Елена Маркова - Первая сказка
— Хо! — властно сказал Та-та, и внимание людей переключилось на него.
— Хо у-аа но! — провозгласил он. Непонимающее молчание было ему ответом.
— Ма ом! Хо ма аа! — попыталась объяснить Ма-ма.
Наконец Та-та одним движением вырвал сердце из рассеченной груди Отца и положил его в огонь. Мясо зашипело и наполнило пещеру сладковатым запахом. Калека, сидевший на корточках позади всех, вдруг завыл протяжно и тоскливо, не в силах больше вынести мучительного ожидания неотвратимой и страшной мести отцовского духа. Но его вой так и остался одиноким; люди, казалось, не слышали его. Та-та выгреб палочкой поджарившиеся куски, стряхнул золу и начал есть сердце Отца, исподлобья поглядывая на Семью. В лицах людей он теперь видел не только страх, но еще и голод, смешанный с любопытством. Та-та подозвал к себе сутулого длиннорукого подростка и сунул ему еще теплый кусок мяса.
— Хо! Ма! — произнес он властно. Мальчик облизывался, с жадностью втягивал незнакомый аромат, негромко урчал, ковыряя еду пальцем, но не решался пока отведать ее.
— Хо ма! — повторил Та-та, и мальчик наконец набросился на пищу с жадностью голодного зверя.
Люди постепенно выходили из оцепенения. Та-та чувствовал, что страх их понемногу проходит, уступая место любопытству.
Ма-ма бросала куски расчлененного трупа на горячие угли. Тата вынимал те, что уже поджарились, и передавал их женщинам и подросткам, не заботясь об очередности. Те хватали еду руками, обжигались и роняли дымящееся мясо на землю; некоторые становились на четвереньки и ели прямо с пола. Один лишь Калека, отстранившись от брошенного ему куска, не прикасался к еде и сидел неподвижно, дрожа всем телом. Он не знал, что такое любопытство, и сладость запретного плода была ему непонятна, только страх и отчаяние остались в его изуродованной душе. Он забился в уголок и скорчился там, обхватив голову руками. Из груди его вырывались горестные стоны, по лицу текли слезы. Пока все оставалось по-старому, он мог еще смириться со своей участью, но теперь, когда все в мире так внезапно перевернулось, и Семья, охваченная непонятным порывом, безжалостно ломала привычный уклад, он с неожиданной остротой и болью вдруг понял, что ему уже никогда не стать одним из них. Он всегда будет одинок; жаркий огонь, шипящее дымное мясо Отца — все это не для него. Ему остались лишь холод, темнота и безнадежная тоска до конца дней.
У пылающего костра продолжалось невиданное пиршество. Даже малыши получили свою долю, а те, кто еще не мог есть мяса, всасывали отцовский дух с молоком матерей.
Та-та держал на коленях голову Отца, глядя ей в полуоткрытые мутные глаза.
— Ом, — сказал он голове. Теперь мы вместе.
Одна из женщин, сидевшая рядом с ним, вдруг встрепенулась и посмотрела на Та-та изумленными глазами. Словно молния сверкнула в ее одиноком сознании. Она поняла его! Губы ее приоткрылись, и она, с трудом ворочая неуклюжим языком, пробормотала:
— Ом!
Лицо ее светилось радостью, лишь где-то в глубине темно-карих глаз затаился страх: а вдруг ей показалось? Вдруг сейчас все исчезнет?
Та-та улыбнулся ей. Положив голову на землю макушкой вниз, он наклонился вперед и ударил по ней рубилом, потом еще раз и еще. С каждым ударом, раскачиваясь в такт движениям руки, он повторял:
— Ом! Ом! — и люди завороженно следили за ним. Лица их постепенно просветлялись, души наполняла неизвестная им доселе радость единства.
Та-та вырубил дно отцовского черепа, вынул мозг и положил его в угли. Потом набросал в череп, как в яму, горячей золы, углей и мелких веток. Голова Отца зашипела, из носа повалил дым, и вот наконец в пробитом отверстии показались языки пламени. Та-та поднял за ухо чудовищный факел и осветил им лица сидящих, продолжая плавно покачиваться и бормотать, как заклинание, заветное слово: «Ом! Ом!»
Вглядываясь поочередно в каждого, Та-та замечал, как постепенно, словно нехотя, ему начинают открываться их мысли: сначала он видел их сквозь туманную дымку, потом картинки прояснились и стали яркими и четкими.
Мысли были разными по форме, но объединялись общим смыслом: летящие люди, камень, падающий в пропасть, белка ныряет в дупло, зубы вонзаются в мясо, палка втыкается в землю…
Ом! Вместе! Соединиться! Слиться в одно!
