она опять смотрела в темноту.
— А вдруг этого не было, вовсе не было вчерашнего вечера, и все это только приснилось?
Сдвинув брови, Сюй Сань думала о своей жизни. Грубая одежда, скудные речи, лишения и беспрерывный труд — серые годы сливались друг с другом. Что было раньше, что позже? Все это время сердце как будто не билось, кровь горячей волной не бежала по жилам, голос не звенел, ноги не плясали — будто прожила она в печальном, неподвижном сне, А может быть, это и был только сон. Быть может, как-то вечером, после спектакля, блистательная актриса заснула, и во сне, длившемся несколько мгновений, ей привиделась жизнь бедной Сюй Сань.
— Не хочу таких снов, лучше опять засну и проснусь наутро актрисой.
Наутро Сюй Сань попросила у Юнь-ся зеркало, долго расчесывала волосы и попыталась уложить их вчерашней прической. Юнь-ся с усмешкой следила за ней, потом лениво встала и предложила сама ее причесать и сама накрасила ей губы. После этого Сюй Сань с отвращением завязала тесемки холщового халата и вдруг спросила:
— Я актриса?
— Актриса, — ответила Юнь-ся.
— А если я актриса, почему я должна ходить в старом халате, а не носить яркие платья, как ты или Яо-фэй?
Юнь-ся ответила лукавым вопросом, скрывая смех:
— А какое платье ты хотела бы?
— Розовое! — воскликнула Сюй Сань и тотчас прикусила губы, опустила глаза и вдруг заплакала.
У Юнь-ся было доброе сердце. Она пошла к Лэй Чжень-чженю и сказала:
— Ведь Сюй Сань теперь будет играть с нами все время и можно считать ее актрисой. Не годится ей ходить в одежде простой женщины. Можно было бы дать ей платье, а она отработает его цену.
— Какое же платье дать ей? — спросил Лэй Чжень-чжень.
— Возьми у Хэй Мяня розовое платье. Пусть взамен он купит другую ткань и сошьет новый костюм для этой роли.
— На какие деньги он будет покупать? — строго возразил Л;т Чжень-чжень. — Это дорогой атлас и принадлежит не мне в не ему, а его хозяину, который дает костюмы напрокат. Ему в этой материи отдавать отчет.
— Она отработает, — повторила Юнь-ся.
— Ивгод ей не отработать, — возразил Лэй Чжень-чжень и ушел.
Юнь-ся рассказала об этом своему мужу, умному Лю Сю-шаню. Тот подумал, и по тому, как шевелилось все его лицо, видно было, как он усиленно думает. Подумав, он сказал:
— Эту пуговицу, которую ей вчера подарил Мелик, я хотел бы еще раз посмотреть.
Юнь-ся принесла ему пуговицу. Красный камень светился глубоким внутренним огнем. Лю Сю-шань осмотрел его и так, и этак, и на свет сквозь кулак, что-то подсчитал, загибая пальцы, и сказал:
— Я мог бы продать эту пуговицу какому-нибудь торговцу. Думаю, что получу за нее цену платья. А деньги я могу дать сейчас.
Сюй Сань схватила деньги и отнесла их Хэй Мяню. Он вынул платье из сундука и отдал ей. Он был так сердит, что Сюй Синь немного смутилась, но надела платье. После этого она разволновалась и уже не могла шить, а ушла в каюту, села на сундук и так сидела.
После полудня лодка пристала у небольшого городка, и Cюй Сань сказала, обращаясь к Юнь-ся:
— Сегодня хорошая погода. Пойдем погуляем по берегу.
— Будет дождь, — ответила Юнь-ся. — Вечером, наверно, придется нам играть. Я лягу и отдохну.
Но Сюй Сань не хотела отдыхать. Розовое платье не давало ей покоя. Тут ей на глаза попался Ли Юй, музыкант, игравший на маленьком гонге.
