Александр Грязев - Архивные записки
А Николай Иванович Федышин, у которого оказался богатый личный архив совсем уж неожиданно достает из шкафа большой бумажный лист, на котором я вижу строчки, написанные размашистым почерком дяди Гиляя. Целое стихотворение! Вот оно:
СултановуКругом настроил разных будок
Таков царей должно быть рок
И смело говорит рассудок,
Что то не памятник — судок!
Любуйся, древняя столица,
Чего ты не видала встарь:
Здесь уксус, перец и горчица,
А посередке государь!
Способен инженер Султанов —
От всей душ я говорю:
Гаремы строить для султанов,
Ну, а не памятник царю!
В этом стихотворении дядя Гиляй высмеивает некого автора памятника, поставленного в Московском Кремле и вызвавшего насмешки многих москвичей.
Дядя Гиляй был известен как автор многочисленных экспромтов на разные случаи жизни. Вспомним хотя бы его знаменитый экспромт на выход пьесы Л. Толстого «Власть тьмы»:
«В России две напасти:
Внизу — власть тьмы,
А наверху — тьма власти».
Вот и на листе из федышинского архива рядом со стихом «Султанову» Гиляровский пишет едкий экспромт:
«Восьмое чудо на земле
У нас явилося в Кремле.
Царь-колокол,
Царь-пушка,
И рядом Царь-избушка
— А свою первую книгу Гиляровский подарил моему отцу еще в 1905 году, когда тот учился в Училище живописи, — говорит Николай Иванович. — Ее нет в той архивной папке. Она выставлена в экспозиции.
Мы идем в музейный зал и там я читаю еще один автограф дяди Гиляя на обложке его книги стихов «Забытая тетрадь»: «Молодому художнику Ив. Вас. Федышину от старого писателя на добрую память. В. Гиляровский. 15 июня 1905 г.»
И тут же на обложке стихотворные строчки, посвященные его молодому другу:
«Пройдут года, откроешь ты
Тетрадь случайно пред собою,
И пусть кипучею волною
Воскреснут с прелестью былою
Далекой юности мечты
Иван Федышин на всю жизнь запомнил мудрые советы дяди Гиляя и с благодарностью следовал им.
В 1909 году он закончил Училище живописи, ваяния и зодчества и до 1912 года жил в Ростове-на-Дону. Потом переехал в Вологду, преподавал рисование в учительском институте, а в январе 1924 года стал заведовать художественным отделом Вологодского музея.
В те трагические для России годы особенно потери несла Русская Православная Церковь. Закрывались и разрушались монастыри и храмы, уничтожались иконы и церковная утварь. Иван Федышин почти постоянно находился в поездках по Вологодчине, спасая национальное достояние. В эти годы он и положил начало знаменитому и поныне иконному собранию Вологодского музея. Иконы нужны было не только сохранить, но и возвратить к жизни. Для этого в 1926 году он вновь едет в Москву, где заканчивает курсы в Центральных реставрационных мастерских, а в Вологде создает собственную реставрационную мастерскую при музее. В этот год он вновь встречается с дядей Гиляем, о чем свидетельствуют автографы старого писателя.
В 30-е годы в иконном собрании Вологодского музея благодаря стараниям Ивана Федышина насчитывается уже пять тысяч спасенных от гибели икон.
В Вологду зачастили «спецы» из Москвы, для оценки собрания и отбора некоторых икон для выставок, в том числе и зарубежных. По сути же отбирали для продажи. Иван Васильевич противился этому грабежу: подсовывал плохие иконы, замазывал и прятал особенно ценные. А однажды, когда очередная комиссия пришла снимать с колокольни Софийского собора старинные колокола, он встал в дверях на пути комиссаров и сумел победить.
Такой строптивец не мог нравиться тогдашним властям, и зимой 1937 года по ложному доносу Иван Федышин был арестован и без суда и следствия отправлен этапом в концлагерь под Белозерск, в бывший там Новоезерский монастырь. Всего два года провел он в том лагере, но здоровье свое подорвал и еще через два года, 5 мая 1941 года, умер в самом творческом возрасте, 56 лет от роду.