Страсть и безумное вожделение охватили всех; молодые братья сначала с опаской, потом смелее потянулись к матерям, мальчишки — к сестрам; плавные движения постепенно превращались в судорожные толчки, взметнулись наполненные силой и страстью ТА…
Люди теснились друг к другу, сплетая руки и ноги, сливаясь в один стонущий клубок… Сероглазый сам не знал, как очутился в объятиях Ма-ма. Она прижалась к нему всем телом, потом со стоном медленно соскользнула на пол и встала на колени. Та-та крепко обхватил ее. Сверкнула молния, насквозь пронзив океан материнского лона… Потом рядом появились другие женщины, и братья, и все они были вместе.
Первое Слово продолжало звучать над ними, над клубком бьющихся тел, и они, не в силах остановиться, подчинялись его божественному смыслу. Их стоны, крики и приглушенное бормотание слились в один могучий голос, наполнивший пещеру и выплеснувшийся за пределы вселенной.
Одна из женщин, длинноногая и сильная, оттолкнула подскочившего к ней мальчика и пробралась поближе к Та-та. Тот ответил лаской на ее призывную позу. Когда мать начала мерно покачивать бедрами и вскрикивать от удовольствия, Та-та подозвал юношу; тот набросился на женщину и закончил то, что начал Отец.
Мысли Та-та сейчас принадлежали не женщинам и даже не Ма-ма. Невиданное возбуждение и радость переполняли его. Он снова видел великого Духа, одиноко сияющего в черном пространстве; со всех сторон к нему летели прозрачные тени: он узнавал в них матерей и братьев, детей и подростков своей Семьи. Тени сливались, вспыхивая ослепительным светом, и втекали, одна за другой, в единое могучее пламя огненного духа Ом-аа, делая его сильнее и ярче.
Та-та хотел одного — вновь соединиться с великим Светом, раствориться в его блаженстве. Не замечая никого вокруг, Та-та опустился на колени перед огнем. Взяв тонкий каменный отщеп, он взглянул на свой ТА, обессилевший после стольких сражений.
— Хо да та! — воскликнул он, обращаясь к огню. Я хочу отдать тебе свою силу!
— Но! — вскрикнула Ма-ма, подскочив к своему властелину, но Та-та оттолкнул ее. Глаза его горели диким огнем — огнем Ом-аа.
Та-та одной рукой приподнял свое грозное орудие и резанул по нему камнем. Кремневое острие отсекло край его зверя. Алая кровь брызнула на горящие ветки.
— Ом! — вскричал Та-та, соединив голос боли с воплем восторга. Он швырнул кровавый обрывок кожи в самую середину очага. И великий Свет ответил ему яростной вспышкой пламени.
Та-та снова был в ярком круге в конце черного туннеля; он блаженствовал, чувствуя возросшую мощь своего божества — он подарил ему не только свой дух и свою силу, но и грозный АА Отца, и АА матерей и подростков — отныне все они принадлежали великому Свету.
Та-та не ощущал времени. Он полностью слился с Ом-аа, принимая в дар от него новые силы и новое могущество.
Когда он очнулся и снова увидел себя среди людей, боль почти утихла и кровь перестала течь из раны. Вокруг него собрались юноши и подростки; все с нескрываемым интересом разглядывали его. Только длиннорукий молодой брат не обращал внимания на Отца. Он обнимал одну из матерей, тесно прижавшись к ее заду.
Брат не давал ей поднять голову, пригибая ее все ниже и ниже; он рычал от восторга и наслаждения; еще минута — и юноша, вскрикнув, остановился и отпустил женщину. Она так и осталась стоять на коленях, уткнувшись головой в пол. Юноша, закрыв глаза, счастливо улыбался; и в этот момент Та-та, глядя на него, произнес:
— Аа хо У-та!
…Толстые палки падают в огонь, и костер разгорается; светлый круг все шире и шире…
Та-та задумчиво посмотрел на тонкий каменный нож, который он по-прежнему сжимал в руке. Он медленно встал, подошел к юноше и резким неожиданным движением отсек конец его уставшего зверя.
Окровавленное колечко кожи упало в огонь.
— Ом!
Юноша испуганно вскрикнул, но ужас на его лице сменился удивлением, а потом и радостью. Мальчуган вдруг понял все: его кровь смешалась с кровью Отца, его ТА слился с огнем, его дух вошел в светящийся круг и остался в нем навеки; великий Свет принял его в свое лоно.
— Ом! — выкрикнул юноша, охваченный необъяснимым восторгом.
Теперь Та-та знал, что расчет его был верен: своим поступком он выполнил волю великого Аа. Он видел ослепительное сияние, захлестнувшее мысли молодого брата. Тело Та-та пришло в движение, постепенно наполняясь диким безудержным ритмом; он подпрыгивал, дергался и трясся, взмахивая окровавленным ножом, и молодой брат, медленно поднявшись на ноги, постепенно включился в этот танец.