Григорий Полянкер - РАЗБОЙНИК ШМАЯ
Солдаты дружно расхохотались. Не выдержал и незнакомец. А Шмая, глотая горячую кашу, продолжал:
– Где ж это видано, чтоб человек пришел на фронт без ложки? Ты думаешь, что на войне, как у тещи в гостях? А винтовку ты, часом, не позабыл где-нибудь? Ох, был бы ты в нашей роте, всыпал бы тебе наш ротный, Николай Дубравин, три наряда вне очереди, – тогда бы ты знал, как ложку терять… Ну, да ладно, погоди минутку, – добродушно добавил Шмая, – сейчас одолжу тебе свою ложку.
Шмая вытер ложку краем шинели, приподнялся, подал свой котелок незнакомцу и встретился с его светло-голубыми улыбающимися внимательными глазами. Немного растерялся, подумал: «Кто бы это мог быть?»
– Молодец! Вкусная каша! – сказал незнакомец, придвинувшись к костру, – А насчет ложки ты правильно говоришь. У настоящего солдата все должно быть на месте.
Солдаты, сидевшие у костра, спрашивали друг друга глазами – кто бы это мог быть? Видно, начальник, хоть просто одет.
– Не слыхать, товарищ, скоро потеплеет? – спросил Шмая, желая сгладить неловкость. – В Крыму, говорят, всегда жарко, буржуи сюда греться ездили, а мы здорово мерзнем.
– Погоди малость, не торопись, скоро и нам жарко станет, – вмешался кто-то.
– Кабы подкинули немного теплой одежи. А то днем ещё так-сяк, а ночью холодно.
– А вы не слыхали, товарищ, скоро ли с Врангелем покончим? Может, вы поближе к начальству стоите…
– До зимы бы кончить с этим гадом бароном и домой, – сказал кровельщик.
– Вот товарищ Фрунзе, командарм, писал в своем приказе – как только разобьем барона Врангеля, дышать станет легче…
– Да… Нелегкая работенка. Вся международная буржуазия собралась в Крыму. У них пушек, танков – чертова тьма…
– Ничего! Приедет сюда Михаил Васильевич Фрунзе, он им покажет, где раки зимуют…
– Да, видали, сколько нашей кавалерии сюда прибыло?
– А орудий, а броневиков… И самолеты у нас уже есть… Ничего, как-нибудь наша возьмет!
– Возьмешь!… – недовольно проговорил солдат, до сих пор не проронивший ни слова. – А через Сиваш как пройти? Противная речка: ни река, ни море, ни болото. Одни черти в нем и водятся…
– Ничего, товарищ Фрунзе все это обмозгует…
– А как же он войска через Сиваш переправит?
– Да, братцы, перейти через «гнилое море» – работенка деликатная, – поднялся с места кровельщик, – нам когда-то – ещё мы мальчонками были – рассказывали, как Моисей-пророк евреев из египетской неволи выводил. Подошли они к этакому вот Мертвому морю. Как его перейти? Ломал себе голову Моисей, а придумать ничего не может, хоть караул кричи. Разозлился старик да как рубанет посохом-булавой по воде – и расколол море. Все перешли благополучно, даже пятки не намочили, и никто из его команды насморка не получил… Вот бы нам, хлопцы, такую булаву. Сиваш расколоть…
Все весело рассмеялись.
– Уж наш разбойник Шмая придумает!
– Как? Как вы сказали? Разбойник? А почему – разбойник? – удивленно спросил незнакомец.
– Да вы не слушайте их, товарищ начальник, вздор болтают, – махнул рукой кровельщик и начал вытирать соломой свой котелок. – Это меня так когда-то окрестили, и тянется за мной это прозвище.
– Вот оно что! А я уж испугался было: думал – настоящий разбойник меня кашей потчевал… Надо, говоришь, булавой Сиваш расколоть?
Незнакомец поднялся с места, отряхнул шинель.
– Ничего, попытаемся без булавы перейти… Как ты думаешь?
– Думаю, перейдем. Только бы скорее к нам приехал Михаил Васильевич. Он, говорят, командир справный, в военном деле хорошо разбирается…
Человек с открытым волевым лицом и умными проницательными глазами весело улыбался и смотрел на Шмаю.
– Стало быть, ты разбойник?
– Никак нет! – вытянулся перед начальником Шмая. – Я солдат, вернее ефрейтор… Георгия и медаль получил. Три ранения… В Карпатах воевал…
– А как же звать тебя по-настоящему?
– Шая Спивак! – отчеканил кровельщик.
– Шая Спивак? – переспросил начальник, внимательно всматриваясь в него.
Так точно!
– Ну ладно! Вместе воевать будем. Когда там, в Крыму, встретимся, не забудь сварить такую же кашу, как сегодня,- сказал начальник и, протянув ему руку, добавил: – Ну что ж. Будем знакомы. Фрунзе.
– Фрунзе?! – Шмая, растерявшись, смотрел вслед человеку в длинной шинели, который шел к соседним кострам.
– Фрунзе?!
