Эпоха харафишей (ЛП) - Махфуз Нагиб
Таким образом, переулок сохранил свой образцовый порядок внутри и репутацию по ту сторону площади.
Но несмотря на это, Шамс Ад-Дин вернулся домой после боя с кланом Аль-Атуф с тревогой на сердце. Хмельной ураган силы и победы был пропитан пылью и грязью. Стремясь сразиться с ним, главарь клана Аль-Атуф тогда произнёс:
— Ну вперёд, шлюхино отродье! Вперёд, сын проститутки из бара Дервиша!
Это слышали все присутствующие. Члены клана Аль-Атуф приветствовали эти слова, тогда как остальные взревели от негодования. Было ли это брошено в сердцах просто из-за самой борьбы, или то было делом давно минувших дней, о которых знали другие, а он — нет — в силу юного возраста? Он решил пойти к Шаалану-одноглазому и спросить, что имели в виду те люди. Шаалан твёрдо заявил:
— То был всего-лишь визг раненой собаки…
И добавил:
— Женщина, которую выбрал Ашур Ан-Наджи, чтобы та стала его женой, хранительницей очага и потомства его, выше всяких подозрений…
Сердце его успокоилось, но ненадолго. Невозмутимости духа больше не было и в помине. Опасения блуждали в груди, словно тучи в дождливый день. В свободное время он украдкой поглядывал на мать — ей было лет сорок или около того, может, чуть меньше: миловидная женщина, с привлекательными чертами лица и глазами, излучающими истинное волшебство, миниатюрная и стройная. Набожная и респектабельная, влиятельная личность. Ему и в голову не могло прийти такое, о чём говорил тот негодяй; горе тому, у кого возник злой умысел ворваться в это святилище и осквернить его! Как же он был к ней привязан! Чуть ли не помешан на ней! Однажды Ашур сказал ему:
— Истинный мужчина не может быть настолько привязан к своей матери.
Когда он был ещё ребёнком, отец взял его с собой, он ел и спал в повозке. Он вращался вокруг отца, вырванный из тёплых объятий матери. Но вот интересно, свидетелем чего бар Дервиша? Есть ли мужчины, которым известны секреты о его матери, чего не мог знать он сам?!
Он в гневе пробормотал:
— Горе тому, у кого возник злой умысел ворваться в это святилище и осквернить его!
Однажды он увидел лицо, вернувшее его на много лет назад, в детство. Он ехал на своей повозке в сторону главной площади, и тут путь ему преградила драка, разгоревшаяся между девушкой и парнем. Девушка словно тигрица набросилась на парня, ударила его, плюнула ему в лицо и выплеснула целый поток ругательств, в то время как он пытался уберечься от её натиска и посылал в её адрес ещё более оскорбительные ругательства. Вокруг них столпились и смеялись люди.
Когда они увидели Шамс Ад-Дина, то поприветствовали его. На этом драка закончилась, и парень убежал. Девушка принялась подбирать с земли свою накидку и обернула её вокруг себя, робко поглядев на Шамс Ад-Дина. Её живость приятно удивила его, как и свежесть лица, и гибкость тела. Она заметила, что он смотрит на неё, и извиняющимся тоном сказала:
— Ему недоставало почтения, мастер, и я преподала урок…
Он улыбнулся и пробормотал:
— И правильно поступила. Как тебя зовут:
— Агамийя…
И ещё больше смутилась:
— Разве вы не помните меня, мастер?
Он внезапно вспомнил её и восхищённо произнёс:
— Ну как же… Мы же вместе играли!
— Однако ты меня не узнал…
— Ты так сильно изменилась. Ты ведь дочка Дахшана?
Она склонила голову и ушла.
Это была дочь его помощника Дахшана! Но как же сильно она изменилась!
Она зажгла в нём чувства, и молодая кровь забурлила в нём, словно солнечные лучи в полдень.
