Эдвард Радзинский - Последняя из дома Романовых
В парке за мраморным столиком сидел Орлов и читал донесение Рибаса. Поодаль стоял слуга Рибаса.
Орлов закончил читать письмо, прошелся по аллее. Потом сказал:
– Обожди пока в доме, милейший.
Слуга исчез в доме, и тотчас в парке появился Христенек.
– Перо и бумагу, – приказал граф.
Христенек принес перо и бумагу, разложил вес на маленьком столике и приготовился привычно писать под диктовку графа.
– Скажи, милейший, что нужно сделать, коли ты не хочешь выполнить приказ?
– Объяснить начальнику, в чем он не прав.
– Ты на русской службе, – усмехнулся граф, – так что запомни: у нас муж и начальник всегда прав. Самые нелепые приказы в России не отменяются, они просто не выполняются. Дескать, как же, исполню, батюшка, со всем старанием, а исполняешь, – он засмеялся, – что сам хотел... Поди с богом, я сам напишу письмо.
Орлов сидел за мраморным столиком и писал.
Из письма графа Алексея Орлова императрице Екатерине 1774 года, декабря 23 дня, из Пизы:
«...И стану стараться со всевозможным попечением волю Вашего императорского величества исполнять. И все силы употреблю, чтобы оную женщину самому достать обманом, буде в Рагузе она находится. И коли первое не удастся, тогда употреблю силу, как Ваше императорское величество изволили мне предписать...»
– Вот так-то, матушка, сначала, как я сказал, будет, а уж потом только, как ты повелела. Рабы твои, да не холопы.
Он продолжал писать:
«...для чего от меня послан был в Рагузу человек для разведывания об оной женщине, и тому уж более двух месяцев никакого известия об нем не имею. И я сумневаюсь: либо умер он или где-нибудь задержан и не может о себе известия дать. А человек был надежный и доказан был многими опытами в своей верности».
Он еще посидел за столиком, опять усмехнулся и приписал: «А если слабое мое здоровье дозволит мне на кораблях уехать, то я не упущу – и сам в Рагузу отправлюсь, чтобы таковую злодейку всячески достать...
– Здесь до бешенства дойдет... воду пить будет.
Он писал:
«Свойства же оной женщины описываю: что очень она заносчивого и вздорного нрава и во все дела с превеликою охотою мешается. И всех собой хочет устращать, объявляя при том, что со всеми европейскими державами в переписке. Повергая себя к священным стопам Вашим, со всеглубочайшею моею рабской преданностью Вашего императорского величества всеподданнейший раб граф Алексей Орлов».
Позвонил в колокольчик, вошел Христенек.
– Письмо немедля отправить в Санкт-Петербург с нарочным Миллером. Ну а сам готовься.
– В Рим, – заулыбался Христенек
– Со слугой Рибасовым поедешь, в гостиной он тебя дожидается. Рибаса в Риме сменишь Глаза он там уж, чай, всем намозолил... Инструкции получишь утром. Знакомство готовить будешь.
Христенек вопросительно уставился на графа.
– Знакомство графа Алексея Григорьевича со злодейкой.
И, усмехнувшись, граф Алексей Григорьевич протянул Христенеку письмо для императрицы.
Граф остался один, походил по аллее и вновь взялся за перо.
Второе письмо из Пизы графа Орлова императрице Екатерине, датированное 5 января 1774 года:
«Всемилостивейшая государыня. По запечатании всех моих донесений Вашему императорскому величеству получил я внезапно известие от посланного мною для разведывания офицера, что известная женщина больше не находится в Рагузе. И многие обстоятельства уверили посланца моего, что оная вернулась в Венецию с князем Радзивиллом, и он, ни много не мешкая, поехал за ними вслед, но по приезде в Венецию нашел только одного Радзивилла, а она туда не приезжала О Радзивилле, кстати, новое говорят. Будто он хочет возвращаться в свое отечество и замириться с польским королем».
– Это бальзам тебе на раны после того письма: смирился пред тобою проклятый поляк После хлыста пряник-то полезен. Баба...
И Орлов продолжал писать:
«А об известной женщине офицер разведал, что поехала она в Неаполь. А на другой день я получил из Неаполя письмо от аглицкого министра Гамильтона, что оная женщина в Риме, где себя принцессою называет. Оное письмо в оригинале на рассмотрение Вашего императорского величества посылаю. А от меня нарочный послан в Рим – штата моего генеральс-адъютант Христенек, чтобы стараться познакомиться с нею и чтоб он ей обещал притом, что она во всем положиться на меня может. И буде уговорить ее приехать сюда ко мне. Министру аглицкому Гамильтону и посланнику в Ливорно кавалеру Дику приказал писать к верным людям, которых они в Риме множество знают, чтоб те люди советовали известной женщине приехать ко мне сюда, что-де она от меня всякой помощи может надеяться...»
