Василий Балябин - Забайкальцы. Книга 4.
Засомневался лишь один Уваровский — бравый, статный казачина лейб-гвардии атаманского полка, командир 3-го эскадрона, ярый большевик.
— Ладно ли это будет? — заговорил он, обращаясь к Макару. — Ведь мы мало того, что позицию бросим без приказу, да еще и Второй полк подведем, гибель будет товарищам нашим, как жиманут на них с двух-то сторон!
— Так что же, по-твоему, — Макар, серчая, повысил голос, — сидеть тут на берегу да ждать погоду?
— У нас командующий есть, Журавлев, согласовать с ним, тогда и действовать, если он прикажет.
— Хо-о! С Журавлевым согласовывать, шуточное дело, пока наш гонец к нему прискочит, да еще и найдет ли его там? Да обратно примчится, ночь-то пройдет, и пиши пропало, близко будет локоть, да не укусишь его. А что касаемо Второго полка, так мы ему же поможем, когда ударим по японцам с тылу. Потому и надо выступать немедленно, дураки будем, ежели такой момент упустим.
— Дело твое, Макар, я свое сказал, а там как знаешь! Ты в грехе, ты и в ответе.
— Ничего-о, Журавлев сам же нас поучал, как быть в эдаких моментах. Мишка, он как сказал намедни насчет медленности-то!
— Промедление смерти подобно.
— Во-во, это самое.
Никто из командиров не поддержал Уваровского, все они согласились с Макаром и на этом закончили короткий военный совет.
ГЛАВА XIV
Ведет свой полк Макар Якимов в новый набег на вражий гарнизон, приятнее всякой музыки ласкает его слух многотысячный конский топот (в полку у Макара более тысячи двухсот конников), снова в груди у него вскипает неуемная кровь, и прочь отлетели все те сомнения, что терзали его с вечера, когда решил он сняться с позиции, оголить фронт на своем участке.
«Правильно поступаю, чего там, — мысленно оправдывался он сам перед собою, — рыск — благородное дело, а в эдаком случае не рыскнуть и перед партией грех был бы великий! Да и сам Журавлев не разговаривал — в случае подходящей обстановки действовал самостоятельно, вот она и подошла, эта самая обстановка! До скольких разов делали такие набеги и завсегда удачно! Э-э, чего тут рассуждать, воевать так воевать, чтобы как в песне, какую старики наши певали: „Кипит душа в восторге и храбрость на груди!“
Веселеет от этих мыслей Макар, так и хочется крикнуть ему партизану-запевале Суетину из 1-го эскадрона: „А-ну, Афонька, запевай любимую!“ Ох и грянули бы партизаны всем полком „Не вейтеся, чайки, над морем“, уж так бы грохнули, что далеко в горах отозвалась бы она эхом. Но нельзя этого, никак нельзя, надо без шуму войти в село и действовать, как было задумано. Все рассчитал, предусмотрел Макар: знамя красное приказал свернуть, а на левый рукав каждому партизану нашить белую повязку, чтобы в случае уличного боя не спутать в темноте своих с чужими. А ночь после вчерашней хмурой сырости выдалась ясная, звездная, потому и похолодало по-осеннему крепко, инейком покрылась заветошевшая трава, холодом тянуло с низовьев Урова, и как раз над ним, высоко в небе, стояли Кичиги[5], по ним и определил Макар, что времени еще нет и полуночи. Вот и половинка луны склонилась рогом к сопкам, что виднеются впереди, там же темным, расплывчатым пятном угадывается поселок. Макар сбавил коню ходу, писарю приказал:
— Командиров Третьего эскадрона, Четвертого и Пятого ко мне, мигом!
Командиры появились незамедлительно, Егор, поравнявшись с Макаром стремя в стремя, спросил:
— Чего звал?
— Задача вам: окружить поселок со всех сторон. Т ы пойдешь головным, по той дороге, что мимо села пролегла, охватишь поселок справа, от сопок и сверху. Сапожников со стороны Урова, Ларионов следом за нами. Заставы снять без шума, понятно?
— Понятно.
— И чтобы из поселку ни один гад не ушел, ясно? Пропуск ихний, отзыв помните?
— Помним, пропуск — „Клинок“, отзыв — „Киев“.
— Ушаков, Сапожников, опережайте нас и полным ходом вперед, марш!