– Командарм…
– Ну, брат, попал ты впросак…
Шмая, ошарашенный, стоял ещё несколько минут и не мог слова вымолвить.
Долго ещё красноармейцы рассказывали, как кровельщик у костра беседовал с командармом.
А разбойник Шмая чувствовал себя на седьмом небе.
– Эх, вернуться бы, хлопцы, живым-здоровым домой, было бы что порассказать!.
Поздно ночью, когда густое марево окутало все кругом, красноармейцы вброд, по пояс в воде, начали форсировать Сиваш. Дул влажный пронизывающий ветер. Где-то вдалеке не переставала грохотать вражеская артиллерия, и время от времени над головами пролетали снаряды с военных кораблей. Ноги вязли в илистом грунте. Солдаты, едва передвигая ноги в густой, гнилой грязи, тихо продвигались вперед.
Чуть не по пояс в соленой воде Спивак тащил на плече тяжелый ствол пулемета, время от времени шепотом приговаривая:
– Завидую теперь долговязым. Им легче здесь ходить…
Ротный Дубравин, с трудом сдерживая смех, оглядывался на забавного солдата.
– Разговорчики! Даже сейчас не можешь помолчать… Чтоб я от тебя больше ни звука не слыхал!
– Помолчи попробуй, когда у тебя полны голенища воды… А лягушки там, кажется, так и квакают.
– Отставить…
По туманной мгле над Сивашем ползли ленивые мрачные полосы – щупальца вражеских прожекторов. Тяжелый снаряд разбудил окрестность, и вдруг вражеские батареи все сразу начали бить по Сивашу. Во все стороны с воем и шипением ложились снаряды, обдавая красноармейцев водой и грязью. На секунду продвижение задержалось. Дубравин крикнул:
– Чего стали? Вперед! За мной! Не видно берега. Все тяжелей становится солдатская ноша. Люди уже падают с ног, но упорно, настойчиво идут вперед.
Было уже светло, когда штурмовые группы прорвали первую линию вражеских траншей и проволочных заграждений и перебрались через Турецкий вал. Воздух был отравлен дымом и порохом, на скуповатом осеннем солнце сверкали осколки снарядов. Со всех сторон к небу тянулись столбы черного густого дыма, с моря не переставали бить корабельные орудия. Всюду шла ожесточенная рукопашная схватка. Вал был покрыт трупами.
Перебегая и переползая с бугорка на бугорок со своим пулеметом, Спивак каждый раз припадал к щитку, открывал огонь, потом, не задерживаясь, бежал дальше за Дубравиным, который вел в атаку свою заметно поредевшую роту.
Бой уже затихал, когда волна от тяжелого снаряда, взорвавшегося неподалеку, отшвырнула Шмаю в сторону. Засыпало его землей. Свет в глазах погас. «Конец…» – мелькнуло в голове.
Очнувшись, он увидал возле себя Дубравина.
– Жив, Спивак? – тормошил он Шмаю, не давая ему закрыть глаза. – Санитаров сюда! Носилки!
Шмая чуть приподнял голову, оглянулся и увидал разбитый пулемет, валяющийся в канаве колесами кверху. Дубравин подал раненому фляжку с водой, снял с себя шинель, изодранную осколками и забрызганную кровью, и накрыл солдата.
– Эй, санитары!
– Что там? Взяли? – придя в себя, проговорил раненый.
– Взяли Перекоп! Белые бегут, – взволнованно сказал ротный и показал на дым, поднимавшийся к небу.
Спивак тяжело дышал. Подоспевший фельдшер начал перевязывать ему рану. Но когда санитар взял ножницы, чтобы разрезать голенище сапога, Шмая сердито сказал:
– Зачем режешь, сапоги попортишь!
– Больной, успокойтесь! – проговорил фельдшер.
– Легко вам сказать – успокойтесь. Он мне сапоги искорежит, как я потом ходить буду? Не режь голенище, слышишь?!
– Никуда вы не пойдете, товарищ красноармеец, в госпиталь вас отвезут. Положите его на носилки, – приказал фельдшер санитарам, а сам побежал к другим раненым. «Странный солдат! Сапоги жалеет, а речь идет о жизни».
Шмая попросил санитаров помочь ему подняться, минутку постоял, как пьяный, велел подать ему винтовку, валявшуюся рядом, попробовал сделать шаг-другой, скрывая боль, и направился туда, куда ушел Николай Дубравин со своей ротой. Опираясь на винтовку, он медленно шел вперед. Вот он увидал повозку со снарядами, остановился и попросил его довезти.
– Куда? Погоди здесь. Придет санитарная повозка. Тебя в тыл отвезут, в госпиталь…
– Моя рота туда пошла, – указал он в направлении Перекопа.- Подвезите малость, а там я сам как-нибудь дойду…
– Ты почему не дал отвезти себя в госпиталь? – упрекал ротный Шмаю. – Зачем тащишься за нами? Не видишь, что ли, что творится?
– Ничего, товарищ ротный, я ещё держусь на ногах. Вот окончится бой, освободим Крым, мы с тобой по рюмочке хватим…
– Это все ладно. Но почему ты моего приказа не выполнил?
