Ольга Гурьян - Свидетели
Через несколько дней я получаю приказ Ла-Тремуйя сдать город бургундскому герцогу.
О нет, не так быстро!
Я не мальчишка, чтобы дали мне на недолгий срок поиграть в коменданты Компьена, а потом отняли бы игрушку и я бы послушно отдал ее. Хитрец Ла-Тремуй ведет тонкие счёты с бургиньонами, но теперь это не мои счёты и не моя выгода. И теперь доверие компьенцев мне важней, чем ваше доверие, мой сиятельный господин и благодетель, одной рукой дающий, а другой отнимающий обратно. От моих действий зависит моя будущность? Так будем же действовать осмотрительно.
Я приглашаю городских советников и других богатых и влиятельных горожан и сообщаю им о полученном приказе. Я видел, как они встречали Жанну, и предчувствую бурю. И, согласно моим ожиданиям, они гневными криками выражают свое возмущение.
— Мы верные подданные короля Карла и решились лучше погибнуть все, и с женами и с детьми, чем сдаться бургиньонам.
И теперь, когда я уверен, что компьенцы поддержат меня, я отвечаю Тремуйю, что исполнить его приказ не в моей власти.
Проходит еще немного времени, и я получаю письмо от самого Филиппа Бургундского. Он предлагает мне большую сумму денег и богатую наследницу в жены, если я сдам ему город.
Я отвечаю отказом.
Теперь, когда они испробовали прямой приказ и подкуп, им остается только осадить город и взять его силой. Вот этого я и хочу.
Защита такой крепости даст мне славу и власть большую, чем у самых доблестных капитанов. Я сплю и вижу эту осаду. Эта осада — моя будущность. Пусть, защищая город, я увижу, как мой любимый брат падет, размозженный ядром, рядом со мной на городской стене! Пусть!.. Но пока Компьен в моих руках, самому королю вместе с Ла-Тремуйем придется считаться со мной.
Итак, будем ждать осады и подготовимся к ней. Ла-Тремуй заключил с бургиньонами перемирие сроком до пасхи. За эту зиму Компьен станет неприступным.
Горожане с охотой и усердием помогают укреплять город. Даже женщины и дети принимают участие в работах. Мы очищаем рвы и исправляем их. Хитрая система затворов наполняет их водой из Оазы. В тех местах, где стены ниже или слабей, и особенно у ворот Пьерфон, где уже не однажды город брали приступом, мы укрепляем стены. Мы отливаем пушки и кулеврины и заготовляем боевые припасы. С утра до ночи слышен стук молотов, обивающих круглые каменные ядра. Весь город в дыму, и саже, и мелкой известковой пыли.
Когда Жанна осаждала Париж, она увезла у нас маленькую пушку. Всё пригодится, всё идет в счет. Я посылаю двух людей за этой пушечкой. Они находят ее и привозят обратно.
В этих приготовлениях проходит зима.
Едва кончился срок перемирия, как бургундский герцог собирает свои войска и идет на Компьен. Осада начинается двадцатого мая. Двадцать третьего Жанна узнаёт это, и после ночного марша, утром двадцать четвертого числа, она является в Компьен.
Она совсем не нужна мне. Она совсем лишняя. Она захватит мою славу. И без нее я сумею защитить Компьен. Я живу только для этой защиты.
Жанна появляется, улыбающаяся, нарядная. Никаких следов усталости после ночного похода. Рана в бедро, нанесенная ей под Парижем, давно зажила.
Она поднимается со мной на городскую стену и осматривает поле будущих действий.
Компьен на левом берегу Оазы. По ту сторону реки тянется широкая равнина, и по ней проходит дорога на Север. На горизонте три колокольни: в Марньи, в Клероа в верховье Оазы, и в Венетте. Там англичане, а бургиньоны — в Марньи и Клероа.
Первая наша защита со стороны врага, редут во главе моста у начала дороги, идущей через равнину. Жанна договаривается со мной расположить лучников на фронте и флангах редута, чтобы англичане не могли отрезать отступление. И также приготовить на реке лодки в достаточном количестве, чтобы могли принять пехоту в случае возвратного движения.
Я иду отдать необходимые распоряжения. По дороге я отзываю в сторону несколько солдат, которым я могу довериться, умных ребят, понимающих меня с полуслова. Я говорю им:
— Кто знает, что может случиться? Со стороны англичан возможна диверсия. Как бы они не напали с тыла, и тогда все наши предосторожности окажутся бесполезны для задних рядов. Как бы люди не разбежались...— и подмигиваю им.
— Это так,— говорят они и тоже подмигивают.— Все возможно. Могут испугаться и побежать.
— Как бы не побежали. Мало ли что,— повторяю я и ухожу.