Все произошло так, как и задумал Макар, в село он вошел с тремя эскадронами беспрепятственно, проспавшую их заставу разоружили, и партизаны его разъехались по всем трем улицам села. Тревога поднялась, когда на западной стороне села захлопали выстрелы. Там Егору не удалось снять заставу без шума, она и открыла стрельбу, которая сразу же перекинулась в село. Выстрелы захлопали на окраинах, а затем и на улицах, и в центре села. Внезапность нападения породила среди белых панику, они уже не могли оказать организованной обороны: будучи захваченными врасплох, разрозненными, выбегали они из домов, иные пытались отстреливаться и гибли под шашками красных конников; большинство же их бросало оружие, сдавалось в плен. На широкой площади около школы, куда партизаны сгоняли обезоруженных беляков, горели большие костры, виднелись кучи соломы, распряженные кони, телеги с мешками, ящиками, возле них толпились перепуганные мужики-коневозчики в шубах и дохах.
Стрельба постепенно затихла, Макар галопом мчался по улице с обнаженной окровавленной шашкой в руке. Он зарубил двух оказавших сопротивление офицеров и чуть не срубил еще одного рядового в полушубке с желтыми погонами, — озаренные светом костров, они показались Макару золотыми. Спасло бородатого дружинника то, что Макар, уже замахнувшись шашкой, разглядел, что перед ним рядовой, а потому и не рубанул его, а только, сам не зная почему, крикнул:
— Молись богу!
Дружинник, с винтовкой к ноге, стоял не шевелясь, только головой помотал.
— Не буду! — еле слышно выдохнул он, снизу вверх глядя на страшного всадника.
— В бога не веруешь? — удивился Макар, опуская вниз руку с шашкой.
— Верую, — ответил дружинник.
— Так чего же не молишься? — еще более удивился Макар.
— Кабы ты не силой… а то… напугал шибко. А потом я, когда заставляют… не молюсь.
— Каков чертяка! А закурить хочешь?
— Не курю, — приосмелевший дружинник помотал головой, — кабы молотый, за губу положить?
— Давай винтовку да иди вон к обозу, там и табаком разживешься!
На площади большое оживление, окруженные конвоем, сгрудились пленные беляки. В открытые двери школы вносили раненых, там устроили медицинский пункт — полковой фельдшер и два санитара спешно перевязывали раненых, туда же занесли убитого запевалу Суетина и еще двух партизан из 3-го эскадрона. На площади мужики запрягли лошадей, обозом распоряжался бывший командир полка Матафонов, ему поручил Макар в ночь выступить с обозом и увести его дальше от места боев, в низовья Урова.
— Живее, старики, живее, — торопил он возчиков, лавируя между телегами верхом на коне. Увидев Макара, поспешил к нему, — Всякого добра захватили полно, — взволнованно-радостным голосом сообщил он, — одних патронов черт-те сколько! Снарядов всяких разных, гаубишных много, куда нам их?
— Вывози все, не белым же оставлять!
— Оно-то верно, да ведь под раненых надо подводы! Одну телегу я уж освободил, проволока была на ней, приказал сбросить, на кой черт нам она. Ишо одну телегу освободим, патроны с нее раздадим бойцам нашим, а под снаряды потребуется не меньше четырех телег, винтовок целый воз наберется, и убитых тоже везти надо.
— Обязательно. Доставишь обоз до места, куда наметили, там и предашь земле товарищей наших погибших, возчиков сразу распусти по домам. Снаряды, какие не сможешь забрать, разгрузи на месте, гильзы издыровать шашками, порох из них рассыпать и сжечь! Действуй!
Макару не терпелось вести полк дальше, чтобы вовремя попасть к намеченному месту нападения, а эскадроны все еще были не в сборе, да и с пленными надо поговорить. Поэтому он приказал писарю разыскать командиров, объявить им, чтобы немедленно выводили эскадроны на южную окраину села и, когда все будут наготове, доложить. А пленники уже освоились со своим положением, переговариваясь между собой, курили. У некоторых оказались знакомые среди партизан, слышались удивленные голоса:
— Никак Онисим Чистяков, здорово!
— Он самый, здравствуй!
— Сват Микита, здравствуй! И ты в белые подался?
— А куда денешься, забрали!
— Э-э, все вы так, когда туго приходится! Вот ты, слышишь, борода, тоже будешь врать, что мобилизованный?
— Чего мне врать? Желаньем пошел в дружину.
— Жела-аньем! Ах ты мать твою… не за мать…
Макар этот разговор услышал и в добровольце, к своему удивлению, узнал того самого дружинника, которого чуть не зарубил в эту ночь. Но сейчас было не до него.
— Вот что, бывшие беляки, — заговорил он, подъехав к ним вплотную, — кончилась ваша службица у Семенова. Ежели есть среди вас предатели-казнители — не скрывайте, судить будем их! А все остальные, которые трудящие люди, отправляйтесь восвояси! Супротив таких зла у нас нету, мы не белые каратели, понятно?
Не ожидавшая такого оборота дела толпа бывших белогвардейцев взорвалась радостным гулом голосов. Макар поднял руку, призывая к порядку, и, выждав тишину, продолжал:
