Магомед Султанов-Барсов - Большой Умахан. Дошамилевская эпоха Дагестана
Нукер упал на арену замертво.
Полутысячная толпа зрителей оценила классическое мастерство калеки-воина и ликовала от восхищения.
– Ну, что ж, твой оборванец победил и на этот раз, – буркнул Шахбанилаву Пайзу-бек и, хохотнув, покинул арену поединков.
– Пусть знают в Поднебесной, что в стране Нуцалов перед законом все равны! – бросил воитель вслед беку.
Глава 5-я
Первая весна
В новом году поход на южные границы Аварии, простиравшиеся на многие версты по Кахетинской и Джаро-Белоканской долине, начался рано. Мухаммад-Нуцал вывел войско из Хунзаха, едва начал таять снег, и перешел перевал, рискуя попасть под снежную лавину.
С каждым днем солнце все сильнее припекало заснеженные вершины, и первая в жизни Большого Умахана зима зажурчала ручьями, защебетала звонкими трелями птичек, запахла подснежниками, ландышами и долгожданной, пробуждающейся от зимней спячки землей. Наступила весна.
Десятимесячный Умахан уже с трудом вмещался в свою инкрустированную драгоценными камнями люльку. Он уже легко выскакивал из рук его многочисленных нянек из числа родственниц и невольниц, делал удивительно торопливые и сильные шажки. Падая на четвереньки, толстенький, как медвежонок, малыш ползал по всему замку, пищал от восторга, завидя пробегающих мимо кошек или поющих за окном птиц. Казалось, ему было дело до всего, что являлось его младенческому, еще не отравленному превратностями судьбы взору. Для вооруженной стражи замка Умахан был настоящим бедствием. Он силился отобрать у них грозное оружие, столь популярное для всех придворных мира, – круто изогнутые по краям, большие, острые топоры-секиры. Но, конечно же, нянька Зулейха брала его на руки и уносила от стражи. Бывало, что десятимесячный престолонаследник, недовольный очередным запретом, царапал няньке лицо и бил кулачками, пронзительно вопя и выкрикивая несуразности, понятные лишь одному Аллаху. Создавалось впечатление, будто младенец уже понимает, что он царь и что нельзя запрещать ему хватать то, что он хватает.
К нему стремилась вся дворцовая челядь, и в то же время его все побаивались; рядом с ним держались настороженно: он не знал меры ни в чем; бодрствовал, пока, выбившись из сил, не засыпал у кого-нибудь на руках или прямо на полу, застеленном коврами или хорошо выделанными шкурами.
В один из ласковых апрельских дней, залитых лучами солнца, растапливающих последние зимние снега, Меседу и Хистаман вышли в дворцовый сад погулять с братиком. Держась за руки сестер, Умахан делал по земле свои первые, неуклюжие шажки. В светлых беседках, выстроенных в арабском стиле – восьмигранником, укрытых от солнца плотным белым ситцем, сидели тети, дяди царевича и их гости. Они тут вели свои нескончаемые беседы о жизни, о старине, о товарах, которые они намерены были и этим летом отправить с чьим-нибудь надежным караваном в далекие страны, чтобы получить наилучший доход. Вокруг кустов жасмина бегали дети – двоюродные, троюродные и четвероюродные братья и сестры десятимесячного престолонаследника. Кто-то катался на качелях, кто-то упражнялся в прыжках с места, а восьмилетний Булач и еще двое мальчишек играли в догонялки. Убегая, они залезали на самое высокое в саду платановое дерево, на котором с толстых ветвей и в разных местах свисали три каната. Мальчишки забирались высоко по веткам и спускались на землю по канатам. Затем, по-новому: двое убегают, один – догоняет. Это здорово оттачивало силу и ловкость мальчишек, мечтающих стать славными воителями, как Андуник Третий, прозванный Диван-ханом из-за честных судов, которые он вершил. А еще мальчишки очень любили купаться в бассейне. Прошлым летом они забирались на головы каменных статуй – львов, быков и драконов – и ныряли в довольно глубокий бассейн. Но сейчас было еще рано купаться, вода в бассейне – ледяная, снег только недавно растаял.
Сестры-царевны решили показать братику рыбок, подняли его на каменный бортик бассейна, и тут-то как раз и случилось то, чего так боялась мать-ханша. Умахана, увидевшего в хрустально-прозрачной воде причудливо красивые существа с красными точечками на боку, девочки не смогли удержать. Он потянулся рукой за рыбками и упал в ледяную воду. Меседу и Хистаман подняли крик, но малыш точно камень пошел ко дну. Достал ли он дна – в этом месте было по грудь взрослому человеку – одному Аллаху ведомо. Но малыш, барахтая руками и ногами снова показался над водой, всего на несколько мгновений, и снова ушел ко дну.
– Чего вы там орете, несносные девчонки? – сердито прикрикнула тетушка, старшая сестра их правящего отца, высунув голову из беседки.
– Умахан утонул!.. – в один голос закричали сестры.