Все приготовления закончены ко всеобщему удовлетворению. Я выполнил приказ Жанны, и ей, и тем, кто с ней, не в чем упрекнуть меня. Но я также подготовил исполнение желаний Ла-Тремуйя и архиепископа Реньо.
Какие отчаянные, безумно откровенные письма писал мне Реньо: «Было бы величайшим благодеянием для страны избавить нас от этой авантюристки, угрожающей власти церкви и трона и привилегиям благородных капитанов...», «Следует все обдумать заранее и с величайшей тщательностью...», «Ее невозможно прикончить ни в бою, ни в засаде. Ее боготворят и не дадут ее тронуть...», «Англичане решатся взять ее, только если выдать ее им связанной по рукам и ногам,— так они боятся ее колдовства...», «Надо все приготовить...».
Что же, все приготовлено.
Пять часов вечера, солнце еще высоко. Жанна со своим войском выезжает в ворота Компьена, через мост и на дорогу в Марньи.
Я подымаюсь на стену. Отсюда мне видно всю равнину. Ни одно движение войск не может ускользнуть от моих глаз.
Проходив час. Жанна занимает Марньи врасплох, без боя.
И вдруг я вижу, как бургиньоны выступают из Клероа и англичане выходят из Венетты. Они окружают войско Жанны.
И сразу же последние ряды ее солдат бегут в панике. Они стараются спасти свою драгоценную жизнь и увлекают за собой других. Одни бросаются к лодкам, другие к барьеру редута. Англичане преследуют их, и морды английских коней упираются в спины беглецов.
Сотни лодок, сорок больших барок принимают этих трусов и переправляют их в город. И я не разрешаю стрелять ни лучникам, ни кулевринам, чтобы не попасть в своих.
Жанна отрезана. Её и горстку её людей окружили со всех сторон.
О конечно, я мог бы спасти ее. Я мог бы, предоставив защиту стен горожанам, вывести всех моих солдат из города, и сто гребных лодок в пять минут перевезли бы пятьсот человек. Но вместо этого я кричу:
— Поднимите мост! Закройте ворота! Не дадим англичанам войти в город!
И я вижу, как бургундский солдат хватает Жанну за край ее вышитого плаща и сбрасывает ее с коня. В ста шагах от моста, в расстоянии голоса от лодок на реке.
Все кончено.
Жанна в плену, и больше мне не опасна. Больше она не опасна ни Тремуйю, ни архиепископу Реньо. Больше она не опасна этим достойным виселицы беглецам, которых я спас. Больше она не опасна англичанам.
Теперь начнётся осада Компьена, но крепость неприступна, и они не возьмут ее.
И теперь меня ждет великая награда, и теперь я возьму в жены богатую наследницу, и буду первым среди военачальников, и король будет бояться меня.
Так я думал тогда и верил, что все исполнится. И все исполнилось. А потом эта жена, богатая и знатная дама, в темноте ночи зарезала меня в моей постели.
Но это было потом и не очень скоро.
Глава четвертая
ГОВОРИТ ЖАННА
ЛЮКСЕМБУРГСКАЯ
Я — высокородная и могущественная госпожа Жанна Люксембургская, графиня Линьи в Барруа и двадцать седьмая графиня Сэн-Пол в Артуа.
Будучи в преклонных летах, решила я покинуть свое постоянное местопребывание в королевском замке Фекан и посетить в его замке Боревуар моего племянника, Жана Люксембургского, графа Сэн-Пол, которого я сердечно любила и намеревалась сделать моим наследником.
В этом путешествии меня сопровождали супруга графа Жанна де Бетюн и ее дочь от первого брака Жанна де Бар.
Мы прибыли в Боревуар в начале августа. Погода была самая благоприятная, и густой лес, окружающий замок, еще не потерял своей листвы. Я ежедневно могла совершать недалекие прогулки, опираясь на руку моей племянницы или ее дочери.
Через несколько дней после моего приезда я узнала, что в сторожевой башне, обычном пределе моих прогулок, заключена пленница, и не кто иная, как Жанна, Орлеанская дева. При этом известии я почувствовала сильнейшее душевное волнение и тотчас потребовала, чтобы меня отвели к ней.
Моя племянница и ее дочь пытались меня отговорить, ссылаясь на то, что башня находится на холме и придется подниматься на ещё большую высоту, потому что Жанну поместили на самом верху башни, а в мои годы такое усилие нежелательно и даже опасно для здоровья.
На это я ответила, что все дошедшие до меня о Жанне слухи наполняют меня удивлением и восторгом. Что даже у греков и римлян, не говоря уже о нашем упадочном веке, не было подобной ей героини. Не только является она полководцем более мудрым и предусмотрительным, чем самые знаменитые военачальники. Не только она отважнейший солдат, не боящийся ни ран, ни смерти. Но к тому же она отличается высокой чистотой нравов, и многие считают ее святой, беседующей с небесными голосами.