Рим.
Недалеко от Марсова поля на узкой римской улочке стояли два дома – один против другого. У одного из этих домов ждала карета с опущенными занавесками. Из дома к карете вышли два молодых человека – оба в польских кунтушах, с длинными саблями, бренчащими по булыжной мостовой.
В доме напротив у окна Христенек и Рибас наблюдали за происходящим.
– Высокий, молодой – это ее любовник Михаил Доманский, человек Радзивилла, – объяснял Рибас Христенеку. – Постарше, тучный – Черномский, человек графа Потоцкого. Где он только не интриговал – и в Турции был, и в Версале. Так что вся мятежная Конфедерация сейчас у кареты стоит.
Доманский и Черномский, бренча саблями, прогуливаются у кареты. Собирается толпа зевак.
– Ох, хитры, – шепчет Рибас, – вишь, занавески у кареты опущены... на окнах дома – тоже. Вроде тайну соблюдают, а сами усищами да саблями народ пугают. Это чтоб слух о ней полз. Весь город уже говорит: русская принцесса!
Из дома вышла принцесса в кроваво-красном плаще. Толпа во все глаза разглядывала принцессу.
– Хороша, – шепчет Христенек,
Принцесса, как бы спохватившись, торопливо набрасывает капюшон на лицо, садится в карету. За ней садятся Доманский и Черномский. Карета трогается...
– Теперь наша очередь!
По грязной мраморной лестнице черного хода Христенек и Рибас спустились вниз. За домом их тоже ждала карета...
Две кареты едут по Риму. Карета принцессы сворачивает к собору Святого Петра.
– В Ватикан едет... Все кардиналы сейчас там находятся. Из дворца не могут выйти, пока папу не изберут. Как под арестом сидят. Своя она в мутной водице, – шепчет Рибас.
Карета принцессы остановилась у собора Святого Петра. Карета Рибаса останавливается поодаль.
– Письмо у нее к польскому кардиналу Альбани, – продолжал объяснять Рибас Христенеку, – по слухам, он будет избран папой. Но видеться она с ним не может. Из папского дворца нельзя ему выйти.
Джиованни Альбани – кардинал-протектор Польского королевства, декан Священной римской коллегии. В 1774 году по Риму действительно ходили слухи, что он будет избран папой.
К карете принцессы подошел человек в сутане.
– Секретарь кардинала аббат Рокотани. Через него она ведет все пере говоры с кардиналом, запертым во дворце, – продолжал объяснять Христенеку Рибас.
Доманский и Черномский выходят из кареты принцессы, почтительно помогают ей ступить на землю.
Принцесса в низко опущенном на лицо капюшоне идет рядом с аббатом. Они о чем-то беседуют. За ними следует сонный молодой итальянец.
– Это слуга аббата Рокотани, – поясняет Рибас. – Каждый месяц будешь выдавать ему три цехина.
Христенек расхохотался.
В доме на Марсовом поле Христенек и Рибас вновь заняли место у окна: следят за улицей – ждут возвращения принцессы.
– Содержание дома стоит пятьдесят цехинов, – продолжал вводить Христенека в курс дела Рибас, – кареты – тридцать пять цехинов, слуг – пятьдесят цехинов. Короче, она вся в долгах... И кардинал Альбани ее последняя надежда. Все ее бриллианты, все ее лучшие платья в ломбарде. И при том каждый вечер пиры и приемы. Никогда не видел такой мотовки. Я позаботился, чтоб ей предъявили векселя.
– А не сбежит ли попросту из Рима? – спросил Христенек.
– Вы ее поняли. Она действительно сбежала в свое время вот так из Парижа и из Рагузы. Но я уже рассказал кредиторам. Поглядите на ту сторону улицы...
По мостовой в плаще и в широкополой шляпе слонялся человек. Взад и вперед.
– Его нанял банк Беллони, которому она должна фантастическую сумму. Он следит за ее домом. Другой человек нанят банком Морелли. И ездит за ней по городу. Да она и сама сейчас не сбежит. У нее надежда продолжать игру. Она письма написала прусскому королю и султану. Главный расчет – этот Альбани. Ему пятьдесят четыре, и она очень рассчитывает на свои чары. Но ей нужна встреча! А Альбани заперт в конклаве. Ей же не терпится! Она вообще не умеет ждать. Недавно она решила переодеться в мужское платье и проникнуть в конклав. С трудом ее отговорил ее любовник Доманский.
– Откуда вы все знаете, сударь?
– Три цехина его камердинеру, – вздохнул Рибас.
– Сударь, я все больше радуюсь, что судьба свела меня с вами, – засмеялся Христенек