– Что-о?! Шутить изволите, проказницы этакие, – пробурчала шестидесятитрехлетняя принцесса и, сев на свое место, продолжила прерванную беседу.
Отдыхающие в других беседках еще не поняли, чем вызван шум, как одна из невольниц, случайно проходившая в этот момент мимо, прыгнула в бассейн за сокровищем своей любимой госпожи. Нырнула очень неумело, но столь самоотверженно, что ангелы и джинны на небесах, наверное, взмолились, прося у Всевышнего милости к еще безгрешнему престолонаследнику, и невольнице повезло. Она достала под водой малыша и подняла вверх, сама же при этом, не умея плавать, осталась в воде по самые брови. Одному богу ведомо, как она сумела продержать малыша несколько мучительно долгих мгновений и в тоже время столь быстротечных, что смерть подошла вплотную к царственному младенцу.
Один раз она оттолкнулась ото дна ногами и схватила перекошенным ртом спасительный воздух. Затем снова погрузилась в воду, но младенца сумела удержать над водой. Десяти- и семилетняя царевны тянули через борт бассейна свои руки к братику, но им было до него не достать. И тут к бассейну подоспела другая невольница, высокая, крепкая девушка. Она и дотянулась через бортик бассейна до малыша и вытянула его из воды.
Малыш, с перехваченным от холода дыханием, не мог еще плакать. Невольница быстро сняла с него мокрую одежду, завернула в свой шерстяной платок и крепко прижала к груди. У бассейна уже суетились выбежавшие из беседок люди, а рабыня продолжала тонуть в бассейне. Старшая сестра Правителя кричала, словно кто-то специально бросил малыша в воду. Весенний сад был охвачен такой паникой и суетой, что стражник затрубил сигнал тревоги, очевидно решив, что кто-то неслыханно дерзкий напал на замок. Все были заняты созерцанием скукожившегося от холода царевича, страшно суетясь при этом и не зная, как ему помочь – малыш начинал плакать, а между тем невольница все еще оставалась в ледяной воде, скованная судорогой. Молодая рабыня, передав кому-то в руки малыша, прыгнула в бассейн за подругой. Беки, привыкшие спасать своих только на поле сечи, тут сообразили лишь накричать на невольниц, словно это они были повинны в опасном купании юного Правителя. Хотя вторая невольница тоже не умела плавать, рост ее был достаточно высок – вода в бассейне доставала ей до горла. Да, но ведь тонущую в прозрачной, как стекло, воде надо же было как-то доставать! А как ее достанешь, если не нырнуть за ней?! Страшная судорога совсем скрутила ее. Никогда прежде не нырявшая рабыня поняла, что промедление смерти подобно.
– А-аства-ац! Аствац35!.. – отчаянно воззвала рабыня на родном языке и погрузилась в воду, приседая на ногах…
Один из беков даже возмутился:
– Кто такой этот Аствац? Если это языческий бог, то мерзкую рабыню следует отхлестать кнутом, чтобы знали и другие скрытые язычники, что нет от языческих истуканов ни пользы, ни вреда для людей. Только Аллах волен над землей и небесами…
– Какой ду-ра-ак! – протянула старшая царевна, глядя на бека. – Тут люди тонут, а он болтает…
Неизвестно чем бы все это закончилось: бек не собирался в ледяную воду за невольницами. Тут подоспел один из стражников, великаньего роста, который, отбросив в сторону секиру, шагнул прямо в бассейн, где вода ему была чуть выше пояса, и быстро вытащил тонущих невольниц.
– Вода еще холодноватая, чтобы купаться детям и женщинам, – чувствуя, как ужасно холодно, пробормотал воин, когда вылез и сам.
Мокрые рабыни, в длинных платьях и кожаных чарыках, страшно затряслись от холода и судорог. Они не могли даже стоять на ногах. Но тут, одной из последних, появилась в саду и сама ханша, которая приказала страже взять невольниц на руки и отнести их в их комнаты, а другим невольницам приказала позаботиться о побывавших в воде, переодеть в сухую одежду и дать много подогретого вина.
Ханша забрала сына и, покрывая тело малыша горячими поцелуями, унесла в свои покои. Скоро привели лекарей к царевичу, но она их сразу отправила к рабыням, приказав вылечить их. Малыша же своего принялась лечить сама, натерла его тельце пшеничным араком36. Потом она укутала его ситцем, а сверху толстым шерстяным платком. Но малыш так горько плакал, что она сочла за лучшее раскутать его. Плачь стал слабее и сам он начал пытаться подняться на ноги. Мать помогла ему встать и даже отпустила ручонки. Малыш, как ни странно, стоял на ножках крепче, чем раньше. Потом он стал показывать маме на окно. Она взяла его на руки и понесла по коридорам дворца. Потому как малыш все время показывал на улицу, через застекленные окна, она вынесла его на террасу и долго гуляла с ним по тенистой стороне, подставляя голое тельце малыша прохладному весеннему ветерку. Умахан вскоре успокоился и уснул прямо на руках. И уже вечером малыш засопливил, стал кашлять и немного капризничать.