На подступах к кварталу Гурийя он увидел Айюшу, торговавшую вразнос, которая сделала ему знак, подзывая к себе, и остановился. Ему стало ясно, что её сопровождает ещё одна женщина. Та женщина была великолепна, она привлекала к себе взоры накидкой из крепа и золотистой вуалью на лице. Её чёрные глаза были подведены сурьмой, а тело было крепким и сочным. Вскоре обе уселись в повозке, и Айюша старческим голосом указала:
— В Ад-Дарб Аль-Ахмар, мастер…
Он вскочил на место возницы, надеясь хотя бы украдкой взглянуть ещё раз на ту женщину, а Айюша сказала:
— Как же замечательно, что наш предводитель ещё и водит повозку. А если бы ты захотел, то мог бы жить роскошно, ничто тому не препятствует.
Он был счастлив от её слов, однако промолчал. Он был счастлив благодаря теплу разлившейся в нём любви, а сердце его наполнилось ароматом истинного величия, а потому он мог стереть любые следы слабости и искушения. Он ждал, что красавица промолвит хоть слово, но та молчала, пока не вышла из повозки у Ад-Дарб Аль-Ахмар. Там-то он смог вдоволь наглядеться на неё и проводить взглядом, пока она не скрылась в крытой галерее палаты шейхов.
Айюша же оставалась на месте, и когда он вопросительно поглядел на неё, пробормотала:
— В Цитадель…
Повозка отправилась, меж тем как сам он молчал. Он молчал, несмотря на то, что ему хотелось поговорить. Тут вдруг старуха спросила сама:
— Раньше ты не видел госпожу Камр?
Он был благодарен этой старой женщине за то, что она сама завела с ним разговор, и ответил:
— Нет…
— Так обстоит дело с благочестивыми женщинами…
— Она из нашего переулка?
— Да. Вдова. Чрезвычайно красивая и богатая…
— Почему она не садится в двуколку?
— Ей хотелось ехать в повозке нашего предводителя…
Он обернулся к ней и заметил в её слабых глазах хитрую улыбку. И снова чувства его зажглись. Он вспомнил лицо Агамийи, и лица обеих женщин словно исполнили какой-то странный танец в его сознании, пока он не почувствовал себя опьянённым. Айюша сказала:
— Она тебе, несомненно, пришлась по вкусу?
С наигранной суровостью он спросил:
— О чём ты говоришь, божья угодница?
Она засмеялась:
— Моя профессия заключается в продаже как одежды, так и счастья людям…
Он из осторожности оборвал разговор.
У Цитадели она вышла из повозки со словами:
— Мы ещё поговорим об этом, не забывай Айюшу…
Он ещё не раз встречался с Айюшей-торговкой, подвозя её на своей повозке. Стремление к завоеваниям неистово билось в двери его, однако истинная слабость заключалась в его молодом сердце и пылкости юных лет. Камр тревожила его своим великолепием, а Агамийя — своей юностью. Возможно, всю свою взрослую жизнь он проведёт, пытаясь понять смысл супружества, женившись на госпоже, такой как Камр, или на девушке, такой как Агамийя. На горизонте надвигался шторм. Уж лучше его предвестникам отгрохотать своё, а ему попасть под удар, но в итоге насладиться штилем и покоем.
Однажды вечером после ужина он заметил, что состояние матери не такое, как обычно. В её прекрасных глазах светилась хитринка, они будто проникали в самое нутро его чувств. Она резким тоном спросила его:
— Что происходит за моей спиной?
Ну что ж, ладно, ему даже отрадно было раскрыть перед ней все свои карты и раскрыть тайны мятежного сердца.
— О чём ты спрашиваешь?
Она гордо подняла голову, подобно тому, кто презирает любые попытки надувательства, и спросила:
— В какие игры играет с тобой эта Айюша-бродячая торговка?
Он подумал, что в беззубом рту Айюши не могла сохраниться ни одна тайна, и безропотно улыбнулся, промямлив:
— Она всего-лишь занимается своим ремеслом.
Она резко заявила:
— Камр тебе по возрасту в матери годится, и к тому же она не может иметь детей.
С единственной целью подействовать ей на нервы, он сказал:
— Однако она красивая и богатая!
— Её красота продлится недолго, а если ты действительно стремишься к богатству, то что тебе мешает?
Он с упрёком спросил:
— Или ты хочешь, чтобы я предал память об Ашуре Ан-Наджи?
— Не менее позорно разбогатеть за счёт женщины!
Желая снова побесить её, он сказал:
— Не согласен!
— Правда?!.. Тогда позволь, я подберу тебе достойную невесту из дочерей знати.