Для его сына Николая Ивановича Федышина Вологодский музей — дом родной. Здесь он родился и жил до пятидесяти лет. Здесь Николай Иванович продолжил дело своего отца, став художником-реставратором еще в 1954 году. Так же, как и отец, Николай Федышин по вологодским градам и весям в разрушенных храмах, на чердаках заброшенных домов искал и находил старые иконы. Он пополнил поредевшее иконное собрание отца и всю свою жизнь посвятил реставрации древнерусской живописи, став реставратором высшего класса, Заслуженным работником культуры России.
Но, по словам Николая Ивановича, жизни его не хватит, чтобы восстановить все собранные иконы. Потому-то рядом уже многие годы работают его сыновья Иван и Николай — внуки Ивана Федышина — третье поколение семьи художников-реставраторов и хранителей прошлого. Так в старину и было на Руси.
И еще об одном вологодском автографе дяди Гиляя здесь стоит сказать. Он давно известен вологжанам, так как находится в областной библиотеке на книге «Негативы» и доступен каждому читателю.
Сборник «Негативы» вышел в Москву в 1900 году и многие из его рассказов навеяны вологодскими впечатлениями автора. Недаром дядя Гиляй книгу эту подарил вологжанину, написав: «Дорогому земляку Сергею Васильевичу Рухлову[1] от всей души. 5 января 1902 г.» А рядом четыре стихотворных строки:
«Здесь все: тревоги и мечтанья
Порывы прежних бурных дней,
Народа горькие страданья
И беды юности моей!
Всенародный избранник
«Се яз Воздвиженской церковной староста Патрекей Степанов Кулемин, да земской целовальник Воздвиженского стану Иван Алексеев Карпов, да земской же сотской Ферапонт Васильев Ермолин, да крестьяне Амос Ананьин Федоров, Некрас Семенов Колотилов, Ждан Сидоров Верещагин, Стефан Анисимов Тряблов, Орех Григорьев Бачюрин и все крестьяне Окологородной волости выбрали еси и полюбили в Окологородную волость ко Государеву Цареву и Великого князя Алексея Михайловича всея великия и малыя и белые России Самодержца делу в выборные земские судьи Федора Нечаева Худякова, да выбрали и полюбили к нему, судье, в выборные земские целовальники Поспела Иванова Селиверстова, назвищем Кунка. А судити ему, судье, на стану у Воздвижения нас, крестьян по челобитным и по кабалам и по духовным и по всяким письменным крепостям. Управу меж нас, крестьян, чинити по Государеву Цареву и Великого князя Алексея Михайловича крестному целованию в Государевых делах и в земских по Государеву указу, по Соборному уложению и по уставным Государевым грамотам, каковы от Государя из Москвы наказы придут, его Государевы деньги, данные и оброчные и всякие Государевы денежные доходы ему судье Федору с товарищи с нас крестьян Окологородской волости собирать и к Москве ко Государю отсылать. А в татинных и в разбойных и в душегубных делах ему судье Федору с товарищи по Государеву указу и по наказанным спискам про те дела сыскивать и судить во всем у Воздвиженья на стану по нашему мирскому выбору, а нам крестьянам с ним, судьею за ворами, за разбойниками и за всякими воровскими людьми ходить в погоню и воров, татей и разбойников и душегубов и всяких воровских людей с ним, судьею, имати вместе и приводить на стан к Воздвиженью.
А случится в волости питье продажное, пиво или вино, а ему судье Федору с товарищи котлы и трубы вынимати и писать на Государя.
А кто учнет держать питье продажное, пиво или вино, ино на продавце пени имати на Государя два рубля денег, а на питухе четверть рубля.
А будет кто в нашей волости зернью и картами играть и таким ворам указ чинить по сему нашему мирскому выбору.
А кто учнет держать блядню и на том пени имати на Государя ему, судье Федору с товарищи по Государеву указу и Соборному уложению.
Судити во всем у Воздвиженья на стану и указ чинить безволокитно. И оттого ему, судье Федору с товарищи, во всех земских делах посулов и поминков не имати ни у кого, ни от чево, ни которыми делы. Судити вправду, другу в суде не дружити, а недругу не мстити.
А будет где объявляться тати, разбойники и душегубцы и всякие воровские лихие люди и сотникам и полусотникам и десятникам и всем крестьянам земского судью Федора с товарищи во всем слушати и на бой против воровских людей идти со всяким ратным боем, с копьи и с луками и с пищалями и выборного земского судью Федора с товарищи разбойникам не подати и в погоню за ворами ходити.
